***
Иваизуми уже успел позабыть об этом человеке, заваленный потоком прибавившихся клиентов. Телефоны он предпочитал не записывать, как и не требовать фотки заживших творений. Однако вспомнил, когда утром в воскресение щелкал каналы и случайно наткнулся на знакомое лицо. — Ха-ха, вот это охренеть. Серьезно?! На экране явно был тот парень. Совершенно точно. Иваизуми не мог ошибиться. Нужно было абсолютно точно заканчивать судить по внешности. Иваизуми думал, что тот-чувак-с-охрененной-клумбой-на-теле работает ведущим какого-нибудь музыкального чарта. Ну, или топ модели. НО НЕ ВЕДУЩИМ ДЕТСКОЙ ПРОГРАММЫ ЖЕ. Это настолько убило мозг Иваизуми, что он мог только смотреть на экран. Комнату наполняли звуки смеха детей, их иногда невнятная речь. — Дядя Тоолу, ведь ты нам поможешь? «Его имя Тоору? Классно, ведь тогда он так и не представился». — Конечно, дорогая. Чтобы испугать подкроватного монстра, необходимо просто встать, вскинуть руки вверх, и очень громко крикнуть на него. Давайте, отрепетируем это вместе. Иваизуми глупо заржал, уже предвкушая эту картину. Но стало совсем не смешно, когда Тоору на экране начал кричать на монстра вместе с детьми. Сердце Иваизуми пропустило удар, когда ведущего показали достаточно крупным планом во время крика, так, что стало видно язык. По спине пробежали одинокие мурашки. А вот это уже интересная реакция. Язык Тоору зажил прекрасно, наметанный глаз мастера определил это сразу же. Удовлетворение своей работой захлестнуло Хаджиме, заставив слегка сощурить глаза и, наконец, выключить телевизор.***
Под руками в черных перчатках теплое тело, в пальцах жужжит машинка. Иваизуми сосредоточенно обрисовывает контур татуировки, вытирая лишний пигмент с кожи салфеткой и окуная иглу в колпачок с краской, когда его телефон начинает неистово разрываться. Не имевший привычки отвлекаться от важной работы, Хаджиме продолжил свое скрупулезное и ответственное занятие, благо телефон стоит на вибро. Но отдающая щекоткой по бедру вибрация доканывает мастера уже через несколько минут. Извинившись перед лежащим в кресле парнем, Хаджиме снял наконец трубку. — Эй, привет, Ива-чан. Медленно подходит понимание. — И тебе привет. Ты записаться? На том конце ненадолго воцарилось молчание, после чего Тоору продолжил. — Да. Я приду сегодня. — Но у меня записей до самого вечера, сегодня все занято. — Считай, что я срочно. До вечера. В девять приеду, поэтому постарайся там, Ива-чан. — Хватит меня так называть, — уже было сказано в быстрые гудки. Пришлось действительно стараться закончить все дела быстрее и ему повезло — последняя запись не подтвердилась, и Хаджиме просто ждал последнего гостя. Тоору зашел без стука, только дверь закрыл, приветственно улыбаясь. Одет он в этот раз был совершенно не в манере ведущих утреннего детского шоу. Черная майка с глубоким вырезом, в котором виднелись ключицы, перекрываемые шнурком подвески. Прямые бежевые шорты до колена и черные слипоны на голую ногу. Модник. Иваизуми фыркнул. — Видели б тебя твои детишки. Тоору совершенно явно стушевался, краснея кончиками ушей. — Черт. Видел, да? — Ага. Думал, что мироздание явно что-то напутало. Зато теперь знаю твое имя. С чем пришел? Тоору сел на кресло, как тогда, снова смотря на Хаджиме тяжелым взглядом. — Мне нужно новое. Желательно что-то необычное. — Снова? — Снова. — Хм, вот же… На лице? — Нет. — Тогда на теле… — Нет, — резко перебил его Тоору. — Не на теле. Иваизуми встрепенулся, будто бы понимая, к чему клонит его, теперь уже, клиент. — Ты об интимном пирсинге? Чувак, это ад, ты бы видел лица тех, кто… — Нет, Ива-чан, я не о пирсинге. И не о татуировках, — он встал, подходя к Хаджиме, смотря на сидящего сверху. — Но об интимном. — Чего?! — Иваизуми резко встал, ударив Тоору лбом в нос. Того отшатнуло назад, и из носа тут же начала идти кровь, но он не стал хныкать и зажимать ушиб. Кровь