Звёздный свет

В горах Глорфинделю совсем не холодно, потому что после Хелкараксэ ему нигде не холодно. Снег снежных шапок всего лишь красивое украшение на тёмных вершинах, ветер здесь – всего лишь хороший слуга Манвэ, не дающий застояться природе и перегоняющий из внешнего мира в Гондолин небольшое, но с виду сердитое кучевое облако. Эльф понадеялся, что его снесёт к востоку: самому городу вода с неба без надобности, но вот посевам с той стороны долины не помешает немного дождя. Тем более что туча не отдала влагу горам в виде снегопада. В боку закололо. Рана ещё не успела до конца зажить, а опыта северных льдов у неё не было. Глорфиндель запахнулся поплотнее в плащ, вжал голову в плечи и издали казался нахохлившейся птицей. Хотя эльф надеялся, что издали его не видно. Обычно увидеть и некому. Самый дальний пост – и самый защищённый снаружи острыми скалами: здесь невозможно было проникнуть в долину незаметно, и даже орлы гнездились в более уютных для их птенцов местах. Небольшая каменная сторожка редко принимала гостей, особенно глав Домов, но Глорфиндель слишком не любил безделье на койке у лекарей и выпросил отправить его куда-нибудь. Вот Тургон и отправил. В самое, должно быть, пустынное и тут-ничего-никогда-не-происходит место. Точнее, не происходило. Молодые эльфы звонко смеялись, уверенные, что их некому услышать – детишки. Глорфиндель вжался в свою нишу, и что-то нашёптывало ему отвернуться, но он упрямо сидел так. Идриль и Маэглин вернулись в его поле зрения, заключили друг друга в неловкие объятья и бухнулись в сугроб. Идриль и Маэглин. Дочь короля и племянник короля. А ведь весь Гондолин всё ещё неодобрительно шепчется о том, как ей неприятно внимание близкого родственника, хотя после Нирнаэт Арноэдиад поутихло, когда Маэглин с холодной расчётливостью защищал короля, будучи сам с ног до головы в крови. Теперь мало кто смел болтать, а те, кто смел… Наивные. «Близкий родственник» легко обнял ту, которой по воле Эру отдал сердце, как только впервые увидел; Идриль болтала ногами, обутыми в тяжёлые сапоги с неженской чужой ноги. Не боясь холода, они покатились по земле. «Вымокнут и свалятся куда-нибудь», - совершенно спокойно подумал Глорфиндель. Ему ж всего двести, если не меньше. Ей – пятьсот, кажется, ведь нельзя сказать, сколько нынешних годов прожила она в Валиноре. Дети, малые дети. Оба. Улыбаются, носами трутся, целуются невинно и влюблённо. Наверное, прав был кто-то из нетрезвых знакомых или мудрых в Амане, говоря, что любовь не появляется просто так. К чему-то да приводит. К детям, к браку, к гибели. А в долине Тумладен это привело к тайне, потому что Глорфиндель и под страхом смерти их не раскроет. Эльф даже не знал, почему. Идриль – родня и принцесса, но совсем не близкая ему. Маэглин и вовсе чужой. По-хорошему, он мог бы зажечь фитиль горелки и бросить её в просмолённые дрова сигнального костра, и через пару часов Тургон бы уже забыл о том, что, вообще-то, костёр тут не для этого стоит. Идриль так будет лучше. А Маэглин… Маэглин. Этим всё сказано. Но Глорфиндель не мог – физически. Это казалось святотатством. Их нежность, их любовь – расцветшая там, где не могла расцвести; в этом было что-то от Эру, что-то от великих айнур. Словно неизвестные никому тайные супруги валар, спустившиеся со звёздного неба; словно звёзды и тьма – с этого самого неба, словно весь мир не должен был им мешать. Если бы Манвэ воплотился королевой, а Варда – королём, то Глорфиндель бы подумал, что видит их. Ему приходилось занимать голову другим. Например, что на их маленькой Итарильдэ слишком лёгкое платье, которое быстро вымокнет, и эльфийка начнёт мёрзнуть. Или что Маэглину стоит быть поосторожней и ступать на снег, как полагается, а не так – проваливаясь по пояс и колени, что вызывало у Идриль смешинки. Кто б ещё тут слышал голос разума. Глорфиндель вот не слышал. Сидит же тут, как на насесте, и помалкивает. Эльф понадеялся, что они всё же замёрзнут. Тогда хотя бы куда-нибудь уйдут. Стоит узнать секрет, так это сразу же перестаёт им быть. Глорфиндель устал уже удивляться себе: и как он раньше не замечал? Но он не переставал поражаться остальным: а почему вы все такие слепые?! Эльф ловил себя на смутном желании остановиться на королевской площади и прокричать во всю силу голоса: «Вы тут совсем все с ума сошли?!» Холодность Идриль наиграна на грани пародии. Её взгляды, её жест, которым она смахивала волосы за спину, как бы показывая, как ей всё равно на присутствие Маэглина – всё показное, фальшивое. Принцесса играла на публику, и публика купилась; а потом Идриль, должно быть, обсуждает с Маэглином, как это забавно. Все украшения Идриль сделаны Маэглином. Глорфиндель подсчитал – издали: все, до единого, по последней искры лазурита в сложном цепочном плетении на волосах во время праздника. И эльф точно знал, что это его рук работа, так как дарил он открыто, гордо задирая нос, а Идриль принимала – неохотно с виду, чтоб не обижать. Никого не смущало, что Маэглин откуда-то отлично знает размер тонкого девичьего мизинца под колечко. Не сама Идриль же вложила ладонь в его огрубевшие худые руки, давая касаться нежной кожи… Глорфиндель мотнул головой. Не туда мысли пошли. Ослепительно светлый город Гондолин, Ондолиндэ на родном, в память о Тирионе, город городов в Средиземье… Город вселенских тугодумов. Эльф мог бы обманываться. Мог говорить себе, что обознался там, в горах. Но один раз он увидел, что после полуночи Идриль не во дворце под крылом Тургона, где ей положено быть, а на скамье в саду, и Маэглин у её босых ног, и держит их в руках, как самое ценное сокровище; принцесса улыбалась смущённо, но ох как довольна была. Второй же раз они с каменными лицами держались под столом за руки. А этим окрылённым детям стоило бы быть поосторожней. Или Глорфинделю – спокойней? По-хорошему, у него нет причин за них переживать, как и нет права осуждать. Давно он слышал от людей слова, что сначала надо бревно в своём глазу увидеть. У кого бревно. У него целый лес. - Что-то не так? - Всё в порядке. Голос Эктелиона прохладный, а когда хорошее настроение – журчащий, словно вода в его фонтанах. Правда, он мало говорил: мало спрашивал, мало рассказывал. Будь у Глорфинделя воля, он бы заболтал его до полусмерти, выспрашивая имена родителей, есть ли братья и сёстры, хотел бы, оставил ли жену, как многие, в Валиноре, нравится ли ему тут и что не нравится, что он любит есть вечером, а что – утром, и ещё много-много других важных вещей. Но это ему важных, хотя и местами глупых. А молчаливый Эктелион начнёт раздражаться, хоть и ничем это не выкажет. Владыка Фонтанов был почти полной его противоположностью. Общий язык они находили только в бою, там же стали почти друзьями. Плохой способ. Эктелион взял флейту. Глорфиндель тихо выдохнул. В свете нежданной тягости не своих тайн – самое нужное. Как только эльф поднёс к губам инструмент, Глорфиндель закинул руки за голову и глубоко вдохнул прохладный воздух чужих покоев. Эльф бы предпочёл, чтобы Эктелион не полусидел на подоконнике. Лучше рядом. Лучше, должно быть, вообще лёжа. Эктелион выводил нечто новое. Растворяясь в звуках, Глорфиндель не чувствовал прохладного спокойствия: то тут, то там появлялись весело-игривые нотки и переливы, лёгкие тона, словно порхания крыльев бабочек, а сама мелодия напоминала о юности в Валиноре, когда ещё Турукано, а не Тургон с придыханием и восхищением сравнивал одну ваниарку по красе с Вардой. Флейта пела о тепле и лете, о травах и земляничном соке, - о всём том, о чём не думают мудрейшие, но из чего можно соткать счастье собственной жизни. Глорфиндель не задал ни одного вопроса, пока Эктелион не закончил, а каждый отзвук – не стих в высоких стенах. Эльф открыл глаза и – ух ты – Владыка Фонтанов мечтательно и призрачно улыбался. - Это на тебя не похоже… - честно признался Глорфиндель. - Знаю. Понравилось? Эльф кивнул. Впрочем, ему нравилось почти всё, связанное с Эктелионом. От холодных фонтанов до предпочтения мрачноватого тёмно-синего другим цветам. Сердце аккуратно затыкало его собственное мнение по всем вопросам. Глорфиндель и не оспаривал. - Ты раньше не играл подобного. Эктелион подобрал босую ногу под себя, другой – болтал вперёд-назад, свесив с подоконника внутрь комнаты. Лёгкая флейта в его руках ловила лунные отблески. - Меня вдохновила одна пара. Представляешь, устроили себе свидание у фонтана, а потом удумали в нём купаться, - Эктелион покачал головой. Глорфиндель фыркнул. - И как же ты отреагировал на такое святотатство? - Да пусть себе радуются. В городе стали появляться дети – значит, всё хорошо. В любви нет стыда, а глупости все делают. «Нет стыда, как же», - мог бы сказать Глорфиндель. Но промолчал. Хотя страшно стыдился. - Хотя мне показалось, что это была Идриль. Ты бы помешал? - Итарильдэ?! Внутри всё похолодело. О нет. Нет-нет-нет… - Идриль, - твёрдо произнёс Эктелион. – Она принцесса и живущих здесь синдар, не забывай. Но Глорфиндель уже забыл и про синдар, и про языки. Ни на квенья, ни на синдарине не нашлось бы нужных слов, так как если Эктелион не ошибся, то он хотя бы не знал, с кем была любимая дочь Тургона. И Глорфиндель – знал! А потому резко вскочил и спустя мгновение прыгал на одной ноге, натягивая не слушающийся сапог. Эльф понимал его, этот сапог: он должен был спокойно пролежать на полу в покоях Эктелиона до самого утра, пока бы его хозяин слушал мелодии на флейте и уснул под них же. Вместо этого им надо разбираться с одной занозой в заднице ради сохранения задниц этих же заноз. - Тебе стоит фильтровать свою речь, - заметил Эктелион, у которого был прохладно-заинтересованный вид. - Я разве сказал это вслух? – спросил Глорфиндель, прыгая уже на другой ноге. - Ты громко подумал, - он поморщился. – Слишком громко. Мысленно Глорфиндель добавил ещё несколько слов. Лучше бы Эктелион, который каким-то чудом остался утончённым после всего, через что прошли нолдор, этого не слышал, а то ещё от людей нахватался. Люди, помнится, всегда знали, как и что сказать, чтобы сразу понятно. А ещё не лезли в голову аккуратным и совершенно неощутимым осанвэ. Глорфиндель надеялся, что ничего лишнего всё же не показал. - Проблемы? - Забыл кое-что, срочно надо бежать, не жди меня, - скороговоркой выпалил эльф и спешно вылетел вон. Почему-то он был уверен, что Эктелион его и так бы не ждал. Но это он так. Для себя. На самом деле это не настолько плохо. Не настолько срочно. Однако если оставить это как есть хотя бы до завтрашнего дня, то навязчивый зуд всё равно не даст спокойно спать. Идриль очень повезёт оказаться дома, в постели, где ей и полагается. Но обычно влюблённые не делают то, что им полагается. Особенно если это требование заботливого родителя. Тургон чересчур не внимателен, верно? Глорфиндель быстро их нашёл, так как нетрудно обнаружить тех, кто не прятался. Звёзды светят всем сердцам, но если тайна – ищи по укромным уголкам. Особенно если носишься по знакомому городу и сбиваешь нередких сумеречных эльфов с ног. Это уже перебор. Маэглин нёс её на руках. Наверное, ему не тяжело – Идриль тонкая, лёгкая, а он привык к работе в мастерской с детства: в этом кровь народа матери, хотя талант, говорят, в отца. Белыми в темноте руками их принцесса обвивала его за шею и зябко поджимала пальцы ног. Когда она потянулась шепнуть отрешённо-спокойному Маэглину что-то на ухо, Глорфиндель резко решил, что стоит отвернуться. А то неприлично как-то подсматривать. Но подобным мимолётным мыслям эльф не доверял. Поэтому, приняв невозмутимый вид, вышел им прямо навстречу. Идриль – кажется, возможно – побледнела. Маэглин скопировал его невозмутимый вид, и вышло куда хуже. Однако его всегда отличала нечитаемая мимика. Синдарская особенность? Посмотрев прям в глаза Глорфинделю, Маэглин заявил: - Идриль ногу подвернула. - Вот прям так? - Да, - а это уже Идриль. Очень тихо. - Бывает, - простодушно кивнул Глорфиндель, не до конца продумав тактику своих действий. – А ну-ка, пошли. - Куда? - Мой дом ближе. Так что – пошли. Как ни странно, эльф даже не лукавил. Каким-то чудом его дом был всего через две улицы. Идриль из рук Маэглина он не забрал. Маэглин сидел на постели и смотрел в свои колени. Идриль сидела на постели и смотрела в пол, теребя подол платья. Глорфиндель сидел напротив двух молодых эльфов на своей постели и пытался придумать, что с ними делать. Потому что попытки солгать Итарильдэ оборвала сразу. - Ну и что мне с вами делать? Оба вздохнули. - Не говори отцу, дядя Глорфиндель. Маэглин вытаращился. А эльф хмыкнул: будучи маленькой, эльфийка плохо разбиралась в родственных связях, и стала называть его дядей. Так и прилипло. Знает же, хитрая, что ему трудно с ней спорить в такие моменты. - Я тебе не дядя, - отмахнулся Глорфиндель. – Но не скажу. Облегченный вздох у них вышел синхронным. - Я не хочу знать – как. Я хочу знать – как давно. Глорфиндель посмотрел на Идриль. С Маэглином разберётся позже. - После Нирнаэт Арноэдиад, - отозвалась она. Так же тихо. Эльф цокнул языком. - Ну ладно он, ему по голове могло ударить, хотя он изначально в тебя по самые уши, но ты-то вроде на него внимания не обращала? - Да я!.. - Твоё ли это дело? – шикнул Маэглин, приподнявшись. Идриль схватила его за локоть и резко заставила усесться обратно. То-то. В королевы бы ей, а Тургону на заслуженный покой. - Не моё. И было б дальше не моим, если бы вы проявляли хоть немного больше осторожности. Ведь ваше поведение сегодня – это очень осторожно. Совершенно никто не заметит. Глорфиндель не любил сарказм. Глорфиндель любил говорить прямо, хотя в обоих случаях ловил себя на том, что когда-то он умел говорить витиевато-изящно, как Эктелион. Разучился. Зато доходчиво, вон как головы в плечи втянули. - Но я правда ногу подвернула, - вдруг тихо и виновато произнесла Идриль и подтянула подол платья, демонстрируя ступню. – Вот, болит. Худенькая щиколотка эльфийки оказалась опухшей. Глорфиндель вздохнул, решив не объяснять разницу между «помочь дойти до дома, придерживая» и «подхватить на руки оберегаемую от всего и вся принцессу». - Дай гляну. Давно? - Час назад где-то… Идриль подтянула подол ещё выше и протянула ногу. Эльф осторожно ощупал, порадовавшись, что синяка пока нет: вряд ли что-то серьёзное. Почему-то ему остро не хотелось спрашивать, как так вышло, тем более что от испепеляющего взгляда Маэглина волосы на загривке дыбом вставали. - Дома будешь – холод приложи. А вообще, к лекарям заверни, у тебя к утру ничего уже не будет. И обувь носи. Эльфийка покачала головой. - Я домой лучше, - она улыбнулась. – А с обувью я эпессе потеряю, дядя Глорфиндель. - Ну-ну, эпессе она бережёт, - буркнул Глорфиндель и поднялся. – Пойдём, найду кого, чтобы тебя всё же проводили. - А как же… - она обернулась на Маэглина. - Да не съем я его. Чуть позже своей дорогой пойдёт. Идриль явно не поверила. По коридору они шли молча и тихо. - Дядя Глорфиндель, я могу объяснить! – не выдержала в итоге эльфийка и обернулась к нему, охнув из-за того, что на больную ногу наступила. - Не шуми. Чего тут объяснять? Любовь только Эру объяснить может, не дурак же я… - она вспыхнула. – Не узнает никто, не бойся, - ласково. Глорфиндель протянул руку и полузабытым жестом из детства Идриль потрепал её по золотистым волосам: как у её матери, как у него. Нежности народа ваньяр в ней всегда было много. Но когда она его крепко обняла, Глорфиндель – на голову выше и способный, наверное, почти сомкнуть ладони на тоненькой талии, растерялся. Маэглин сохранял непроницаемое выражение лица и, кажется, не дышал даже. Легко коснувшись его осанвэ, Глорфиндель наткнулся на непроницаемую стену. А говорят, синдар хуже в управлении своим сознанием: может, создавать связи так свободно, как у нолдор, и не у всех получается, но ломиться сквозь такую защиту – как пытаться кинжалом открыть все семь врат Гондолина одновременно. Глорфиндель запер дверь изнутри. - Тургону не скажу, так уж и быть. Ему хватает горестей с родственниками и без вас. - Казнит, если узнает? – презрительно. - Обойдёшься, - весело. - Но Идриль свою точно не увидишь ещё пару столетий или дольше. Не надейся, что это воспримут не как искажение. - А ты что тогда? – почти шипит. И чего иглы выпускать, не нападает же никто. - А я сам искажённый, - мирно заявил Глорфиндель. Маэглин не понял и немного растерялся. Эльф напомнил себе, что сидящему перед ним юноше нет и двух столетий. Ему вдруг некстати вспомнилось, что Феанор взял в жёны Нерданель не настолько уж позже. Глорфиндель взял кувшин с вином и лениво плеснул полкубка. После чего подошёл и сунул этот кубок Маэглину в руки. Судя по его виду, эльф не сомневался, что там смертельный яд. - Ну, давай, - сказал Глорфиндель, усаживаясь напротив него. – Рассказывай. Маэглин не спорил. Молча он изучал вино – на вид и на запах, глотнул осторожно. Внезапно, запрокинув голову, он сделал несколько крупных глотков, залпом. А потом взял и выложил всё. Flashback Они вернулись – но не все, потому что с войн все не возвращаются. Идриль тревожно искала знакомые лица: вон Глорфиндель с перевязкой, но живой, улыбается солнечно, вон отец – тоже оглядывается, ищет её, и хлопает по плечу какого-то полузнакомого эльфа. С тёмными глазами и чёрными волосами. Маэглина. Еле державшегося на ногах, смертельно-бледного Маэглина, который из гордости, должно быть, определённо прятал какие-то ранения. Идриль едва сама не пошатнулась. Чёткое осознание, что он мог умереть, осенило её. Это слишком. Так нельзя, так не может быть – скрывать всё дальше. Противиться этому легче, когда всё в защите стен родного города, в окружении высоких гор, но теперь… Маэглин посмотрел на неё, и их взгляды встретились. Часто в его глазах Идриль видела восхищение, часто – чёрную страсть, ещё чаще и не сразу – целые калейдоскопы других миров и сияния, которые не существовали в природе. Теперь там была только обречённая усталость и боль. Вполне себе физическая. Или нет? Маэглин пропал, как только Тургон её заметил. Идриль вынужденно давила радостную улыбку, сгорая от стыда, ведь её мысли заняты были не только вернувшимся живым отцом; искренность появилась только в её слезах, после печального известия о страшной гибели Финдекано, которого они оба любили. Но спустя два часа Идриль исчезла для всего Гондолина. В суете она легко пробралась в сторону владений Дома Крота: самых дальних, самых тихих, одни синдар. Удивлённо редкие возвращавшиеся по домам от целителей воины смотрели на бежавшую по улицам принцессу, но молчали, так как здешним жителям было всё равно на принцессу нолдор. Им и на Тургона всё равно, не за Тургоном шли. За Маэглином. Идриль не удивилась, обнаружив его одного за незапертой дверью. Эльф крепко спал, только нагрудник сбросив. Его грудь перетягивала побуревшая тряпица, которую некому было сменить. У него, вообще-то, не было причин не дойти до лекарей. А у неё, по идее, не должно было найтись причин остаться. Но она нашла целых две. Маэглин её двоюродный брат. И Маэглина она полюбила почти сразу и слишком устала притворяться, что это не так. The end of flashback - Я тогда как проснулся… - лениво говорил Маэглин, и не пытаясь соблюдать какую-либо хронологию повествования: он перескакивал от одного ярчайшего воспоминания в своей жизни к другому. – Так гляжу – она рядом спит. - И чего? - Думал, что не проснулся. - Жуть-то какая… Глорфиндель проникся. Эльф собирался оставаться совершенно беспристрастным, но невнятный, с кучей белых пятен утайки совсем личного и чёрных клякс тоски, взял за живое, а возможно, сам факт, что невозможно скрытный Маэглин ему это рассказал. И чем дальше Глорфиндель слушал, тем лучше понимал почему: он не мог держать это в себе. Самое лучшее, о чём он мечтал, исполнилось, самая прекрасная женщина в его мире ответила ему взаимностью, какой он никогда не ждал, - всё это совсем не сделало Маэглина чем-то лучше, но дало ему крохотный алмаз в душу, личный живой Сильмарилл, который мучительно было скрывать. Счастливый финал личного проклятья. Маэглин им буквально лучился, во все стороны. Привыкнув к его мрачности, Глорфиндель плохо воспринимал это. К тому же, он совсем немножко завидовал. Так, чуть-чуть. Но это просто кувшин с вином давно опустел, а оно было хорошим, креплёным. К счастью, Маэглин почти не притрагивался. Пищи для размышлений накопилось немало, но анализировать всё это ни на секунду не хотелось. - Вот что я тебе скажу, Маэглин, - задумчиво поискал слова Глорфиндель. – Не надо меня обманывать, не надо даже пытаться. Мне известно, как ты относишься к большинству нолдор, ко мне, к этому городу… Всё нормально, - эльф поднял руку, заметив, что Маэглин уже открыл рот, чтобы оправдаться; Эру, зачем это, ведь видно, что ему тут не по нраву. – Но Идриль – не обижай, понял? Узнаю если… мне продолжать? - Нет, - пауза. – Мой отец мать не обижал. Никогда. Глорфиндель вздрогнул. Мрачной тайной были окутаны отношения родителей Маэглина, учитывая, чем они закончились. Тургон был убеждён, что Эол её пленил, а Глорфиндель сомневался, что гордую Ириссэ реально заставить что-то делать против её жёсткой воли и желаний. - Что же он делал? – шёпотом спросил эльф. - Любил? – Маэглин пожал плечами. – Не знаю. Тут у вас это так не называют. У вас. У нас. Делит, мальчишка, делит: я – они, я – этот город нолдор, я такой, они – другие. Неправильно это, но не сейчас с ним спорить. - Отец рассказывал, что мама западное божество. Как Мелиан в Дориате, - он равнодушно пожал плечами. – Вот он и не хотел никому её показывать и отдавать обратно. Считал своей, и меня – тоже. Глорфиндель поморщился от внутреннего отторжения таких отношений. Это не должно быть так, супруги друг другу – не вещи, чтобы обладать. Но эльф не мог сказать, что совсем его не понял. Были в Гондолине одни мягкие шёлковые волосы цвета ночи, одни изящные даже после меча руки, одни стальные серые глаза, полные ледяного холода глубинных горных источников…. Тургон глубоко слеп, считая, что в Гондолине нет искажения. Цветёт и пахнет, ярко, как звёзды на небе. Кажется, так же прекрасно. - Ступай, - сказал Глорфиндель, так как Маэглин, кажется, ждал его разрешения. – Дойдёшь? – осторожно. Маэглин встал, на мгновение потерял равновесие, но остался на ногах и кивнул. Молодец, крепкий, дойдёт. - Осторожней, Ломион. Наверное, Глорфинделю только показалось, что плечи сына ночи напряглись от этих слов. Потому что с языка сорвалось совершенно не нарочно. Теперь-то точно до дома доберётся. А мирно принявший забывшуюся парочку хозяин будет рад лечь спать без всего лишнего. Детишки его послушались, стали прятаться лучше. В каких местах, в каких тайных полянах в садах – Глорфиндель не ведал, но раз он не видит, то уж и остальные тоже, так как эльф иногда устраивал целенаправленные поиски. Никого. Маэглин и Идриль научились проваливаться сквозь землю прямо до древних горнов самого Ауле. Вот и хорошо. Отдельно же всё было по-прежнему. На публику они играть перестали, и делали всё более спокойно: принцесса просто не смотрела в сторону своего избранника, занимая голову чем-то иным, а Маэглин вдруг стал проводить время с некоторыми молодыми синдар. Друзья – вряд ли, но ему и собеседники полезны. Глорфиндель был доволен собой, пока не увидел на указательном пальце Идриль тоненький серебряный ободок. Ничего такого, многие эльфийки носили кольца, хотя он не замечал за эльфийкой любви к кольцам, даже девы нолдор носили на указательном пальце что угодно до создания союза. И всё же Глорфиндель на следующем совете глав Домов посмотрел на Маэглина. На его указательном пальце тоже сверкало светлым, звёздным. Ой, дурак… Не Маэглин, конечно. Маэглин вообще оказался удивительно добропорядочным. Но Тургон – дурак, сидит и радуется, что напряжение между его племянником и дочерью исчезло. Король лично советовался о чём-то с эльфом, кажется, насчёт дополнительного укрепления стальных ворот, и даже называл Ломионом. Маэглин прохладно, но терпеливо объяснял все нюансы. Обручальное колечко всё сверкало. Эктелион подошёл к Глорфинделю абсолютно бесшумно. - Что с тобой? Ты сам не свой. - Не понимаю, о чём ты. Владыка Фонтанов осторожно коснулся его локтя, затем предплечья и тыльной стороны ладони, и только тогда Глорфиндель заметил, что сжимает руку в кулак. От пальцев Эктелиона растекалась живительная прохлада, и только благодаря ей удалось расслабиться. - Я не знал, что ты целитель… - уклончиво произнёс Глорфиндель, так как не смог бы объяснить, что с ним. Даже себе. У него не было причин реагировать так на Маэглина и Идриль, которые так неприкрыто показывали ему свой союз. - Я решил научиться чему-то новому, но девы меня не жалуют. Говорят, лечат теплом, а я… - У тебя отлично получается. - Думаешь? Спасибо. Но Глорфиндель совсем не об этом думал. В его голову вдруг пришло, что можно было б взять Эктелиона за руку и протащить по всем тем местам, где Идриль с Маэглином прячутся, лишь бы разминуться. Конечно, один он их не нашёл. Но с Эктелионом – точно справится. Маэглин снова сидел у него в комнате, и Маэглину явно не нравилось, что на него смотрят как на нашкодившего мальчишку. Зато эльф определённо понимал, что он здесь делает. - Ты же знаешь, почему я тебя притащил? - Заметил? - Да! - А нельзя? Глорфиндель не нашёлся с ответом. Возможно, ему хотелось думать, что у них всё не так серьёзно: просто двое юных эльфов вскружили друг другу головы… До серебряных колец в таких случаях не доходит. Близкая кровь, родная кровь. Никто не благословит их брак, но Глорфиндель не помнил случаев, чтобы за серебряным кольцом не шло золотое. Ни одного. - Мифрильные, что ли? – рассеянно спросил плохо разбирающийся в металлах Глорфиндель. - Да. - Где брал? - С собой было, от отца. Давно лежал, ему кто-то из гномов передал, - равнодушно. – Золото лучше. - Неужели? Даже гномы признавали преимущества мифрила перед чем-либо иным. Зато сын Эола носил на поясе меч из чёрной галворна даже в мирное время. Глорфиндель сомневался в его словах: ни золота, ни серебра, ни других драгоценных металлов Маэглин не ценил. Только сталь, из которых возвёл Гондолину седьмые врата. Однако случилось кое-что, заставившее эльфа забыть обо всём. Маэглин сунул руку за пазуху и, вытащив небольшой мешочек, потянул за его завязки. Как во сне Глорфиндель увидел два тонких кольца – одно побольше, другое поменьше - с удивительно тонкой вязью символов, среди которых нежные вытянутые листья переплетались с надписью на общих письменах, читать которые не следовало никому постороннему; необычные они были, как и тот, кто их сделал, так как обычно для подобных целей стремились к простоте. Но не Маэглин. Маэглин чувствовал себя ни за что благословлённым. А Глорфиндель всё же мог отличить белое золото от серебра. - Ты… - Я добавил платину, а не серебро, - спокойно отчитался Маэглин. - Идриль объяснила, что серебряные только первые кольца. - Вы об этом говорили заранее? - Я расспрашивал об обычаях вашего народа. Ей это важно. «А тебе – определённо всё равно». Но Маэглин всё равно молодец. И кольца ковал вряд ли с первой попытки, так как таланта к подобным украшениям за ним никто не замечал. Или он мог его беречь для нежно любимой Идриль? Мог ли дар проснуться от её благосклонного взгляда, от того, что она приняла первый дар, серебряный? Идриль Келебриндаль помолвлена с собственным двоюродным братом – тайно, добровольно и счастливо. Песню их сердец Глорфиндель отлично слышал, находясь наедине только с Маэглином: теперь у них один тон, одна музыка. Бедный Турукано, он слишком любит свою Итарильдэ. - Это подойдёт? – вдруг тихо-тихо прозвучал голос Маэглина, из-за чего маска его треснула, обнажив что-то хрупкое, страшащееся всё разрушить и не до конца верящее в то, что происходит фэа эльфа. Глорфинделя затопило спокойным теплом до самой макушки. Возможно, ответственность за этих детей его больше не будет тяготить – пора уже принять её и спокойно нести. - Да, всё в порядке. Они прекрасны, и ты всё сделал правильно. - А когда… - Через год. Можно и дольше. Маэглин задумчиво посмотрел на кольца, после чего бережно убрал их обратно в мешочек. - Нет. Год и без того долго, - он поднялся. – Я бы хотел её в жёны уже сейчас. В Гондолине годы летели, как день. Климат оставался не жарким, но постоянным, спокойным: горы берегли долину Тумладен от северного холода, от жара солнца и от той жёсткой смены сезонов, которая царила в Неврасте. К тому же, здесь не было смертных людей, чтобы смотреть на них и считать прошедшие дни. Возводя город в память Тириону, Тургон принёс сюда нечто, что могло существовать лишь в Валиноре – неощутимость времени. Многие синдар, жмурящиеся на белоснежность города, только за это его и любили. Глорфиндель тоже оценил эту черту. Сколько бы он ни присматривался к Маэглину и Идриль, никаких изменений не замечал, а на руках блестели серебряные кольца. Что бы не послужило им задержкой, эльф не считал её плохой: порой влюблённым нужно больше времени, и хорошо потянуть период нежности. Брак – это уже когда друг друга без слов понимать научатся. Да и плохо супругам жить отдельно друг от друга. Возможно, оба понимали это, и потому не сливали свои пути в единую дорогу в мире. Раны Гондолина сглаживались. Пока страдал внешний мир после потерь и не кончались там слёзы, здесь пришёл конец слёзам. Тургон окончательно снял траур по Финдекано, но полюбил вспоминать былое – забытое, несбывшееся иногда… - И почему я отпустил Ириссэ? Ты не помнишь, почему? Пред ними расстилалась долина в весеннем цвету, но с гор тянуло холодом: Тургону хотелось побыть почти одному, и в настоящем одиночестве он лишь почтил память отца у его могилы. Под их ногами хрустел лёгкий мокрый снег, который растает на склонах всего через пару часов; над головой проносились тени юных орлов – хороший знак. Глорфиндель шёл, отставая на полшага, как и подобает рядом с королём: он не метил в равные Тургону, как бы на этом порой ни настаивал он сам. Однако сейчас король Гондолина этого не замечал – ему и без подобных мелочей понадобилось немало времени, чтобы пережить личное горе. Разговаривали на квенья, непривычно и странно. - Это была её судьба. Не кори себя. - О нет, что ты. Не могу корить – это значило бы опорочить Ломиона. А он, по крайней мере, предан мне. «Не тебе, - мог бы сказать Глорфиндель. – Только