стекала по лицу, затекая в уголок губ. Тоору высунул язык, собирая им кровь. Иваизуми снова застыл с пущенным по позвоночнику электричеством. От вида раздвоенного языка, который Тоору явно не торопился скрывать, Иваизуми прикипел взглядом к этой картине слизываемой крови с ухмылки. — Нравится? Хаджиме опомнился, быстро меняя удивленно-обреченное выражение на раздраженное. — Черта с два мне такое будет нравиться. Какого хрена ты завалился сюда? Меня соблазнять? — Да, черт возьми, да! И почему тебя это смущает больше, чем, например, прокол моего члена? — Ты бы тогда страдал и корчился от боли. Прекрасное зрелище. — …С членом в руках. — На хер пошел. Это работа. — Хм. Тогда, — Тоору снова подошел близко к Иваизуми, который был готов схватить того за яйца в случае острой необходимости, — Мне нужен Ваш совет, Иваизуми-сан. — Пиздец бесишь. — У меня проблемы с языком. Мне кажется, что он неправильно зажил, — Тоору перебил Иваизуми, делая серьезные глаза. На фоне носокрови этот взгляд, тем не менее, не казался убедительным. Иваизуми протянул ему салфетки, пережидая легкую досаду от стирания такого украшения с лица. — Скотина. Показывай. Учти, я тебя прихлопну, если обманываешь. Я тебе его к члену пришью. Будешь как Уроборос*, есть сам себя. Тоору послушно сел на рядом стоящий стул, подставляя лицо и открывая рот. Иваизуми натянул на руки новые стерильные перчатки, которые еще хрустели при прикосновении. — Высунь его, мне так не видно. Тоору повиновался, вытаскивая язык. Иваизуми скептично осматривал его, слегка поворачивая в стороны. Чтобы посмотреть разрез изнутри, Хаджиме раздвинул половинки пальцем, тут же судорожно выдыхая. Ойкава, смотря ему прямо в глаза, обвил палец с двух сторон, ощутимо сдавливая. Язык проехался вниз по среднему пальцу, переходя на два соседних, но Иваизуми отдернул кисть. Тоору сидел с видом победителя, с видом настолько довольным, что хотелось вновь ему врезать. Но Иваизуми только отодвинулся назад в попытке уйти, нагоняемый медленно уменьшающим расстояние Тоору. Позвоночник искрил, отдавая мурашки в живот и под язык, когда на губах уже оседало чужое влажное дыхание. Возлюбить свое творение — все, что оставалось Иваизуми, когда он почувствовал, как его губы сминают чужие, а в рот проникает язык, который сразу же воспользовался своей новой анатомической особенностью. Хаджиме был рад тому, что сидит на стуле, и Тоору не может увидеть то, как бы подкосились его ноги, когда язык мастера оказался зажат чужим, обведен сразу с обеих сторон. Такого Иваизуми однозначно никогда не испытывал. Совершенно точно никогда. И это было действительно круто. Ново. Охуенно. Почти что двойное проникновение в рот, по крайней мере именно так это чувствовалось. Стало еще хуже, когда Иваизуми, уже отпустивший себя в рамки поцелуя, оказался со втянутым в чужой рот языком, кончик которого очень, мать его, охуенный Тоору с каким-то бешенным остервенением стал зажимать и слегка прокручивать в разрезе своего языка. Оба застыли, когда из Иваизуми вырвался по-звериному тихий рык в рот Тоору. Тот обвел языком по влажным и налившимся красным губам, а Иваизуми только сейчас почувствовал металлический привкус, который остался на коже вокруг губ от стертой крови. Иваизуми тряхнул головой, приходя в сознание. — Ваш язык полностью и правильно зажил. Можете идти домой. Мастер встал с четкой мыслью валить отсюда, пока все не обернулось последствиями, о которых он точно может пожалеть, но за ним же встал и Ойкава, поймавший за руку и бесцеремонно положивший голову на плечо Хаджиме. — А теперь хорошенько подумай, какие перспективы тебя ждут, захоти я с таким языком сделать тебе минет. О да. Возлюбить свое творение. Именно этим Иваизуми и собирался заняться, до крови кусая чужие губы в новом приливе острого возбуждения. _________ *Уроборос — свернувшийся в кольцо змей, кусающий себя за хвост.