Идриль». Но, разумеется, не сказал. - Ты заметил? - Заметил что? - Ломион здесь, кажется, прижился, - Тургон сложил руки за спиной и улыбнулся уголками губ. – Конечно, с нолдор не водит особой дружбы, но и не ссорится. Его Дом его уважает, талант есть, место своё обрёл… - Он изменился ещё со времён Битвы, - почти честно произнёс Глорфиндель. Не в городе дело. Не в синдар или нолдор, не в Доме или признанном всеми сразу таланте, не в утихшей памяти о страшной гибели любимой народом Ириссэ. Только в Ней. В единственной, ответившей. Мысленно Глорфиндель до сих пор называл это чудом. А уж от Моргота или от Эру – сути не меняло, честно говоря. - Правда? Я и не замечал тогда… А сейчас с Идриль даже нормально общаются. Кажется, его странные желания изжили себя. Это к лучшему. Не изжили – сплели, слились. Не было больше для Маэглина мукой видеть дочь Тургона, так как наедине он мог касаться её стоп и целовать солнце в волосах, а потому больше не было нездорового блеска в чёрных, словно безлунная ночь, глазах. Глорфиндель покраснел от стыда. - Почему ты не заведёшь семью? – неожиданно спросил Тургон. - Я… Эльф не нашёлся с ответом. Он знал и не знал одновременно, но сказать королю столь сокровенное и неправильное было в любом случае нельзя. Тургон не настаивал, но за тему зацепился. - Я знаю, что в Неврасте ты считал, что с врагом на севере это неприемлемо, к тому же, дал клятву верности мне – не могу сказать, что поступил бы иначе на твоём месте. Но Гондолин безопасен, горы и орлы самого Манвэ стерегут нас. Опасности нет, всё спокойно, и ты сам это видишь – после свадеб стали появляться дети. - В городе много счастливых семей, - уклончиво отозвался Глорфиндель. - Так что о тебе? Это нормальный вопрос. Нормально, что Тургон его задаёт, беспокоясь и за подданного, и за друга, и за родича. Большинство ровесников Глорфинделя, а многие и моложе, одиноки не были: некоторые, прибыв в Средиземье с сыновьями и сильными и пламенными, не мудрыми, как множество оставшегося в Валиноре эльфиек, дочерями, теперь могли наблюдать, как дети женятся и заводят уже своих детей в свободном мирном Гондолине; иные нашли своё счастье среди сумеречного звёздного народа. Исключения составляли те, кто явились одни, но сердца оставили на западе. Они с Эктелионом оставались редким исключением. Впрочем, могло быть так, что Глорфиндель много не знал о Владыке Фонтанов. Может, у него жена в Валиноре. Может, его возлюбленная, женой стать не успевшая, нашла конец в бесконечных льдах. Любой из этих вариантов ранил слишком сильно притворяющегося лишь другом Глорфинделя. Задумавшись об этом, он не нашёл ничего лучшего, как сказать своему королю правду. Хотя, как с Маэглином – не полную. - Моё сердце занято, ваше величество. Но вместе мы быть не можем. Больше расспросов не было. Тургон наверняка решил, что он потерял кого-то или оставил, будто по мыслям самого Глорфинделя прочитал. Это был обычный ответ. Это стало темой, которую лучше не поднимать, чтобы не делать тоску свежее. Глорфинделю впервые за эти годы стало хуже. Эльф понял, что рано или поздно Маэглин и Идриль сыграют свадьбу, а он останется безмолвным свидетелем, как губка впитывающий всю неестественность их отношений. Глорфиндель не сможет жить с таким грузом. Идриль раскачивалась на краю бассейна, подобрав одну ногу под себя и опустив другую в холодную воду. Не скрытые собранными волосами, слегка оттопыренные уши чуть просвечивали на яркий лунный свет; царило полнолуние. Эльфийка тянула пальцы в рот, чтобы закусить ноготь, но каждый раз одёргивала себя. Глорфиндель ждал. Принцесса позвала его приказом через двух посредников, значит, что-то серьёзное. С другой стороны, у неё ещё серебряное кольцо, а Маэглин пропадает в шахтах, в буквальном смысле закопавшись в новую жилу, которая опасно вела куда-то за пределы гор Эхориат – опасно, но вряд ли этот крот докопается. - Если я выйду замуж за Ломиона, то я не смогу сказать отцу. Ну, разумеется. - У него нет отца и матери. Но у меня есть. Но он всё равно не сможет засвидетельствовать мой брак. Эльфу не нравился её полуофициальный тон, словно они чужие. Он уже догадался, к чему она клонит, но ответы и отговорки в голове до сих пор роились. Поэтому Глорфиндель сделал вид, что ничего не понимает. - Ты ходишь к Маэглину в шахты? - Иногда, - пожала плечами: врёт. – Там пыльновато, но возле старых – здорово. Ветер воет, а откуда дует непонятно. Я раньше не знала, что под землёй вообще есть ветер. Глорфиндель слышал о таком не впервые, но представить не мог. Это могло стать поводом тоже заглянуть в шахты и посмотреть Маэглину в глаза, потому что когда они горят вдохновением любимого дела, увидеть можно куда больше. Хотя любовью к Идриль они всегда горели. Минутку. Вряд ли Маэглин один там, в своих штольнях. - И как другие реагируют… то есть, что ты там… - В доме Крота знают. Глорфиндель дёрнулся. Идриль добавила: - Почти все знают. Они преданы ему, и он меня представил как будущую хозяйку и жену. Синдар. Такие же, как и Маэглин. «Такие же странные», - прозвучало в голове голосом Эктелиона. Помнится, он всегда так отзывался о тех, кто променивал звёздное сияние на глубины гор. Однако Идриль гордо вздёрнула острый носик. А Глорфинделю стало её жаль, так как не только луна окутывала её светом, но и растерянность. То Маэглин привык один быть, а эльфийка тряслась от возможности настолько большой лжи отцу. Глорфиндель осторожно накинул на её плечи свой плащ. Сейчас ночи уже не холодные, но он и не для того. Эльфийка поёжилась и согнула спину. Глорфиндель сел напротив и осторожно взял её ладони. Холодные. И от воды тоже холодом тянет. Пока он растирал ей руки, Идриль била крупная дрожь. И только когда в пальцы вернулось тепло, она заговорила вновь: - Ты ведь засвидетельствуешь вместо отца? Маленькие руки. Маленькое колечко. - Прошу тебя. Я не могу одна. - Тебе не надо мне этого говорить. А уж тем более просить. Идриль просияла. Зря он согласился. Зря молчаливо пообещал, что будет спокойно радоваться подобному неизбежному течению. Глорфиндель просто не сможет нести тот груз, что взял с двух пар плеч, лишь на своих. По крайней мере, в одиночестве. Маэглин закружил Идриль. В тёмном подземелье на краю пропасти, эльфийка стала ярким солнцем, спустившимся с небес и подарившим неведомое благословение простому эльфу. На напряжённом лице Эктелиона читалось, что он не считает его заслуженным. Честно говоря, Глорфиндель и сам не считал. Но всё равно стоял и любовался ими: как впервые, как всегда. Эльф догадывался, что только что произошло, и часть его, не сосредоточенная на удержании Эктелиона на месте и муках совести по ряду причин, радовалась за них. - Это неестественно, - сдавленно сказал Эктелион. - Тише. - Так нельзя. - Ты ослеп, друг? Вряд ли. Иначе б шёл туда – разбираться, или отсюда – скорее к Тургону, рассказать, забить тревогу. Но Эктелион тоже не могу отвести глаз от цветущей любви к глубине богатых кротовых нор: там, где ей не место, между эльфами, чей союз казался невозможен. Глорфиндель даже не жалел, что рассказал, хотя и вышло это почти случайно. Стыд его касался лишь нарушенного обещания, но он не клялся, как не станет клясться никогда, а альтернативой было личное безумие. Нет. Всё будет хорошо. Эктелион не подведёт. Маэглин и Идриль поцеловались. Владыка Фонтанов дёрнулся, и Глорфиндель железной рукой заставил его повернуться в другую сторону – к себе. - Я тебя прошу. Даже умоляю. - Но… - Эта тайна сводила меня с ума. Но они счастливы. Идриль счастлива. Хочешь, чтобы она от тоски отправилась в Мандос? Это маловероятно – наверное. В любом случае, как бы ни был благороден и мудр вала Намо, на свидание с ним никто не торопится. Эктелион перевёл взгляд с него на пару и обратно. Видно, что эльф колебался и терзался сомнениями, и Глорфинделю вдруг стало спокойно, так как он и сам это прошёл, не сделав в итоге им хуже. Выдохнув и поддавшись порыву, он спрятал узкие ладони Эктелиона в своих, как недавно грел руки Идриль. Ему нравилось ощущать большими пальцами биение пульса на запястьях. А Эктелион вдруг посмотрел ему в глаза. - Что ты делаешь? - Сам не знаю… - пожал плечами. – Наверное, стараюсь тебя отвлечь и успокоить. Я как ты, целительством, не умею… Почему-то Эктелион не возразил. С шахты дул ветер – или с штольни? Судя по всему, ни то, ни другое, просто в какой-то момент вышел Маэглин на подземную пустоту и впустил сюда чересчур дотошных эльфов, хуже только гномы. Но наугрим хотя бы лишь земля интересна, а глупые эльфы копаются во всём: копаются в мыслях, копаются в чувствах… Ещё и мудростью это назвали. Глорфинделю давно всё хотелось пустить по спокойному течению жизни и времени. Возможность такого выпадает не часто. Например, можно было бы взять оцепеневшего Эктелиона и куда-нибудь увести. Правда, это будет нечестно перед Идриль. Чей звонкий громкий голос пронзил темноту возмущённым и отчаянным восклицанием: - Глорфиндель! Всё ясно. Заметила: его заметила, Эктелиона заметила… Глорфиндель вздохнул, заметив, что враждебно настроенный Маэглин поднял с земли тяжёлую кирку, и осторожно коснулся сознания Эктелиона осанвэ; ничего не понять, омут, но по поверхности рябь бежит. Что сейчас будет… Почему-то ничего не случилось. Земля не разверзлась, демоны Моргота не выскочили с рёвом из-за поворота, гром не грянул. Эктелион и Маэглин обзавелись по свежему синяку, но, честно говоря, Глорфиндель ожидал гораздо худшего, хотя сам получил все четыре – от обоих, когда пытался разнять эльфов. Теперь Идриль ругала их троих, грозила смоченной в целебном отваре тряпицей, и все трое краснели, как дети перед мамой. - Ну, Эктелион, нельзя же так. Вы генерал, а у вас такое на самом видном месте… Эктелион что-то тихо буркнул. Кажется, ему на самом деле было стыдно за то, что сорвался: одно дело Маэглин, что с него взять – вспыльчивый мальчишка с синдарской кровью, а уважаемый Владыка Фонтанов не должен ни с кем драться. Глорфиндель пихнул его в бок, потому что его веселило, как ловко Ломион заехал ему локтём. - А ты, дядя, не смейся! Сам-то чем лучше? - Виноват, - отозвался Глорфиндель, вины не ощущая и охотно подставляя шею с ссадиной под заботливые руки Идриль. Эльф не собирался никому напоминать, что Эктелион, скорее всего, способен всё это исцелить за минуту. Это и у самого Владыки Фонтанов из головы вылетело. Маэглина Идриль почти не журила. Но Глорфиндель был уверен, что ему ещё попадёт после – привыкай, малыш, привыкай, что женат. Кстати, о. - Могу вас поздравить, как вижу, - как бы между прочим заметил эльф. В первую секунду его никто не понял. Во-вторую Идриль зарделась, а Эктелион, кажется, вспомнил причину всего беспредела. Ломион горделиво хмыкнул. Занятно. - Так это серьёзно? – тихо сказал Эктелион и посмотрел на Идриль. Их солнечная принцесса виновато улыбнулась, нежность к Маэглину передавая взглядом, и Глорфиндель уже понял, что Эктелион побеждён, крепость его пала. Опустив голову, эльф покачал головой, и Глорфинделю захотелось хотя бы похлопать его по плечу. Но вместо этого он сделал иное. - Идриль, - сказал эльф. – Помнишь, я сказал тебе, что буду свидетельствовать ваш брак вместо твоего отца? Эктелион дёрнулся. Вот и о Тургоне вспомнил, да только поздно уже. - Да, но что та… - Прости, но я вынужден отказаться. С тобой Эктелион сходит. А я буду со стороны Маэглина. Ты же не против, а, Маэглин? Тот удивился. У него тоже было пара следов не начавшейся дурацкой драки «за прекрасную даму», но помимо этого на его бледных щеках оставались следы земляной пыли, а на голове – круглые и странные шахтёрские очки. На свет он чуть щурился. Вот же крот. А в глазах всё равно звёзды от Ириссэ, что б их… - Так принято? – осторожно спросил он: почву прощупывает, не зная, доверять ли. - Принято. Нолдор берут в свидетели валар, а призывают это родители. Но у вас особый случай. - Мой отец – синда, - твёрдо. Синда-синда, не сомневайся, сам сумеречный до мозга-костей. - Ну, как хочешь. Какие обычаи у синдар? Такие же, как у здешних, или Эол знал другие? – непринуждённо не стал возражать Глорфиндель, зная, что здешние сумеречные эльфы легко переняли обычаи нолдор ещё в те времена, когда встретились в Неврасте: понравились к Манвэ и Варде призывы, - а знать нечто иного Маэглин не мог. Неоткуда. Не от кого. Ломион замялся. - Я сделаю, как хочет Идриль. И как ей лучше, - в итоге произнёс Маэглин после некоторого молчания и повернулся к принцессе. – Я люблю тебя. Прямо и открыто. Как часто он ей это говорит? Как долго он грезил говорить ей это? Глорфиндель ощутил укол зависти. - Ну как, Эктелион? Ты согласен? – решил он поставить точку, так как захотелось пойти домой: золотые кольца почти уже супругов горели огнём. Эктелион, конечно же, кивнул. К себе домой он не дошёл – Эктелион сам затащил к себе и залпом выпил полбутыли не вина, но непонятной настойки. Запах её Глорфинделю не понравился: слишком лекарственный, слишком алкогольный, слишком горький. Но, помнится, вино на Владыку Фонтанов не действовало от слова совсем. А тут он завалился на постель, сбросил сапоги и уткнулся в подушку. Самообладание слетало с него, будто старая сухая кора с дерева. - Я схожу с ума. И это ты виноват, - он подцепил сапог и бросил; Глорфиндель увернулся. Пьяный Эктелион. Вот же странно. Он же потом не вспомнит, да?.. Глорфиндель осторожно лёг с ним рядом лицом к лицу. Эктелион мрачно посмотрел на него, но эльфу только захотелось смахнуть растрепавшиеся пряди с лица. Или заправить за уши. Потому что не железно-идеальный Эктелион вдруг оказался ещё прекрасней. - Я присягал Тургону. По-настоящему. Я генерал его армии, - глухо произнёс Владыка Фонтанов. - Это с армией не связано. - Ты меня понял. - Я понял только то, что ты не выдашь. - Убей меня. Точно молчать буду. - Ну-ну. Притянуть бы его. Поцеловать. Наверное, всё же в висок, а не в… - Сыграй что-нибудь. Флейта на столе. Глорфиндель вздрогнул. Флейта это святое, бережно хранимое, пронесённое через Хелкараксэ сокровище Амана. Это была единственная ценная вещь Эктелиона оттуда, отрада его души и излияние песни вдохновения. Эльф засомневался. Играть он почти не умел. Но Глорфиндель хорошо помнил, почему он всё рассказал Эктелиону. Поэтому он поднялся, взял флейту и устроился на его место на подоконнике: играть в постели вряд ли удобно. И пускай эльф играл простые ученические мелодии, касаясь гладкой прохладной флейты, он чувствовал фэа Эктелиона всем сердцем. В своё время Глорфинделю довелось бывать на множестве свадеб: вторая свадьба короля Финвэ, объединившая в гигантский стихийный праздник всех нолдор, свадьба принца Нолофинвэ, на которую звали всех, кто желал служить больше ему, свадьба Тургона и Эленве – ясная, свежая, ветреная, во владениях ваньяр, и ещё множество других, так как все любили друг друга в свете валинорских Древ и легко заключали союзы до самого конца Арды. Помнится, особо много было в дни, когда распускались первые цветы. Несмотря на это, это была самая странная свадьба, на которой Глорфинделю довелось присутствовать – в глубине, в пещере, под тяжкими горами. Пересмеивающиеся синдар Маэглина нанесли свечей и еловых ветвей почему-то, украсив голый камень так, что казалось, словно они в северном лесу; разожгли огни, добыли еду и вин для пира. Мягкие охапки травы устилали каменный пол. Сёстры и жёны подчинённых Маэглина нарядили Идриль в свадебное платье Эленве, вплели ей в волосы серебряные ленты и надели фиалковый венок – могла ли знать Эленве о судьбе дочери и этого платья? Кто знает. Глорфиндель берёг в кармане золотые кольца. Идриль и Маэглин недолго их проносили, не зная, что в итоге устроится такое, а до церемонии доверили Глорфинделю, так как Эктелион неожиданно занялся организацией. Собранный и напряжённый, вокруг него холодел и дрожал воздух. Синдар подчинялись беспрекословно. - Дядя… - Ты чудо. И я правда рад, - он легко поймал Идриль, такую маленькую и взрослую одновременно, и поцеловал в лоб. – И хватит уже звать меня дядей. - Да привыкла уже… - она тихо вздохнула. У Маэглина в итоге оказалось даже больше близких: почти весь Дом Крота явился и совершенно закрывал глаза на близкое родство новобрачных. Глорфиндель знал, что эльфийка думает о живом отце, при котором придётся делать вид, что ничего не изменилось, и лгать, лгать… - Не печалься. Мы ему скажем когда-нибудь. А то будут у вас дети – куда денется, - эльф вытер зародившуюся слезинку с уголка её глаза. – Радуйся сейчас. Сегодня твой праздник. Улыбнись, хорошо? Идриль постаралась – солнечно. Так-то лучше. - Церемония будет на воздухе, когда уже сядет солнце. Тут есть боковой выход наверх, в горы. Ты не видел Ломиона? - Мелькает. - Ладно, поищу сама… Идриль растворилась в нежданной толпе, однако Глорфинделю не удалось её потерять – перед ней, ослепительно прекрасной, расступались и поздравляли. Маэглин нашёл её первым. Не похожий на себя, в расшитом кафтане чуть не по размеру и тонком обруче в вороньих волосах, он подхватил Идриль за талию и приподнял, над землёй, над гостями на их тайном пиру. Принц и принцесса. Королевская свадьба. Эльф улыбался. Глорфиндель так и не понял, как ему стала дорога по крайней мере Идриль: когда она за советами приходила, когда доверять стала секреты, когда попросила явиться на свадьбу… Словно это у него дочь ярко-золотая. Не у Тургона. Наверное, не стоит сейчас вообще думать о Тургоне. Маэглин и Идриль сели во главе стола, а единственные гости-нолдор – по бокам от них: Эктелион был по левую руку от невесты, Глорфиндель - по правую от жениха. Потягивая лёгкое вино, принимая всё, что предлагают, и громко, чтобы все слышали, смеясь над чем угодно, Глорфиндель приглядывал за Ломионом; эльф не видел и не слышал ничего, гости совершенно его не интересовали. В его мире существовала только Идриль. В какой-то момент эльф поймал его взгляд – видимо, случайно – и спросил: - Ну что, счастлив? - Да, - ответил тот, не задумываясь. Маэглин горел, горел… Глорфиндель пнул под столом Эктелиона, чтобы эльф не сболтнул лишнего, и легко переключился на соседа с другой стороны, вливаясь в бессмысленные разговоры, которых наутро помнить не будет. Тайная свадьба в Гондолине требовала, чтобы никто не задумывался о муках совести. Эльф потерял счёт тостам и поздравлениям, съеденной еде и опустошённым кубкам, музыке и танцам, исполнять которые добровольно-принудительно первыми выталкивали молодожёнов, когда Маэглин и Идриль, будто по сигналу, поднялись и взяли друг друга под руки. Все знали, что время дать клятвы – и, призывая Эру и Варду, глупо делать это в пещере. Эктелион и Глорфиндель, заменяя родителей, позвали всех на воздух и сам пошли вторыми после держащихся за руки молодых. Идриль краснела так, что Глорфиндель это и со спины видел. Видимо, жгло её золотое кольцо для Маэглина: эльф отдал им оба в нужный момент. Прохлада остудила лица. Горы ласково приняли их, таких маленьких и глупых. Света хватало – благополучно захватили факелы. К тому же, не высоко тут, и вместо снега виднелись островки травы, а тонкие деревца ловко цеплялись корнями за камень. Принцесса зябко поджимала пальцы на босых ногах. Никто, кроме беспокоящегося Глорфинделя, этого не видел. А ведь их мало; пришедших эльфов – мало. Это в пещере казалось, что толпа, но на деле просто не самое большое помещение было. Дом Крота невелик, в Гондолине Маэглина не жалуют, и семьи у них не большие… Представив эту свадьбу в белом городе, жениха и невесту на главной площади, эльф не поверил собственной фантазии. Такого быть не может. Да и Маэглину явно в сумерках больше по душе, словно город болезненно слепил его. Нужные слова застревали у Глорфинделя в горле. Именем Илуватара он едва не поперхнулся от волнения. Зато Эктелион сделал всё спокойно и сухо, как по писанному. Блеск серебра – первые кольца вернулись к своим хозяевам. Тепло золота: сначала Маэглин украсил указательный палец Идриль, затем она, смущённо улыбаясь, надела ему кольцо в ответ и придержала пальцы. Но вдруг Маэглин порывисто обнял её и прямо в губы поцеловал при всех. Глорфиндель всё же подавился воздухом, а Эктелион – краской залился, взгляд не знал куда девать. Так было непринято и даже неприлично, но Ломиона это не волновало, и Идриль перестало волновать спустя секунды две. Среди гостей заслышались первые стеснённые смешки, когда эльф отпустил свою новоиспечённую уже жену. - Ты чего… - Идриль, шёпотом, укоризненно. - Моя. Захотел и поцеловал. Мой. Твой. Противоестественное собственничество. Глорфиндель сделал вид, что не слышал. Чего портить праздник им обоим. Так что он подошёл, обхватил их руками и стиснул в объятьях так крепко, как только смог. Никто не вернулся под землю: празднество стихийно перенеслось под горное небо. Маэглин и Идриль ожидаемо куда-то исчезнув — представив свой союз другим, им хотелось насладиться первыми его секундами наедине. Чтобы Эктелион сильно не нервничал и не терялся среди синдар, Глорфиндель взял его под руку и лениво уволок прогуляться и отдохнуть от шума. Подействовало это на него моментально: успокоился, собрался и обречённо выдохнул. Видимо, смирился. Долину Тумладен укрывал прохладный мрак. В отдалении, ниже, переливался ночными огнями Гондолин: там спят все, никто не знает... - Ты же уладил со стражей? - на всякий случай спросил Глорфиндель - Разумеется. Я просто не поставил её на ближних постах, а от города нас прячут горы. - Вот будет глупо, если Моргота с этой стороны прошляпим по это причине! - засмеялся Глорфиндель. Но Эктелион не оценил и, неодобрительно нахмурившись, уселся на голый одиночный камень. - Не сердись... - примирительно произнёс эльф и устроился рядом на земле. - Нельзя про такое шутить. Много смертей. - Если быть таким серьёзным — то становится страшно жить. Эктелион промолчал, но сполз с камня тоже на землю и вытянул ногу вперёд. Глорфиндель бросил на него короткий взгляд. Распущенные волосы - непривычно, серебряные нити в кафтане - нарядно. Нигде не смотрелся Эктелион уместней, чем под звёздным небом в звёздном свете, и когда-то некоторые синдар не верили, что он из народа нолдор. Иногда Глорфиндель тоже не верил. Уж больно тонкие и хрустальные черты. Но под ними - железная твёрдость духа и сердца. - Что такое? – заметил Эктелион его взгляд: эльф слишком долго пялился. - Давай я тебя поцелую, - озвучил Глорфиндель первое, что пришло в голову. Владыка Фонтанов покачал головой и фыркнул. - Всё равно не смешно. - Зато я попытался. Эктелион улыбнулся своими тонкими, изящно выточенными губами. Эктелион - прекраснейший из нолдор. Попытался же, да? Или по-другому попытаться? Глорфиндель вздохнул. В конце концов, он прошёл льды Хелкараксэ – они прошли, сражался в битвах – и Эктелион тоже. Нечего трусить и скрывать, если уж даже у Маэглина вышло. Правда, теперь уже не «даже», придётся другой себе утешительный пример искать. - Эктелион, я… Громко хрустнула ветвь. Глорфиндель резко замолчал, прислушался, хотя больше доверял в этом Эктелиону. Владыка Фонтанов мягко положил ладонь на эфес меча, с которым не расстался и на празднике. Глорфиндель пожалел, что не последовал его примеру, но был уверен, что справится и так. Ни эльф, ни зверь не наведёт такого шума, а раненого зверя слышно издали. Хруст повторился, а вместе с ним кустарник несчастно отозвался шумом на действия кого-то страшно неуклюжего, продиравшегося насквозь. Эктелион без звука посчитал до двадцати восьми, и ровно в тот момент, когда некто вывалился из своего укрытия, эльфы выпрямились, круто развернулись, а Владыка Фонтанов наставил острие меча в чужое горло. Горло оказалось белым, светлым, не орочьим. Чуть покрытым светлыми волосками, которые выше становились лохматой и неаккуратной бородой. Ещё выше волосы в целом тоже напоминали воронье гнездо. Человек вытаращился на них голубыми глазищами: голубыми, как у Идриль, голубыми, как у самого Глорфинделя, в темноте синими, как у Тургона и Эктелиона, - и резво поднял руки в общепонятном жесте: - Сдаюсь и безоружен. Ничего не знаю и не шпионю, - выдал он. - Да ну? – прищурился Эктелион. Пояс тяжелил меч, руку – щит с крыльями чаек. Грудь укрывала кольчуга, которую стоило давно подлатать, а в свободной руке человек держал шлем. - Ну да, - он повертелся. – Это всё не моё. Меч даже не заточен. Но могу и так. Человек без сомнений дёрнул за завязку, и меч упал на землю. Эльфы присмотрелись к лезвию: а ведь не солгал… Глорфиндель расслабился. Шпионы себя так не ведут. Да и как бы шпион сюда проник? С помощью Моргота ещё ладно, но эльф бы отдал правую руку на отсечение, что падший вала тут ни при чём. Уж чересчур чистые глаза. У Маэглина, к примеру, не такие. - Кто ты такой? – строго спросил Эктелион, не ведясь на какие-то там глаза и прочие косвенные признаки. – Как ты здесь оказался? - Я Туор, сын Хуора. Ищу короля Тургона и его город, но, кажется, немного заплутал. Вы не из Гондолина? Глорфиндель и Эктелион переглянулись. Оба помнили Хуора и его славного брата, помнили их храбрость и взросление, пускай лишь миг по меркам эльфов они пробыли в городе. И пускай с тех пор порядки стали строже, и Тургон стал оберегать тайну свою ещё ревностней, но память о них осталась только светлая. А Глорфинделю и вовсе удалось перекинуться парой слов с Хуором во время Нирнаэт Арноэдиад, подкалывая его из-за морщин и бороды. И тогда человек только и хвастался, словно не было впереди битвы, женой Риан и не рождённым ребёнком. Туор был просто копией своего отца. - А вообще, меня проводник вёл. Но мы увидели огни, подумали, что это город, и захотели срезать путь. И… и вот. - А проводник твой где? - А Моргот знает. Мы разминулись. Глорфиндель мысленно прикинул. Не так уж много было на свете что эльфов, что смертных, знающих дорогу в тайный город. Знающих тайные тропы через горы – ещё меньше, и уж точно не из рода людей. Эльф вспомнил от силы три имени. Все трое считались мёртвыми. Вдруг немного в отдалении кто-то в голос взвизгнул, а кусты снова затрещали. Эктелион и Глорфиндель невольно отвлеклись от Туора: голос был знаком им обоим. «Идриль?..» - Маэглин, не надо, убьёшь же! «Точно, Идриль». Кусты разомкнулись во второй раз, но на этот раз из них появились двое. Злого и оскалившегося Маэглина Глорфиндель узнал сразу. А вот того, кому эльф ночи бесхитростно заехал кулаком по лицу, быстрее всех распознал Туор: - Воронвэ! - Воронвэ? – хором повторили Эктелион и Глорфиндель, но если первый – с простым недоумением, ведь Воронвэ пропал в бушующих морях давным-давно, то Глорфиндель не сдержал радости: Воронвэ был его старинным другом. Которому ощетинившийся Маэглин стремился поставить ещё один синяк под другим глазом. И эльф обязательно это сделал бы, если бы на его руке не повисла странно растрёпанная и со съехавшим на одно плечо платьем Идриль. - Не надо! - Да я его… - Да ничего он не видел. - Я ничего не видел, - сдавленно проговорил Воронвэ, на всякий случай закрываясь от Маэглина обеими руками. – Минутку, принцесса?.. А что ты с ним дела?.. - Кто-нибудь объяснит мне, что здесь происходит? – мрачно спросил Маэглин. Вряд ли кто-то мог дать ему ответ. Однако это дало передышку. Покосившись на Эктелиона и его меч, Туор неуверенно шагнул к Воронвэ и протянул ему руку, помогая подняться – удар Маэглина сшиб его с ног. Владыка Фонтанов убрал меч в ножны, а Идриль подтянула платье на его законное место. Маэглин мрачно скрестил руки на груди, неотрывно сверля Воронвэ острым и ревнивым взглядом. Глорфиндель отмахивался от мысли, что Ломион, кажется, оказался нетерпеливым, да и принцесса их хороша. - Так действительно – в чём дело? – повторил Эктелион за Маэглином и повернулся к Туору и Воронвэ. Эльф прищурился опухшим глазом. - У него послание от валы Ульмо. Больше он ничего мне не сказал. Но Ульмо спас меня в море только для того, чтобы я привёл его сюда. - А я и не могу ничего сказать, - простодушно отозвался Туор, не обращая внимания на онемевших эльфов. Как будто это так легко – говорить с валар. Как будто они, проклятые эльфы, должны взять и поверить, что смертный человек избран ими, избран Ульмо, который, должно быть, больше всех нолдор ненавидит после гибели тэлери. Как будто забрезжила надежда на руку помощи, тянущуюся от света запада в серость и тьму Средиземья – и страшно даже на миг поверить, что это правда… Истина заключалась в человеке по имени Туор. Глорфиндель готов был верить каждому его слову без каких-либо доказательств. Эктелион без лишних слов убрал ладонь с эфеса. Маэглин не потерял ни капли искрящегося напряжения. - А что у вас тут происходит?.. – осторожно подал голос Воронвэ и посмотрел на сына ночи. – Я тебя не помню, хотя в тебе, признаю, есть что-то знакомое. - Я пришёл позже, - высокомерно. Идриль дёрнула его за рукав. Ну, нет, конфликт сейчас будет лишним. - Это Маэглин, сын Аредель, - сказал Глорфиндель. - Аредель! Вот же… и вправду, вижу теперь. Кровь Второго дома… Но когда? - Это длинная история, - уклончиво произнёс Эктелион почему-то на запретном квенья. – Потом расскажем. Кажется, Владыка Фонтанов успел от всего этого устать. Воронвэ смотрел на Маэглина теперь с любопытством. Вероятно, пытался понять, почему у него синдарское имя. Туор улыбался Идриль, не скрывая восхищения – её краса никого не оставляла равнодушным, а уж тем более смертного. Итарильдэ Келебриндаль – их светлая Лютиэн, не звезда – но солнце, чей невозможный союз так же свершился с, казалось бы, недостойным даже пряди её золотых волос. - Погодите, - наконец-то дошло до Воронвэ. – Вы же кузены. Глорфиндель вздохнул. Кажется, ему придётся содрать с близкого друга не менее страшную клятву именем Эру, чем давали сыновья Феанора. Разве что здесь нужно будет всего лишь держать рот на замке. В Гондолине была одна особенность, свойственная, возможно, всему, что так старательно отрезано от внешнего мира: новости долетали поздние и остывшие, а внутри яркие события происходили редко. Поэтому эльфы готовы были хвататься за любое новое, что приходило пусть даже тенью будущих перемен. Туор произвёл фурор. Людей не видели со времён последней битвы, и то – тогда обида жгла, злость и ярость на грязных предателей, которых не знали ранее. Но сейчас всё было иначе, сейчас Туор, сын друга их Хуора, явился в Гондолин вместе с давно сгинувшим в морях Воронвэ, а доспехи их короля засверкали на нём, подобно гребням волн в солнечный день; словно и не лежали они годы вдали от людей и эльфов, словно только что выковали их в благом Валиноре для Турукано, принца Второго дома нолдор. Встретил его Тургон будто старинного друга – отбросив церемонии, вдруг обнял, так как после гибели брата стал думать, что Ульмо забыл о народе, который доверился владыке морей. Идриль аккуратно сделала вид, что видит его впервые, и больше по людскому обычаю дала ему коснуться губами её ладони. Маэглин страшно злился, но не долго. - Да не скалься ты на меня, - пихнул его Туор спустя минут пять, когда Тургон отвлёкся на Воронвэ, желая услышать рассказ о морском путешествии и его крахе. – Твоя-твоя красавица, хотя понимаю – сам бы кидался на каждого, кто взглянет. Но я, может, завидую? Где такое сокровище нам, простым смертным, брать? К удивлению Глорфинделя, который неподалёку на всякий случай наблюдал за всей этой сценой, сын ночи хмыкнул столь довольно, будто его брак с Идриль только что благословил её отец. А Туор, видимо, способен понять Маэглина гораздо лучше, чем все эльфы вместе взятые… Собственничество и ревность – от искажения Моргота? Или это людские качества? Занятно. Эктелион появился незаметно. - Они не скажут, - негромко произнёс он. - Не сомневаюсь, - лениво сказал Глорфиндель, смотря как Тургон знакомит племянника и Туора: оба отлично играли на публику. – Тебе не кажется, что они могут стать друзьями? - Кто? - Маэглин с Туором. Они оба… не похожи на эльфов. - Маэглин – эльф. - Ты знаешь, о чём я. Владыка Фонтанов задумался. Глорфиндель стал наблюдать за ритмом длинных пальцев, которыми эльф, размышляя, постукивал по другой руке. Если Идриль и Маэглин случайно себя откроют, Глорфиндель мог бы отвлечь каждого жителя тем, что прижмёт Эктелиона в самом людном месте и громко выскажет всё, что о нём думает. Всё, что к нему чувствует. Гондолин тут же забудет про каких-то там поженившихся родственников. - Не думаю… - Эктелион покачал головой. – Маэглин чужак больше, чем Туор, а так же враждебен всем, кроме Идриль – не отрицай. - И не думал. Пауза. - А ещё они безумно разные. «Как и мы с тобой». Но в эти слова хотелось вложить большее, чем продолжение простого диалога. Например, добавить, что Идриль полностью отзеркаливает своего возлюбленного. Так же как и Глорфиндель – своего. Эктелион оказался неправ. Маэглин нашёл в Туоре если не друга, но странного товарища в том, что человек был открыт всему новому и многое из того, что отторгало от Ломиона эльфов, он воспринимал гораздо спокойней: есть и есть, мало что у кого есть. Слишком короток срок жизни людей, чтобы отталкивать из-за мелочей. В этом была определённая врождённая мудрость то ли рода Хадора, то ли изначального от Эру, пока не исказил многих послепришедших Моргот. Туор много ел, много болтал, много пил, но в его кубке чаще была ключевая вода, а не вино, которое он так и не распробовал. - В чём смысл ваших Домов? – человек вгрызся в кусок хлеба. Теперь он выглядел прилично: бороду не свёл, гордился, но оправил, волосы узлом связывал на макушке, носил то, что получил задаром в городе. Глазищи так и сверкали. – Это же не рода. А когда люди сбиваются так в группы, то только на войне. Но у вас тут нет войны. Глорфиндель замялся. Ему нечего было ответить. Они сидели на крыше дворца Тургона, горный ветер обдувал со всех сторон, а над восточными вершинами занимался прозрачный рассвет. Эльф ждал Эктелиона, недавно ушедшего в разведку лично, Туору просто не спалось, и они удачно составили друг другу компанию. Не спалось Туору из-за предложения их короля. - Управлять проще. Да и за одним эльфом – может, и не все пойдут в мелочах. А за отдельными… каждый занимается своим делом, каждый по-своему думает, но вместе. Туор сдавленно, с набитым ртом угукнул, тяжело проглотил. - Ага. Для простоты значит. Это хорошо, - снова откусил, глотнул из фляги и передал её в протянутую руку Глорфинделя. – Только я даже не эльф. - Жителям нравишься. - Не всем. - Всем и не надо. Маэглин вон никому не нравится. - Маэглин чудной. В любом народе чудных не любят, так как непонятно, что и как с ними делать. И они не любят никого в ответ. Зато в него принцесса втрескалась по уши. Завидно. - Ты б ещё громче об этом говорил, - фыркнул Глорфиндель, заминая тему. У него так и не хватило духу признать вслух, что муж Идриль несмотря ни на что ненавидит их Гондолин. Ненавидит сияющие белые стены, просто не любит и старается избегать большинство нолдор… Другой. «Чудной». Маэглина Глорфиндель давненько не видел - не он один. Идриль вскользь пожаловалась, что он только и говорит о какой-то новой жиле; эльфийку беспокоило, так как та, судя по всему, тянулась на север вон из гор. Глорфиндель, как мог, успокаивал, но с каждым днём принцессу всё больше мучали дурные предчувствия. Туору гораздо лучше удавалось выслушивать её стенания. - Ваш король дурью мается, - ворчливо произнёс человек: при всём хорошем отношении Тургона, он был недоволен тем, что его проигнорировали. – Уходить надо вам, засиделись, вот я – зря что ли тащился до вас? - Так не нравится? – шуточно. - У вас здорово, - мирно кивнул Туор. - Только мира и моря не видно. И как капкан: один вход без выходов. Забьют, как в мышеловке. От его спокойного, но от железно уверенного голоса Глорфинделя передёргивало. Эльфу ни разу не удавалось зафиксировать переход от быстро обретённого друга до разгневанного посланника валы Ульмо, но каждый раз, когда это случалось, смерть дышала холодком в затылок. Рядом с ним, в Туоре, беспокойно бушевало море, чьему предупреждению не вняли, а «всего лишь» посланник не сомневался в доверенном послании. Надо уходить. Надо срочно сниматься с тайного города и идти в серые туманы Средиземья куда глаза глядят, пока к ним не явился сам Моргот с драконами и армией. Но в Падшего, вошедшего в долину Тумладен, мало верилось. А надёжность Гондолина проверена веками… - Вы ж не можете сидеть здесь всю жизнь, - простодушно сказал Туор. – У вас слишком длинные для этого жизни. Глорфиндель покачал головой. Человек прав, слишком прав. Но и Тургон, по-своему, тоже прав, однако жжётся тревога, что снова не слушаются глупые эльфы знаков и зова валар. Один раз уже поплатились. Стоило ли рисковать ещё раз? - А это там не твой идёт? – кивнул Туор куда-то вниз. Проследив за направлением его взгляда, Глорфиндель наткнулся на знакомую тёмную макушку: чтобы узнать Эктелиона, эльфу его вздоха достаточно, не то что волос. - Он не мой. - Ага-ага. А я слепой. Иди уже. Глорфиндель фыркнул и поднялся. Проницательность Туора чем дальше, тем сильнее поражала, но не вызывала волнения – человек спокойно и легко хранил чужие секреты, не тяготясь не одним, хотя, кажется, держал на сердце не только союз Идриль и Маэглина. Кажется, эльф слишком себя накрутил и видит, чего нет. С первого взгляда было ясно, что хороших новостей у Эктелиона нет. Обычно ясный взгляд эльфа был подёрнут дымкой мрачного беспокойства. - Что случилось? – спросил Глорфиндель, пристраиваясь рядом с не сбившимся с быстрого шага Эктелионом. Пыльный, в земле и травяном соке, в одежде простого разведчика – ещё один признак, указывающий на то, что всё серьёзно. В другое время Эктелион всегда являлся ко двору педантично чистым. - Орки. И не только они. Я иду к Тургону, сейчас же. - Напали?! Они знают наши тропы? - Пока не напали, - сдавленно. Пока Какое плохое слово. Карта окрестных гор расстилалась на столе; условные знаки и стрелки изрезали её всю и рассказывали о том, что движение отрядов орков всё ближе и определённо целенаправленней. Рыскало вокруг них, закипало что-то, и рождался только один вывод – их расположение не настолько тайна, насколько хотелось бы думать. К сожалению, Тургона больше волновало, где утечка, а не что теперь делать, что многим не нравилось. А Глорфиндель нервничал из-за отсутствия на собрании Маэглина и лениво пропускал мимо ушей доклад Эктелиона, который уже слышал, когда Владыка Фонтанов рассказывал это всё королю лично пару недель назад. Туор тоже не был особо внимателен. Человек задумчиво скользил взглядом по карте, иногда уточнял мелочи о Глорфинделя, но больше – водил пером по бумаге, размышляя над чем-то своим. Вдруг он осторожно придвинул к эльфу обрывок бумаги. На неаккуратном тенгваре значилось: «Есть разговор. Идриль. Это важно». Глорфиндель молча кивнул. С Идриль последнее время было неважно. В отсутствие Маэглина она неофициально и незаметно заправляла домом Крота, и отдавала эльфам непонятные распоряжения. Единственное, что уловил Глорфиндель – эльфийка что-то задумала, но едва он попытался что-то узнать, то оказалось, что в скрытом осанвэ он не изящен, как медведь: без злости и обиды, принцесса легко захлопнула от него сознание. Расспросить он и не пробовал, понимая, что без толку. В каком-то смысле – хорошо, что у Тургона куча дел… - Несколько лет назад к нашим вратам приходил человек, - обратился ко всем король, постукивая пальцами по столу. – Он звал меня и молил о помощи, называясь Хурином, но Торондор заверил, что это не он. То было ошибкой, и я буду всю жизнь жалеть, что вслушался. Но не мог ли он выдать, где мы? - Не нарочно, - отрезал Туор, хотя право говорить ему не передали: в совет он вошёл совсем недавно, так как всё же принял главенство над Домом с лебедем на гербе. – Хурин не мог предать вас. - Так же как ты не можешь этого знать. - Хурин как я, Хурин как мой отец, и таким остался после плена. Мне не нужно знать его, чтобы понимать, как сильно он ненавидит Моргота. Слышал ли ты о моём кузене, король? И о моей сестре двоюродной? Все осеклись. Даже до Гондолина дошли вести об их ужасной судьбе, и лишали их права на любые подозрения в сторону этой семьи. - Но Хурин мог выдать ненамеренно, - произнёс Галдор. К его словам сегодня наиболее прислушивались: именно с его эльфами ходил Эктелион, и его сеть разведки раскинулась в горах Эхориат. – Владыка, ты можешь показать, где именно Хурин звал? Тургон склонился над картой вместе с Галдором и после короткого спора отметили небольшой участок кругом. Галдор поморщился. - Это открытое место. Шпионов там нет, так как там никого нет, однако пути орков проходили тогда здесь, - линия, - и здесь. Кто угодно мог услышать, что Хурин зовёт короля Гондолина, а уж Морготу известна ваша связь. - Это слишком неопределённо, - возразил Рог, хотя ничего в разведке не смыслил. - Боюсь, ты ошибаешься, - Галдор покачал головой. – Это указывает на то, что мы неподалёку. И Моргот мог начать нас искать в, - эльф обвёл углём большую территорию на карте, - этой области. И здесь, и здесь он уже всё проверил. Галдор заштриховал нужные места чёрным. - Я бы хотел попросить у стрелков у Домов Ласточки и Небесной Дуги. Дороги стали опасней, а мы не можем отпускать живых в случае обнаружения. И не можем оставлять следов. А отряды орков остаются всё больше. Дуилин и Элгамот спокойно кивнули: их лучники всё равно сидели без дела, а с умением попадать в глаз врагу почти с любого расстояния определённо будут полезны. У Глорфинделя закипела голова. Это была область неведомых ему хитросплетений. Эльф чувствовал себя совершенно бесполезным, но, к счастью, не он один легче понимал язык прямых ударов, а не пряток. Рог зло сжимал и разжимал руки в кулаки, и сильные мышцы на его руках перекатывались под смуглой кожей. Всё это было слишком не в их компетенции, но звенящее напряжением будущее подкрадывалось всё ближе. Вдобавок, ещё и Туор сидел с лицом «ну я же говорил». Глорфиндель оставил росчерк на бумаге и передал по кругу Рогу: «Что-то будет. Готовьте оружие. У меня не хватает мечей». Ответ не заставил себя ждать – на подобных собраниях главы Домов частенько переговаривались подобным примитивным способом, чтобы не сбивать говорящего. «Без тебя знаю. Жду Маэглина с материалами. Он засиделся в своей норе. Что именно тебе нужно?» Глорфиндель примерно набросал и добавил, что пришлёт нескольких мастеров для уточнения, а мысли вернулись к Маэглину. Нехорошо настолько пропадать, тем более, не в самое спокойное время. - Эктелион, Галдор – останьтесь, - в итоге объявил Тургон. - Все остальные, если хотят, могут быть свободны. Шум отодвигаемых стульев наполнил залу. Коротко переговорив с Рогом вслух на выходе и выслушав пару крепких слов в сторону не следующего договорённостям Маэглина, Глорфиндель перехватил Туора и отошёл с ним в ближайший пустой коридор. - Что ты знаешь об Идриль? - Я ничего не знаю. Я подозреваю, так как симптомы похожи. - Туор… - Не горячись, дружище. Выдохни, – пауза. – Ты выдохнул? Глорфиндель на миг прикрыл глаза, сосредоточился. - Да. Я в порядке. - Плечи пусти, а то хрустит. А эльф и не заметил, что почему-то схватил человека ладонями. - Прости. - Мелочи, - Туор воровато оглянулся, но никого в смежных проходах не обнаружил. – Мне кажется, Идриль беременна. Тишина обрушилась на уши и закупорила их. Спустя несколько секунд Глорфиндель поймал себя на том, что не дышит, и глотнул воздуха. Однако оцепенение, сродни шока, никуда не делось, ведь этого не могло быть. Не должно быть. - С… с чего ты взял? - Изменились вкусы, постоянно меняется настроение… Да и просто – вижу. Не спрашивай как, но я и раньше в таких вещах угадывал. Если хочешь – глаза блестят по-новому, лучше не объясню. Как вы проверяете? - Обычно у лекаря… Мысли лихорадочно заметались. Можно попросить Эктелиона – неизвестно, куда зашли его попытки целительствовать, но это простая проверка. Да, точно, это выход, других вариантов и нет. Если оправдается – сообщить Маэглину, а уж потом… Но лучше б не оправдалось. Бездетность – это не то, что будет желать эльф эльфу, но честно говоря, они с Эктелионом и Воронвэ скрещивали за это пальцы: будь что будет, но лучше б не было. Лучше б Эру не дал плода союзу почти брата и сестры, ведь неизвестно, что из этого будет – болезнь или проклятье, страдание для родителей или боль для всех… Но Илуватар провёл линии судеб иначе. Зародив яркую любовь в ярком Гондолине, он дал ей продолжение. Однако лучше не стоит. - Им стоило быть осторожней, - очень тихо произнёс Туор. – Если у людей возникает такая связь, то может родиться больной ребёнок. Это самый худший вариант. Нежная Идриль этого не перенесёт. Но то люди – свободные и лёгкие в своей любви к друг другу, берущие друг друга за руки и обменивающиеся поцелуями даже без желания вступать в брак. Что будет у эльфов, сказать было некому. Поэтому стоило срочно вытащить Эктелиона с этого дурацкого собрания. Глорфиндель и Воронвэ мялись в уютной гостевой комнате дома Маэглина, пустующего без хозяина; в комнате ощущалась рука Идриль. Воронвэ Глорфиндель притащил для моральной поддержки самого себя, потому что на языке отчего-то вертелось слово «диверсия». Воронвэ долго сопротивлялся, ссылаясь на дела, но в итоге пришёл, и теперь нервно опустошал кувшин с вином. - Хватит, - не выдержал Глорфиндель. - Сам хватит, - передразнил он. – Я в это не лез. - А через главные ворота сюда топать надо было, - поддел Глорфиндель. Воронвэ нахохлился. Оба эльфа нервничали, так как из-за двери, за которой скрылись Эктелион и почему-то Туор, уже долгое время не доносилось ни звука. - Как думаешь, что там? – дёрнул его спустя секунд тридцать Глорфиндель, ведь позвал его с собой именно для того, чтобы дёргать. - Надеюсь, Туор ошибся. Откуда ему знать? - Он везучая зараза и почти всегда прав. - Утешил. В открытое окно лился свежий воздух. Глорфиндель рассеянно подумал, что Тургон до сих пор не заметил, что его дочь гораздо реже ночует дома во дворце. Да и где теперь её дом и спокойная отрада её сердцу? - Не злись на меня, - сказал Глорфиндель. – Мы тут как большая семья просто. - Я – нет. Мы с ней и не друзья. - Зато ты мне друг. А Идриль больше не к кому пойти. - Ни к чему хорошему это не приведёт. И ведь не возразишь. Тишина невыносима. - Как думаешь, девчонка или мальчик? - О, Эру, помолчи уже. Глорфиндель уткнулся в кубок с чужим вином. Эльф ничего не мог с собой поделать. Маэглина до сих пор не было, поэтому он нервничал за двоих так, как не волновался перед переходом через льды. Хелкараксэ – это такая мелочь. Ну, снег, ну, холодно… А тут гипотетический ребёнок. Гораздо более серьёзный повод для незакрывающегося рта, ёрзанья на кушетке и потеющих ладоней. Когда открылась дверь, Воронвэ дёрнулся вместе с ним. Бледный Эктелион тихо закрыл за собой, не говоря ни слова, подошёл к эльфам и, взяв кувшин, выпил всё, что там оставалось, через край залпом. Туор – везучая зараза и всегда прав. - Седьмая неделя, - хрипло произнёс Эктелион и рухнул рядом с Глорфиндель. Его спина согнулась полукругом, и Глорфиндель осторожно погладил его по лопаткам. - Где Туор? – спросил Воронвэ. - Успокаивает. Она разнервничалась… а я только хуже сделаю. - Обрадовалась хоть? – вырвалось у Глорфинделя, о чём он пожалел. Идриль эльфийка. Иначе и быть не может. Но в таком союзе – кто знает. - Безумно, - глухо. – Будто ей звезда в ладони упала. Судя по всему, на их спины обрушился небесный купол или нечто столь же не подъёмное. И теперь держать им четверым: эльфам и человеку, - пока в ладони будущей матери летят светлые звёздные искры. Глорфиндель представил, что до сих пор хранит тайну один, и ужаснулся. - Я пойду её поздравлю, - внезапно очень искренне произнёс Воронвэ. – Дети – это счастье. Чтобы там ни было. - Я за тобой, - сказал Глорфиндель, так как Эктелион всё ещё сидел, сгорбившись: ответственность давила на него сильнее, а в ушах звенел гнев Тургона. Воронвэ оставил их вдвоём. Эктелиону лучше взять себя в руки и попытаться изобразить на лице радость. Однако, не зная, чем ему помочь, Глорфиндель крепко прижал его к себе. Пора бы Маэглину вернуться их своих шахт. - Мы не знаем, где Маэглин. - В каком смысле не знаем? Синда из дома Крота, с ног до головы с каменной пыли, пожал плечами. - Не знаем. Он пропал две недели назад вместе со своей группой в третьем тоннеле. Поисковый отряд уже ушёл, но новостей пока нет. - Вестей нет дольше. - У нас тут бывает. Мы не беспокоились. Нам сообщить королю? - Нет, не надо, - отрезал Глорфиндель. – Иди, отдыхай, спасибо. - Мы его найдём. - Не сомневаюсь. Эльф с достоинством склонил голову и ушёл. Работа в шахтах всегда отдавала привкусом опасности, там гибли – и гибли чаще, чем хотелось бы. Эльфы Дома Крота всегда знали это и не дёргались на известие о возможной гибели их владыки, хотя горевать будут. Но ведь ещё неизвестно - вот и спокойные. Зато Глорфинделю, когда он, шатаясь, вышел на воздух из-под земли, стало совсем плохо. Эльф тяжело опустился на камень. Идриль стала мягче, взгляд её устремлён не в мир, а вглубь себя. Она стала осторожней ходить и говорить, и больше слушать, чем спорить. Нити Арды сошлись для неё под собственным сердцем, а узкие платья уже нельзя носить. Лёгким касанием она снимает теперь тревоги Тургона, и король спит ночами спокойно, а Эктелион и Глорфиндель до хрипоты ночами спорят, куда её деть на поздних сроках, поручив эльфийку заботам Туора и Воронвэ. Глорфиндель всё откладывал конкретное решения до появления Маэглина. А вот оно теперь так. На душе скребло. Интуиция истерически орала, что Маэглин не мог просто так сорваться в пропасть. Широкая тень закрыла тусклое межсезонное солнце; на мир наползала осень. Глорфиндель вскинул голову, щурясь, и увидел гигантские крылья бесшумно снижающегося орла. Торондор или нет – эльф не узнал бы, однако орёл целенаправленно спускался прямо к нему. Спустя полминуты Глорфинделя уже обдало ветром от его гигантских крыльев. Нет, кажется, всё же не Торондор, так как этот орёл нескладный, как подросток. - Нашли у границ истекающего кровью эльфа, - без промедлений сообщил посланник. – Быстро умирает. Глорфиндель думал быстро – не думал вообще. - К Тургону долго. Беру ответственность на себя. Орёл кивнул, не споря. Видимо, ему просто нужно было привести кого угодно из города, а уж когда жизнь эльфа будет вне опасности – то само дойдёт всё до короля. Совершенно спокойно он подставил Глорфинделю широкую спину. Когда орёл взвился в воздух, сердце на миг сбилось с ритма, а после – застучало часто-часто. Холод окружил на высоте со всех сторон, сопротивление воздуха было таким, что норовило сшибить вниз на острые пики гор. Глорфиндель вцепился в жёсткие перья, но детскому восторгу не дало распуститься всё нарастающий страх за сородича. Самые худшие варианты Глорфиндель гнал от себя как можно дальше. Полёт, к счастью, не продлился долго. Ещё до приземления эльф увидел его: истерзанного, измученного, в кровавых полосах на коже. Скатившись по орлиному крылу, Глорфиндель метнулся к несчастному, прижимая ладонь к шее – живой-живой, бьётся жилка хроа, цепляется за него душа крепко. Уши острые – эльф, раны – не свежие, но грязные, и больше измучен усталостью, чем ранениями. Орёл определённо преувеличил, жить будет. Но завидовать тут нечему. Смахнув с чужого лица спутанные волосы, Глорфиндель с ужасом увидел, что его мольба не была услышана. На его руках лежал почти неузнаваемый Маэглин. Руки Глорфинделя ещё помнили нездоровую лёгкость чужого тела и жёсткое ощущение выступающих рёбер. Эктелион трудился над Маэглином каждый день, но, как ни странно, более серьёзная помощь – эльфы готовы были тащить Ломиона к более компетентным лекарям при любом признаке более опасных повреждений – не понадобилось, словно его не пытались убить, только больнее сделать. Может и не «словно». Идриль плакала три часа и три дня не отходила от него. Каждый вечер они уговаривали её спать, каждое утро – есть, но получалось это почему-то только у Туора. На рассвете четвёртого дня Маэглин очнулся и сипло спросил, где его жена. Поэтому перед любыми вопросами Эктелион перенёс Идриль из её комнаты, чтобы проснулась она под боком у пришедшего в себя мужа. Глорфиндель до конца своих дней не сможет выкинуть из головы отчаяние, с которым зажмурился Маэглин, прижавшись к её виску сухими, в трещинах, губами, и его щемящую болезненную нежность. Со второго раза ему удалось поесть без приступов тошноты, а после третьего стакана воды – нормально разговаривать, хотя хрип из его голоса уходить никуда не желал. Встать или сесть эльф не пытался. - Я был в плену, - спокойно и сухо сказал Маэглин, грея руки Идриль в своих. Эльфийка рвано всхлипнула. Эктелион стиснул руки в кулаки. Глорфиндель и Туор переглянулись. - Он жив, принцесса, - нашёл правильные слова Воронвэ: и вправду, семья получилась, и вправду, больше некому быть с ней. – Всё хорошо. Подействовало мгновенно. - Мы ушли слишком далеко из гор. В какой-то момент вышли в природный туннель, но исследовать особо не успели – там был большой отряд орков, не местных. - Как выглядели? Кому служат? - Метка Гортхаура – око на чёрном. Остальных убили, меня почему-то нет… Глорфиндель скривился. Долго он был в военачальниках, и вынес из последней битвы самое важное – Саурон плетьми вбивает в своих орках память на лица рода Финвэ, нюх на не просто рядовых через чудовищную интуицию хищных зверей. Взращённые им орки была гораздо опасней выкормышей самого Моргота, так как падший вала, по слухам, не особо занимался своими детищами. Маэглин тихо выдохнул, прикрыл глаза. Мука на его лице мелькнула и пропала, только Глорфиндель и заметил. Молодец, парень – не хочет пугать супругу. - Как только я приходил в себя – меня оглушали обратно, чтобы я не пытался сбежать. Но в Ангбанде даже подлечили, чтобы не умер от истощения. - Туор, уведи её, - оборвал Глорфиндель: Идриль каменная, мелово-белая. - Не надо! – возразила эльфийка, но Туор улыбнулся нежно-ласково, приобнял её за дрожащие плечи и сказал: - Ему нельзя ещё такое слушать, принцесса. Рано, маленький он ещё, испугается. Пойдём, хорошо? Идриль заторможено кивнула, но дала себя увести. Воронвэ хмыкнул и запер дверь на замок изнутри. - О чём он?.. – Маэглин нахмурился. - Потом. Не волнуйся, - Глорфиндель махнул рукой: пусть уж расскажет об ужасе, чтобы потом, без повтора, спокойно раствориться в счастье. – Давай дальше. Эльф медлил. Описывать детально он не собирался, но это и не нужно; его тела – как карта пыток. Например, с груди снимали лентами кожу, и эти раны очень аккуратные, но шрамы останутся на всю жизнь. Волосы обрезали, не зная, насколько он синда. Пальцы мягкие с внешней стороны, без жёсткости ногтей. Ноги – сломаны были и начали неверно срастаться, над чем Эктелион особенно промучился, хотя то не смертельно. Охрипший от крика голос. Левое ухо и скула – сплошной ядовитый ожог, и странно, что не тронули глаз. Или это повезло? Но ничего. Сын Феанора выжил после худшего. А Маэглин вон, относительно бодрый уже, языком ворочает. - Я времени не считал. Терять сознание не давали и поначалу ничего не спрашивали, - он облизнул губы, и Эктелион подвинул к нему воду; жадный глоток, судорожный выдох. – Потом начали спрашивать про Гондолин. Смеялись, говорили, что знают всё, но я не верил. Потом пришёл Саурон, - все трое вздрогнули, - и тоже спрашивал, тоже сказал, что они всё знают. Но если я буду так любезен уточнить – то будет всё гораздо проще. Ого. А ведь он язвит, передразнивает зло. Видал Глорфиндель возвратившихся из плена – бледные тени былых себя. Но в Маэглине только стало больше тёмных пятен и едкой жгучей кислоты. - Они всё знают, Глорфиндель. Они, правда, всё знают, - усталым шёпотом произнёс эльф. – Саурон показал мне карту. Спрашивал: скажи, верно ли мы ответили ваши знаменитые идиотские врата? И… там около десяти лиг ошибки, не больше. В комнате стало холодно. Глорфиндель сдержал порыв обхватить себя руками, чтобы растереться и прогнать ледяные мурашки с кожи. - Как ты выбрался? – спросил Эктелион и положил руку на меч. Маэглин равнодушно посмотрел на него. Затем – на перегородившего выход Воронвэ. Глорфиндель понимал их, но не хотел присоединяться. - Думаете, я предатель? - Думаем, - Эктелион никогда ни в чём не таился, не считая их общего секрета. – Никто не выбирается из Ангбанда так просто. Если везёт сбежать – не через месяц. Ты должен быть сейчас либо мёртв, либо на каменоломнях. А ты здесь. - Как ты вышел? За что купил жизнь? – враждебно выплюнул Воронвэ. - Хватит! – оборвал Глорфиндель. – Перестань, друг. Оба перестаньте. Воронвэ гордо задрал нос. Маэглин без слов над ним смеялся, а Воронвэ и не видел – что ему, успевшему видеть пыточные Ангбанда. И, глядя прямо ему в глаза, синда отрывисто, со звоном стали в каждом звуке, сказал: - Я сказал им, как вас тут всех ненавижу. Что ненавижу город, из-за бессмысленных законов которого оба моих родителя мертвы, а я оказался здесь заперт. Что ненавижу эти белые стены и хочу, чтобы они стали чёрными от копоти. Что дороги мне тут только мои шахты, которые можно будет устроить в другом месте, и дочь короля – моя сестра, которую можно украсть от моего дяди на другой конец Белерианда. Я рассказывал, как мечтаю о том, чтобы город этот пропал, поэтому с радостью открою войску все семь врат. И Гортхауру это пришлось очень по душе, так как насколько искажённых эльфов он не видел. Представляешь, сказал даже, что замолвит за мной слово перед Морготом – назвал его Мелькором только, почему? Чтоб уж меня точно не прирезал какой-нибудь резвый орк или балрог. Глаза Маэглина горели. Горели так же, как раньше – любовью к Идриль. Сейчас: пламенным гневом, огнём, что горит под Тангородримом, но Идриль из его сердца не вытравило ничего. - Звучит убедительно, - негромко произнёс Воронвэ. - Они ничего не теряют при его обмане, если на самом деле знают, где ворота, настолько точно. Однако если бы это была правда – то стало бы проще. - Эктелион спокойно скрестил руки на груди. – Надеюсь, Гортхауру ты заливал так же убедительно. Маэглин криво, из-за свежего шрама через губу, ухмыльнулся. А Глорфиндель прозрел с первой его фразы. Не обмануть Гортхаура, могущественного майа, второго на севере после своего хозяина, не заговорить зубы, изображая эмоции, что так ему близки и знакомы. Единственный выход – быть честным. Открыть душу. Показать все свои внутренности. Вылить черноту, что копилась под сердцем долгие годы. Открыть невозможную страсть почти к сестре, запретную везде. Прокричать от страданий, от слепоты в белых стенах Гондолина. И совсем немного солгать в крошечной на фоне остального детали. Громко щёлкнул ключ в замке. - Ладно. Хватит с тебя, - Эктелион улыбнулся. – Я рад, что ты здесь. И думаю, ты пойдёшь на поправку от радостной новости. - Какой? Глорфиндель втянул воздух и тряхнул волосами. Заставил себя тоже улыбнуться широко-широко и расслаблено. - Идриль твоя беременна, - мягко сообщил Владыка Фонтанов. И почему-то Маэглин под всеми своими масками внезапно густо, как мальчишка, покраснел. Сознание уплывало куда-то далеко. Внешний мир выражался только в кончиках пальцев Эктелиона у него на висках. Глорфиндель, расслаблено откинувшийся назад, не хотел думать, двигаться и громко дышать. Мигрень потихоньку отступала. - Что это с тобой? – осторожно спросил Эктелион. - Много думать стал, не привык. Целитель фыркнул. Глорфиндель поднял руки и прижал его приятные нежные ладони к своей голове. - Сядь, неудобно же, - сказал он. Владыка Фонтанов не стал спорить и, когда он сел позади, Глорфиндель совсем на него лёг и вытянул ноги. Давно в его жизни не было подобного спокойствия. Ох уж эти детишки... Если он попросит, Эктелион мог бы обхватить его руками? Ну, по крайней мере, не отталкивает и принимает за дурачество без рамок личной дистанции. - Как там Идриль? – поймал эльф ленивую мысль в голове. Последнее время он был занят. Тургон неожиданно вспомнил, что он тоже военачальник, и всё чаще Глорфиндель пропадал на советах с планами обороны, которые уже стал ненавидеть: соглашаясь с Туором, он бы предпочёл уйти без жертв. Зато Эктелиону уже успели перемолоть все кости. - В порядке. Тургон разрешил ей пожить в горах, но не далеко. Он уверен в несокрушимости Гондолина. - Глупо, - вырвалось спокойно. – Мы тут все умрём. - Но хорошо, что отпустил. Это верно. Ещё пара недель – и никакого фасона платье не скроет круглый живот принцессы. А теперь она уедет в сопровождении Воронвэ к свежему воздуху, хотя на самом деле – в руки своему выздоравливающему мужу, которому только на пользу идёт быть рядом с ней. Светящаяся изнутри Идриль и дитя под сердцем преображали его: Маэглин терялся, смущался и обращался с ней, как с хрупким цветком, одновременно купаясь в её сиянии. Было бы не плохо, родись он девой. Или нет – лучше Эктелион. Из него вышло бы нечто нескладное, неказистое, грубое… Но Владыка Фонтанов – лёгкий, сотканный из водяных брызг и звона ручьёв. Глорфиндель взял бы эльфийку Эктелион в жёны, не задумываясь ни секунды. И выпросил б у неё детей больше, чем у Феанора, и девчонок обязательно, чтобы в маму. Эльф боялся представлять, насколько головокружительно мог быть счастлив, отдавая им каждый вздох своей бесконечно длинной жизни. Но Эктелион родился эльфом, мужчиной. И прекрасного – до того же головокружения – в нём было только больше. Поворот руки, когда держит меч. Сдержанность – везде и всегда. Сила и статность. - Я видел малое племя серых эльфов, которые были уверены, что после возрождения можно стать кем-то другим… - вспомнилось Глорфинделю. – Кем бы ты стал? - Это глупости. - Ну, напряги воображение… Эктелион пожал плечами. - Никем. Самим собой. Я не жалею, что я – это я. У тебя есть идеи? Глорфиндель запрокинул голову, увидел лицо Владыки Фонтанов на фоне переливающегося красками заката неба. Зажмурился от того, как часто застучало сердце. - Ни единой… - шёпотом выдохнул он. Впрочем, эльф почти не солгал. Несмотря на то, что рассвет логичней наблюдать с соответствующей стены, Глорфиндель туда не пошёл: полгорода в затаённом ожидании Врат Лета высыпал туда – шумят, веселятся… Остальная половина осталась на площадях и возле переливающихся в ярком свете факелов фонтанов Эктелиона; пред восходом солнца можно и на крыши забраться, а сейчас там играли праздничные гимны и кипела жизнь. Поэтому на южной стене было тихо и уютно. К тому же, отсюда можно было наблюдать за Идриль и Маэглином – Воронвэ сбежал с поста в город, и юные эльфы устроились в пустой караулке, обнимая друг друга. Проблем у них не становилось меньше, ведь скоро уже придёт срок ребёнку появиться на свет. В тонкости Глорфиндель не лез, но знал, что Идриль хочет родить в Гондолине, а дальше – будь что будет. Веяло словом «побег». Веяло: «сбежать», «там опасно», «тут тоже опасно». Слышалось: «отец тут точно узнает» и «я не хочу, чтобы он рос взаперти». Тургон будет в ужасе – пошлёт погоню? Тургону разобьёт сердце правда, особенно если Глорфиндель обнажит меч против этой самой погони. Через несколько столетий Тургону придётся принять выбор любимой дочери и смириться с ним, и эти года ещё надо пережить. Бедный Турукано. Будто ему и без того семейных проблем не хватало. Игра флейты Эктелиона пронизывало прохладную светлеющую ночь. Праздник, эльфы, проблемы – всё было в буквальном смысле за стеной. А перед ними высились горы, тянулась ставшая родной долина Тумладен и звёзды горели особенно ярко, словно Варда махнула рукой и решила порадовать их в сей тёмный час. Лето, тепло, кружащие голову запахи… Неожиданно это проникло в большей степени в холодного Владыку Фонтанов, а потому игра его была весёлой, хмурился он мало, и давал трепать себя шуточно по гладким волосам. Странно и неконтролируемо. Даже когда Глорфиндель со смехом обвил его за шею руками и прижался губами к мягкой щеке, опьянённо вдыхая, Эктелион хмыкнул, сказал, что пить больше не надо, но не оттолкнул. Но Глорфиндель ни капли вина за ночь в рот не взял. Странно, странно, странно… Словно они завтра оба умрут, и теперь всё можно. Глорфиндель сосредоточенно полез к нему целоваться ещё раз. И хоть поцеловать не получилось, но повалить на белый камень стены – да. - Эй-эй… Свалимся так. Волосы Эктелиона разметались чернильными нитями на светлом фоне. Эльф смотрел снизу вверх спокойно, улыбаясь чуть. На щеках румянец – это точно вино. И это кто ещё тут перепил… - Мне одиноко, - притворно вздохнул Глорфиндель. - Поухаживай за девой. У синдар нравы свободней. - Ты похож. - На деву? - Иногда. - Ну, всё, с тебя точно хватит. Ты на себя сегодня не похож. Это кто ещё на себя не похож… Так улыбаться – преступно. Кто-нибудь, Тургон, Моргот или Эру, наложите запрет на такие улыбки тонкими губами. И совершенно неважно, что Эктелион деликатно упирается ему в грудь ладонями, держа дистанцию. У Глорфинделя всё равно в висках набатом било. Неловко рухнув, эльф сгрёб Владыку Фонтанов в охапку и зажмурился. А спустя секунду до мурашек осознал чужие пальцы у себя в волосах. - Тяжело? – тихо. - Нервы совсем расшатало, - натянуто смеясь. – Мы все тут умрём. - Не умрём. У нас ещё шесть месяцев времени. - Маэглин мог ошибаться. - Если Маэглину поверили, то на этот счёт не стали бы. Разве что в днях. Оба знали, насколько неубедительно это звучит. Клубящиеся чёрные тучи наползали на Гондолин, и два военачальника, знавшие чуть больше, чем сообщали даже своему королю, видели их и слышали раскаты грома. Скоро… Скоро… Глорфиндель извернулся и улёгся к Эктелиону на колени, вытянув ноги. - Ты ведь не боишься, - спокойно произнёс Владыка Фонтанов. - Ничуть, - пожал плечами. – Многое не успел. И в Мандос не хочу. - А кто хочет? Действительно. Зачастившее было сердце вернулось к нормальному спокойному ритму. Ароматы лета вновь обрушились сладковатой дремотой. На востоке уже, должно быть, светлело постепенно небо, но эльфу не хотелось смотреть. - Тебе стоит укоротить волосы, - рассеянно заметил Эктелион. – Или как-то заплетать. Такие под шлем уже не спрячешь. Глорфиндель пожал плечами. Ниточка нежного покоя, так внезапно вернувшегося, пронизывала всё его существо. Эльф постарался поймать её, чтобы удержать подольше, отмахиваясь от гнилостной тревоги. - Я так привык. Не стихала музыка в центре города. Но вдруг в её пение вклинился глухой звук сигнального колокола с северной стены. Почему-то из всех тягот осады Глорфинделю калёным железом вплавилось в подкорку самое незначительное: как горько зарыдали эльфийки дома Древа, когда прямо у них на глазах бичи балрогов обрушились на их сады, а орки разорили поля, кормившие весь город. Каждое семя, каждое дерево было выращено руками и заботой этих эльдиэ, и в этих эльфийках виделась Глорфинделю страдающая над великими Древами Йаванна. Чуть позже они, вместе с разъярёнными девами Дома Ласточки, стреляли особенно метко и яростно. Их потери терзали не меньше, чем последующая гибель эльфов. А умирать стали быстро. Глорфиндель устраивал вылазки за стены столько раз, что сбился со счёта. Никогда он не брал с собой друзей: Туора с лёгким широким замахом меча и белыми крыльями на шлеме, Эктелиона, упёршегося в вверенные ему врата с таким рвением, словно готов балрогу зубами глотку перегрызть, Маэглина – потому что не город он защищал… Нет, Владыка Дома Золотого цветка брал только Рога, и слушая, как молот раскраивает черепа орков в кашу из крови и костяной крошки, сражался только яростней. Иначе – отчаяние. Иначе – гибель прямо там, без надежды… Хотя надежды и так не было. Они не продержатся. У них не было ни шанса, и Глорфиндель, и Эктелион, и Туор, и другие военачальники поняли это, как только услышали драконий рёв. Эльфы из домов Крота и Молота, позабыв обиды, могли до посинения латать стены, но их не хватит на вечность. А Моргота – вполне. Долина Тумладен превратилась в гибельную равнину пепла, ближе к стенам – кровяного. Глорфиндель различал во мраке, укрывавшем врагов, смутное шевеление: несмотря на явно колдовское происхождение этой завесы, держать её постоянно не удавалось. Орки и тролли тушили костры, набивали рты остатками мяса, неслышно друг на друга рычали и переругивались; балроги подгоняли их, словно рабов, но мира и между ними не было; драконы переступали с лапы на лапу, расправляли гребни и выдыхали чёрный дым. - Нападать собрались, - подвёл итог Эктелион. С ног до кончика острого навершия на шлеме эльф был покрыт копотью: ворота он вчера удержал, но потерял четыре десятка. Места половины заняли теперь вдовы воинов, жить с такой потерей всё равно не желающие. Владыка Фонтанов даже не смог с ними спорить. - Угу. Все сразу, - равнодушно согласился Глорфиндель. Его боевой дух умер вместе с Рогом. Перед смертью с хриплым кличем – из его рта уже хлестала кровь – эльф в буквальном смысле обломал дракону клыки. - Вот и всё, - произнёс Маэглин, ни с кем не разговаривающий которые сутки: как осада началась, так и захлопнулся. Эта особенность ещё и при Нирнаэт Арноэдиад себя проявила, когда он был полон немого садизма к ползущим из Ангбанда тварям. Глорфиндель два дня сходил с ума после того, как узнал, что в нужный момент Идриль выпьет приготовленный родным мужем яд, чтобы забрать себя и не рождённое дитя в тихий холодный Мандос. На третий день выдалось слишком много орочьей и эльфийской крови и вывороченных кишок, чтобы переживать. В конце концов, из Мандоса до Валинора ближе. Интересно, где Тургон? Глорфиндель потерял его из виду, но весть о гибели короля разошлась бы быстро. Хорошо, что Тургон не знает о внуке. Хорошо, что в неведенье он, что при гибели его дочери умрут двое. Эльфы подавлены и уставшие, голодные. Еда шла детям и не сражающимся женщинам: шедшие в бой эльфийки оскорбились, когда к ним попытались относиться иначе, чем к мужчинам. Нет доблести – есть скупая мясорубка, где крошишь врагов в мясо. Нет боевого духа – есть страх перед тем, что в Мандосе останутся навсегда, и злоба к оркам. Но в целом – ничего у них всё же нет. Лишь Дом Лебединого крыла держался. Туор стоял на той же стене, глядел на ту же разрушенную долину, но пускай он сильно устал тоже, тем более не обладая силами эльфов, но вместо скупой обречённости его лицо почти всегда выражало глубокую задумчивость. Проверяя балансировку меча и разминая запястье, он даже тихо насвистывал, хотя слышал весь разговор и понимал, насколько они правы. Каждый эльф, шедший за ним, невольно перенимал настроение человека, спокойное, словно медленно несущая свои воды река. К счастью, никто, не знал секрета такой стойкости. Глорфиндель тоже предпочёл бы не знать, но однажды, когда наскоро похоронили особенно многих, эльф заглянул в его открытое, как у всех людей, сознание, и после зарёкся это делать. Со спокойным любопытством и даже нетерпением Туор думал о продолжении людского пути, и связи с Ардой душа уже благополучно сочла малоинтересными. Всё эльфийское в Глорфинделе, нежно любящее этот материальный мир, сильно и отчаянно привязанное к нему, настолько ужаснулось такому, что чья-то отрезанная рука казалось всего лишь мелочью. Орки – что орки? Всего лишь когда-то, в прошлых далёких жизнях, были эльфами. Настоящее, чужеродное защищало вместе с ними Гондолин. Глорфиндель замечал, что Туор искажён в меньшей степени, чем многие люди, но что настолько полон изначального замысла Эру – и не подозревал. - А может, выйти к ним? – предложил Эктелион. – Дадим открытый бой. Сейчас уже без разницы, кажется… - Стойте! Пронзительно, громко. Этот голос… Эльфы обернулись, и знающие тайну, и нет. Идриль – солнечное божество, Ариен с небес, босыми ногами на копоти, саже и осколках камней. Золото платья не скрывает большой живот, но никто даже не показывает удивления, так как смерть готова их забрать в течение следующих нескольких часов, а здесь – дева и дитя под сердцем. Самое настоящее чудо. Запыхавшаяся Идриль, кажется, к ним бежала. - Стойте… - точно бежала, отдышаться не может. – Не ходите. Нам есть куда отступать… - Что?! Эльфийка тяжело выдохнула, и тоже ни о чём не думающий Маэглин помог ей сесть на то, что было когда-то стеной дома. Подувший с севера ветер принёс вонь орков. - По моему приказу строился тайный проход из города, в горы. Тургон не знает, так как не одобрил бы… Я и не предлагала. Плохому научили девочку, тайны от родного отца хранить, от короля. Но по её воле и по её же причинам выучили. Где только строителей взяла?.. - Почему не сказала раньше? – строго спросил Эктелион. - Надеялась на стены. И он был ещё не готов. Но теперь можно идти. Глаза Туора вспыхнули звёздными сапфирами, и он широко улыбнулся. Перестав возиться с мечом, человек будто очнулся и размашисто убрал оружие в ножны. - Хороша у вас королева! – громко сказал Туор. - Я принцесса, - тихо. - Без разницы, моя госпожа. Идриль покраснела. Решение было простым и прямым. Проблема – тоже простая и прямая, без хитростей. Глорфинделю было по душе и то, и другое. - Так, - сосредоточился он, мысленно прокладывая маршрут. – Маэглин и Туор: один с Идриль, другой – найти глав двух домов и сказать, что делать и куда идти. Договоритесь, где встретиться в итоге. А мы с Эктелионом будем прикрывать – и передай им, где мы. Главное вывести тех, кто не может сражаться. Ломион и Туор переглянулись, и почему-то именно человек подал Идриль руку. - Миледи, прошу. Эльфийка поднялась. И вправду – королева. Милостивая, мудрая и с каким-то умоляющим взглядом. - Дядя Глорфиндель, - вдруг сказала Идриль тихо и дрожащим голосом. – Найди папу. Пожалуйста. Никто не знает, где он. Внезапно их всех тряхнуло. Первая волна атаки в буквальном смысле ударила в стену – балроги с разбегу обрушивали всю свою мощь на беззащитный камень. Маэглин и Туор быстро увели эльфийку прочь от опасного места, и оба держались за мечи, словно голодные и злые сторожевые псы. - Я слышал, - сказал Эктелион. – Передай только своих под моё командование. - Я тебя найду, - Глорфиндель стиснул его плечо. – И короля найду. - Я знаю. Эльфу захотелось сделать что-то глупое, что-то большее, чем потонуть в который раз в синих-синих глазах Владыки Фонтанов. Но ему пришлось только разжать ладонь. - Я не пойду. Глорфиндель выронил меч. С башни особенно хорошо были видны разрушения, особенно слышны крики: сверху эльф увидел, что Эктелион всё же отправил на гибель за стенами много отрядов, но теперь, зная о надежде для своих детей и не владеющих оружием сестёр и жён, воины сражались с отчаянной решимостью их спасти. - Повелитель… - Оставь, друг мой. Мы оба знаем, кого мне стоило слушаться. Оба знаем, что я этого не сделал – и почему. Я не пойду. Королевский венец лежал на перилах башни рядом с точильным камнем. Доспехи Тургона потеряли своё сияние в боях. Гламдринг покоился у короля на коленях. - Почему?.. - Подними меч. - Почему? - Меч. Глорфиндель наклонился и послушно поднял. Привычное оружие показалось ему страшно тяжёлым. - Идриль молодец… Моя умница, всё предвидела, и что я запрещу, предвидела. Я не знал ничего, не видел… Почему я давно её не видел? – Тургон повернул голову, заставляя вздрогнуть от его растерянного взгляда. – Как она? Что с ней? Эльф вдруг тоже растерялся. На миг он почувствовал, что готов ему выложить всё. - С ней всё хорошо, - негромко. - Показывает дорогу Туору и Маэглину Тургон улыбнулся. - Вот и отлично. Проследи только, чтобы она выбралась, ладно? Пообещаешь? - Да. - Как королю? - Как другу, Турукано, - ответил Глорфиндель на квенья. Король Гондолина улыбнулся ещё шире и спокойней. А Глорфиндель только теперь заметил, что те мягкие незаметные ямочки Идриль, которые все приписывали её маме, на самом деле не от Эленве ей достались. Эльф попытался стереть с лица слой пыли, но, кажется, только сильней размазал. - Ты знаешь, почему я остаюсь, - сказал Тургон тоже на родном языке, который оба полузабыли. – Мы оба знаем. - Этот город… - Да. Гондолин – мои Сильмариллы. И я так же одержим, как ненавистный мне Феанор. Хотя смею ли я осуждать его теперь?.. Крики. Стоны. Кровь. Пепел. Теперь это – Гондолин. - Я надеюсь, ты не скажешь Идриль, что я остался из-за этой причины. Я выйду сражаться, и если не умру там, то вернусь сюда, - он вздохнул. – И я скучаю по ней… Тургон встал, полюбовался на отблески огней пожара на мече. На его лице застыло выражение светлой грусти – король позволил себе вспомнить о супруге, чего не делал с того момента, как нога ощутила не лёд и снег, а землю Белерианда. - Пожалуй, я жалею лишь о том, что не послушался Туора, а через него – Ульмо. Совершил ту же глупую ошибку, да?.. – он усмехнулся. – Прощай, Лаурефиндэ. На долю мгновения Глорфиндель замялся, не зная, как прощаться: как с другом или как с королём, навсегда или с надеждой… Не выбрав ничего, он шагнул вперёд и стиснул Турукано в объятьях. Ему ответили тем же. Уже внизу, зарубая на бегу особо резвых, прорвавшихся в глубину города, орков, Глорфиндель старался не оборачиваться на высокую белую башню. - Где папа?! - Догонит, - отрезал Глорфиндель, и ложь слетела с его губ так же легко, как десятилетиями он лгал всему Гондолину о судьбе их принцессы, как почти всю жизнь – Эктелиону. - Что тут у вас? – постарался перевести тему эльф. - Многие отказались идти, зато дом Древа направил разведчиков в горы здесь. Кажется, там кто-то сидит, но ближе подбираться они не хотят. Ушли с первыми группами, но скоро там будет не только мелочь… Как прорываться будем? - Успеем раньше, - мрачно сказал Маэглин. – Все, кто хотел прийти - пришли. Надо идти, сейчас же. Сын ночи словно в крови выкупался: волосы слиплись в сосульки, на платье Идриль натекло буро-чёрных следов от его объятий. Спорить с ним остро не хотелось ни по какому вопросу. Вспышкой молнии ослепило сознание. Эктелион. Его нет. - Где Эктелион? Ушёл с первыми… - Ещё не догнал, - ответили ему хором все трое и виновато переглянулись. Туор добавил: - Я не знаю, где он. Не видел с самой стены. Кажется, искал своих в первом районе, но я не уверен. Первый район – дивное место, больше всего полное фонтанов, самых глубоких, самых прекрасных и прозрачных… Волосы на загривке встали дыбом. Мельком Глорфиндель успел увидеть, что к тому месту подбираются целые орды. - Я его видел, - сказал Маэглин. – Могу привести сюда. - Маэглин! Идриль была в отчаянии почти, так как рядом не было её отца. Идриль никуда не собиралась отпускать своего мужа и схватила его за грязную от орочьей крови руку, и Глорфинделю пришлось с этим смириться. - Не надо, - Маэглин остался твёрд, и Илуватар один ведает, каких усилий это ему стоило. – Мы многим им обязаны. Всё будет хорошо. - Нет-нет… Что-то не так. Маэглин поцеловал её в лоб. Идриль с дрожью прижалась к его плечу. Если прислушаться, то можно было бы услышать: «Так мы решили «Эарендил»?.. – Да», - но, конечно же, Глорфиндель не имел права лезть в их личное, теплое, горькое. Ни за что Маэглин не оставил бы Идриль просто так. Маэглину плевать на их белый-белый, а теперь – от огня чёрный Гондолин. Когда Туор решительно повёл Идриль по тропе – она заплакала – синда стиснул зубы. - Ты не обязан. Я не прошу, и не имею права просить. Иди с ней, парень, не делай глупостей, - с тяжёлым сердцем выдавил из себя Глорфиндель, хотя билось там, в груди, лишь одно имя, одно слово. Тук-тук-тук. Эктелион, Эктелион, Эктелион. Тук-тук-тук. Живи, живи, живи!.. - Там балрог, - сухо произнёс Маэглин. - О чём ты? - Там, на дороге, в засаде – туда движется балрог. Мы не сказали сразу, чтобы не пугать лишний раз Идриль. Но ни я, ни Туор не справимся с балрогом. Ни вместе, ни в одиночку. И тут Маэглин внимательно на него посмотрел. А вот теперь – ясно всё с ним. - Я приведу Эктелиона, потому что не слепой. А ты её защитишь. И от балрога – ты сможешь, я видел, как ты сражаешься. - С каких пор ты стал таким болтливым? – усмехнулся Глорфиндель и бездумно потрепал его по отросшим волосам, которые прятали от посторонних глаз изуродованную в Ангбанде левую часть головы. На щеках Маэглина появился такой невозможный румянец. - Это я в маму, - буркнул он. – Дядя Глорфиндель, я пойду, а? Глорфиндель опешил, но сказать ничего не успел – Маэглин быстро исчез среди разрушенных домов, нырнув в хаос и разрушения. На тебе. Нахватался у Идриль. Детишки… Эльф не имел жены. А дети были. Чушь какая-то. Туора и Идриль он нагнал быстро, так как те его ждали. Человек бросил на него короткий взгляд, и Глорфиндель незаметно кивнул - они поняли друг друга без слов. - Это вы зря. Теперь бегом надо. - Мы можем. Я принёс страшную жертву. И Туор лениво продемонстрировал босые ноги. Глорфиндель не думал, что сумеет засмеяться после пропавшего в городе Эктелиона и после Тургона на башне – но он смог. Громко, заливисто, как на пирах. Изящные ножки Идриль буквально потонули в сапогах Туора. Времени обуться во что-то нормальное у неё не было. Они прошли совсем немного, когда увидели вдалеке других беженцев. Идриль то и дело оглядывалась назад, но Глорфиндель и Туор в два голоса уговаривали её бежать-бежать-бежать, чтобы уж в безопасном месте дождаться мужа. Боковым зрением Глорфиндель уже заметил между скал движение. Воздух стал странно сухим и теплым. Эльф незаметно пихнул Туора. - Береги её, - шепнул Глорфиндель, и человек улыбнулся – грустно. Скорее всего, они никогда не увидятся. - А ну-ка, а то совсем отста-а-али!.. – заорал он в голос, подхватил взвизгнувшую Идриль на руки и припустил так, что эльфийка совсем не успела возразить. - Я встречу Ма-а-эглина! Бегите! – крикнул им вдогонку Глорфиндель и… остановился. Подождал, пока они уйдут далеко. Голова страшно чесалась. Глорфиндель стянул шлем и жадно вдохнул. В небе гасли утренние звёзды – одна, вторая, третья… Жаль над Гондолином их почти не видно из-за марева, и не полюбуются ими умирающие напоследок. Ветер дул к городу, поэтому сюда дым ещё не дошёл. Чистый горный воздух ещё ничего не испортило. Сбоку от него находился обрыв, даже пропасть. По крайней мере, его в буквальном смысле не обойти. Воздух подёрнулся маревом от жара. Эльф надел шлем и обернулся на встречу высокой фигуре, исполина из густого мрака. Пламя венцом окружало его голову, пряча уродливые, следом искажения рога, плащом развевалось за высокой худой спиной и напитало бич. Щелчок – и верхушку камня снесло. Кто-то говорил, что балроги уродливы, поэтому прячут себя под полотнами темноты. Кто-то шептал, что они ненавидят всё живое. Но Глорфиндель уже встречался с ними в бою и ничему не удивился. Раскалённые угольки глаз не выражали ничего. «Средиземье так изменилось», - первая его мысль, когда сошёл на твёрдую землю и скорчился в последнем остаточном приступе морской болезни. Но на деле Глорфиндель ошибся: то дело было то ли в изменении ландшафта, то ли в том, что прошли столетия. Ничегошеньки тут не изменилось. - Так ты уверен, что желаешь жить у меня?.. – аккуратно, но уже в четвёртый раз, осведомился Элронд. - Абсолютно, - не сомневаясь, ответил Глорфиндель, не уставая от его непонимания. Возвращаясь в Средиземье, он надеялся передохнуть в знакомых смертных землях от тягот прошлой жизни и слащавости света Валинора. Ага, как же, отдохнёшь тут. Вторая эпоха не менее весело текла, чем первая. К счастью, закончилась уже. - Я ожидал, что ты останешься в Линдоне. Глорфиндель фыркнул. - Что мне там делать? Кирдан меня не жалует, как и всех нолдор раньше. Погостил и хватит. - Но… - Не хочешь пускать – не обижусь, не бойся. - Ни в коем случае. Я рад. Элронд приподнял уголки губ, но истинную радость Глорфиндель искал в его глазах, а не лице: полуэльф был не только отличным воином, но и тонким политиком. В любой ситуации он легко держал себя в руках, и лишь однажды его видели разбитым – когда сидел на пепельном склоне Роковой горы и смотрел прямо перед собой. Пожалуй, Глорфиндель не хотел знать, как проходил их разговор с Исильдуром. Достаточно того, что Кольцо уничтожено не было. - Я просто интересовался причиной, - деликатно заметил Элронд. - У вас тут мирный край. - И не скучно? Оказывается, Элронд умеет ухмыляться – так же тихо и осторожно, только уголком. Но от этого не менее нахально. Оно? Нет, не оно. Каждый раз, вглядываясь незаметно или явно в Элронда, Глорфиндель искал в нём черты Второго дома. Однако стёрлось всё, кажется, через поколение, сильнее оказалась смешанная кровь Берена и Лютиэн. Эльф даже поставил бы больше на Берена – никакой особой красотой полуэльф не отличался. - Я недавно женился, - произнёс Элронд. – Раз уж ты будешь у нас жить – идём, познакомлю. - Хозяйка Ривенделла? Ценю! Приближалась середина весны. Долина наполнялась звуками сбегающих с гор талых вод, а река разбухла от дождей и новой влаги. Каждое дерево зеленилось клейкими листочками, несмотря на опускающийся к вечеру холод. - Дети уже есть? – весело осведомился Глорфиндель, так как в этом цветущем, знакомо-горном мире не могло не быть детей. Как раз война закончена. - Трое уже, - гордо. - Экий ты шустрый. - Старшие – близнецы, - смущённо. - Тогда талантливый. Элронд смущённо засмеялся и покачал головой. Одновременно он был и зрел, и молод – смотря о чём шла речь в разговоре. Например, Элронд-воин обладал мудростью и силой. Элронд-муж был влюблён. При взгляде на Келебриан Глорфиндель отлично понял полуэльфа. - А… эм… - Только не говори, что потерял дар речи, - шикнул Элронд. - Может быть, - он поклонился и поцеловал протянутую руку. – Я просто едва не спутал мою госпожу с Артанис, только волосы спасли. Эльфийка улыбнулась тепло и ласково, и Глорфиндель понял, что с гордой и железной Нэрвен у них не так много общего. - Моя мать давно не зовётся этим именем. Ей больше нравится синдарское эпессе, - произнесла она звонким, переливчатым соловьиным голоском, и добавила со смехом: А характером я в папу больше. - И слава Эру… - выдохнул Элронд. Теперь засмеялись втроём. Здорово-то как – не сражаться, не замахиваться мечом на орка или даже человека, а улыбаться в светлом и чистом Ривенделле. И пускай тут некоторые считали Глорфинделя безумцем, раз не остался в Валиноре. Не говорить же им, что валар сами тонко намекнули, что ему не помешает посетить Сирые Земли снова?.. Хлопнула дверь дальше по галерее, два тёмных пятна промчались мимо, но одно не рассчитало траектории движения и с разбегу налетело на Глорфинделя. Эльф поймал, и на поверку это оказался шкодливый эльфёнок. - Ох, шустрый заяц. Куда несёшься, чуть не зашиб! - Это Элладан, - спокойно сказал Элронд. – А вон там – Элрохир. Старшенькие. Действительно, за перилами на холодной и скользкой ветви дерева висел точно такой же мальчишка, отличающийся от брата ссадиной на локте. - А ты кто? – дерзко спросил Элладан и попытался цапнуть за палец. – Я тебя тут не видел. - Жить буду. - А зачем? - Захотелось. - Папа говорит, что не всегда можно делать, что хочется. - Папа, дети, врёт страшно, - мальчишка просиял. – Ну, беги. Элладан вылетел из его рук, как пробка из бутылки. Шило с одном месте определённо было острее и больше, чем мог перенести их отец, но держался молодцом. Вот как раз сейчас не ругается, а только с укоризной смотрит. - Любимый, не надо, - мягко сказала Келебриан. - Я пытаюсь их воспитывать. - Трудно, неправда ли? – весело отозвался Глорфиндель. Сыновья Элронда ему сразу понравились. Юркие, хулиганистые – а от них можно было ждать спокойствия родителей. - Так, они с сестрой были… - беспокойно обернулась Келебриан. - Амме!.. Глорфиндель давно не видел маленьких детей, которые совсем ещё не похожи на взрослых. Тело их ещё не слушается и далеко не похоже на то, какое будет в будущем. Крохотный комок тепла и жизни буквально выкатился им под ноги, так как ребёнок споткнулся о собственное платье и неловко бухнулся. Девочка. Волосы чёрные – не как у Элронда, а из-под них уши торчат большие слишком для детской головы. Келебриан помогла ей встать, и маленькая эльфийка быстро шмыгнула за юбку матери. Глорфиндель успел только заметить, что она удивительно хорошенькая. - А это – младшенькая, Арвен. Тут уж Элронд гордости не скрыл. - Не бойся, детка, дядя Глорфиндель тебя не обидит, - проворковала Келебриан, а в груди у эльфа что-то ноюще кольнуло. Он запрещал себе часто об этом думать. В конце концов, он точно знал, что Идриль выжила и даже вернулась в Валинор, хоть не довелось с ней свидеться там. И всё же… Арвен выглянула из-за ноги эльфийки. Чёрные, как ночь, локоны, уже укрывали маленькие плечи, зато глаза – светло-серые и лучистые, ясные, словно видели свет самих Древ – казались огромными на круглом лице. И вправду, звезда, звёздочка. На вид Глорфиндель не дал бы ей больше двух лет, хотя человек точно счёл бы девочку ребёнком постарше. Эльф присел, чтобы быть с ней примерно на одном уровне. - Не бойся. Я хороший. Могу быть твоим рыцарем. Можно? Он посмотрел на Келебриан снизу вверх. - Всё можно, - со смешинкой. – Только она почти не разговаривает. - Ещё не умеет? - Скорее, не любит, - пояснил Элронд. Малышка сделала шаг, другой; неуверенно и с тем интересом, когда ещё не привыкла фэа управлять телом, и это в новинку. Отпустив ткань одежды Келебриан, она едва не споткнулась снова и ухватилась за пальцы Глорфинделя. Бросив вопросительный взгляд на её родителей и получив одобрение, эльф легко подхватил лёгкую, как пушинку, девочку, и поднял на уровень своего не малого роста. Арвен засмеялась, улыбаясь до маленьких ямочек на щеках, и потянула руки, чтобы потрогать её волосы. А Глорфинделю тоже стало смешно, так как он узнал: узнал разрез глаз, узнал этот дёготь в волосах, который столь прекрасен станет у девы, когда она вырастет, узнал светлую кожу, не молоком, но теми жемчужными туманами, что стелились давным-давно по землям и горам ушедшего в прошлое Белерианда… - Она куколка, - эльф зажмурился, так как малышка, как и все дети обладающая жаждой исследования, дёрнула его за волосы. - Ей предрекают красу Лютиэн, но мне бы этого не хотелось, - произнесла Келебриан, пытаясь, видимо, разглядеть будущее своего самого ценного сокровища. Сыновья-то уже подросли, более самостоятельными стали. - Глупости. Она не обязана повторить её судьбу, - сказал Элронд, и Глорфиндель понял, что этот разговор у них не впервые. Лучше такие речи заводить родителям наедине. - Все пророчества – чушь полная. И вообще, она на прадедушку похожа, можете мне поверить. Я его неплохо знал. Эльф перехватил Арвен поудобней, усадив на сгиб руки. Малышка принялась болтать ногами и рассматривать всё вокруг с новой для себя высоты. Элронд почему-то смотрел на него непонимающе. - Туора? В летописях пишут, что он был златоволосый, как все из рода Хадора. Как ножом по сердцу. Как копьём в спину. Глорфиндель стиснул зубы и не изменился в лице. Всё нормально. Туор молодец, и даже честь и покой Идриль сберёг так, как смог. Братом и сестрой, должно быть, воспитывали они Эарендила, не лишая его детства и счастья иметь отца, а тайна, зародившаяся в тайном городе Гондолине, ею и осталась. Так лучше… Лучше же? Любовь их в любом случае бесследной не осталась, и не истаяла во времени. Маленькая Арвен, похожая на Маэглина и, возможно, Лютиэн капризно запросилась в руки к матери. А Глорфинделю захотелось сегодня ночевать не в помещении, а у какого-нибудь красивого прохладного фонтана.