Протяни мне руку и сгорай со мною

      Сентябрьское утро. Ветрено. Правая рука Кёнсу лениво нащупывает телефон в тёплом кармане лёгкой куртки. Время — пять сорок восемь утра; студенты практически все уже в сборе, да и автобус должен подъехать с минуты на минуту. Телефон снова спешит в карман, а Кенсу устало переминается с ноги на ногу. Разве не рановата поездка?       Автобус подъезжает через пять минут, и Кёнсу наконец облегченно выдыхает. Если честно, то ему совсем не хотелось никуда ехать, но отделяться от коллектива было бы всё же неудобно. Его единственной надеждой на данный момент оставалось лишь то, чтобы эти два дня поскорее пролетели, чтобы эти два дня не учудили ничего такого, что могло бы нарушить его твердого и стойкого покоя.       Дверцы автобуса открылись, и студенты начали потихоньку рассаживаться. Кенсу сел в самый конец, где было темно и тихо. Синие занавески бросались в глаза, он закрыл ими окна, а ремень безопасности душил, что он и вовсе не стал им пристегиваться. Хотелось встать и уйти отсюда, но было уже поздно: рядом села одногруппница Кенсу, совсем знакомая на вид, но он даже не смог вспомнить ее имени. Она улыбнулась ему со словами: «Доброе утро», но отвечать не было никакого желания, поэтому он только и натянул ответную улыбку, а далее отвернулся к закрытому синей занавеской окну.       Хотя время было уже шесть, автобус почему-то не трогался. Кенсу приоткрыл занавеску, чтобы посмотреть, не начало ли светать. Убедившись, что еще темно, он откинулся на спинку сидения и прикрыл глаза. До его уха добрался громкий голос старосты, который спрашивал у куратора, почему мы до сих пор стоим. Ответа Кенсу не расслышал и лениво начал шарить в рюкзаке в поиске наушников, а когда он их все же нашел, в автобусе поднялся негромкий шумок, и он поднял глаза. Дверцы автобуса в это время закрывались, а в центре стоял запыхавшийся одногруппник с неровно надетой кепкой и наглыми глазами. Значит, ждали опаздывающего… Как же его имя?       Автобус тронулся, и скоро в нем воцарилась настоящая тишина, такая приятная и глубокая. Кенсу видел, как засыпают его одногруппники: его сидение было выше остальных. Он видел, как их головы тихо наклоняются, падают на плечи рядом сидящих, как больно они ударяются о стекла окон. А еще Кенсу видел, как начинает светать…       Синие занавески захотелось открыть, захотелось увидеть все красивые места, которые проезжал автобус, но Кенсу уже знал эту дорогу. Путь до Сеула составлял где-то в среднем часа 4, однако казался он целой вечностью. Особенно долгими минуты стали после того, как на плечо Кенсу упала голова одногруппницы. Он устало вздохнул и уставился в одну точку. Так студенты филологического факультета доезжали до Сеула.       Автобус остановился незадолго до места прибытия, и Кенсу очнулся. Он понял, что спал, только тогда, когда голова неожиданно спросонья закружилась, и захотелось пить. Одногруппницы рядом уже не было, и он не мог понять, что происходит. Он растерялся еще больше, когда вместо неё на сидение рядом приземлился другой человек. Тот опоздавший парень с наглыми глазами. Кенсу поднял на него взгляд, надеясь на объяснения, но парень лишь взглянул на него в ответ и ослепительно улыбнулся, после чего не менее равнодушно отвернулся.       — Что сейчас происходит? Почему автобус стоит? — Кенсу всё же нехотя выдавил из себя два вопроса, ведь ситуация не давала ему его желанного покоя.       — Наша одногруппница наделала немало проблем в совсем маленький мешочек, — однокурсник усмехнулся, — А сейчас она доделывает эти проблемы в ближайших кустах. Круто, да?       Кенсу недоверчиво нахмурил брови и отвернулся к окну. Было уже светло, и через синие занавески даже немного проникал яркий свет. До Сеула оставалось каких-то десять километров, но всё уже шло не по плану. Автобус тихонько тронулся, но девушка так и не вернулась на своё место.       — Оп-а, организм нашей Сонхи наконец-то прочистился, — хмыкнул сидящий рядом парень, и Кенсу неожиданно захотелось его ударить. Кенсу вообще первый раз в жизни захотелось кого-то ударить.., — Надеюсь, ты не ждешь её возвращения на это место? Она сегодня сюда больше не сядет, к сожалению, — парень посмотрел в глаза Кенсу, полные непонимания, и продолжил, не дожидаясь вопроса, — Куратор сказал ей сесть вперед, на то ущербное место, где сидел я. Там почти не укачивает. Наша бедная Сонхи…       Кенсу опустил взгляд. Не то, чтобы он хотел сидеть вместе с одногруппницей, которую, оказывается, зовут Сонхи, просто он, скорее всего, ужасно не хотел сидеть с этим наглым парнем. Одногруппник, словно услышав мысли Кенсу, пододвинулся к нему достаточно близко, чтобы тот почувствовал себя ужасно некомфортно в тесноте между холодной курткой и автобусным окном. Кенсу уже было собирался использовать локоть, чтобы отодвинуть наглеца, но тот лишь сдвинул синюю занавеску, чтобы открыть окно, и отодвинулся на свое место сам.       — Что посреди дня с закрытым окошком едешь? Даже ведь солнце в глаза не светит… — пробормотал парень, не отрывая глаз от проезжающих мимо машин и зданий. Сеул уже был здесь.       Яркий город с голубым небом над ним и бурной жизнью, вне зависимости от того, который час, какой месяц и какое время года. Сказочный город, или город мечты, где соединяются древние традиции с современными технологиями. Город контрастов и насыщенных красок, где небоскребы скрывают после полудня солнце и где со спокойным течением волшебной реки Хан память об этом городе остается вечной…       Кенсу не очень любил столицу, хотя у него даже было с ней много воспоминаний. Например, как в детстве с родителями он приезжал сюда, чтобы покататься на аттракционах. Или как однажды он приехал сюда, когда очень скучал по одному человеку. А один раз он приезжал в Сеул со своим классом: это была школьная поездка, оставившая множество эмоций от безумно приятных до достаточно сомнительных… А в этот раз он приехал сюда со своей группой, и сейчас ему казалось, что зря он это сделал.       Автобус остановился, и его дверцы незамедлительно открылись. Студенты вставали и выходили очень резво и быстро, поездка предвкушала им два счастливых дня. Им, но не Кенсу.       — Чего медлишь, соня? — голос наглого парня противно зазвенел в голове Кенсу, нарушая его внутреннее спокойствие, — Неужели не рад, что, наконец, выходишь из этого дурацкого автобуса? Вот у меня лично спина затекла и ножки болят, — он продолжал говорить, пока засовывал в рюкзак наушники и свою куртку, но Кенсу, совершенно не слушая его, лишь закинул лямку своего рюкзака на плечо и прошел мимо, быстрее выходя из автобуса и слыша позади себя: «Что за неуважение к приятелям?»       Солнце светило ярко, и Кенсу пришлось прищурить глаза, чтобы рассмотреть то место, куда они прибыли. Это был район Чонно, и с данной автобусной остановки можно было увидеть площадь Кванхвамун, откуда величественно и гордо смотрел на студентов великий герой — Генерал Ли Сунсин. Недалеко виднелся высокий и красивый отель — Плаза, в котором хотелось бы пожить каждому, однако не каждый мог себе это позволить.       — Волнительно, не правда ли? — в самое ухо донесся глубокий голос. Кенсу обернулся и оказался ровно на уровне чьей-то шеи, а когда приподнял голову, на него уже смотрели горящие глаза наглого одногруппника, — Уже не терпится, когда нас отпустят, не так ли? Наверное, первым делом я бы сходил поесть…       В голове Кенсу была только одна мысль. Нет, он не был взволнован тем, что скоро останется наедине с собой в большом городе. Он не был взволнован даже тем, что скоро и правда сможет перекусить. Его мучил только один вопрос: что делает этот странный одногруппник рядом с ним? Одногруппник, чьего имени Кенсу даже не помнит. Или вообще не знает…       — Знаешь, тут есть одно местечко неподалёку, где готовят отличнейшие свиные котлетки! Не хочешь разделить со мною завтрак? Посидели бы вместе… Все равно ты один, — на плечо Кенсу легла тяжёлая рука, — Я составлю тебе отличную компанию, серьезно, — наглый взгляд тёмных глаз встретил растерянный взгляд Кенсу, который был в замешательстве от неожиданных действий парня, с коим он никогда в этой жизни даже словом не обмолвился. Что за странное поведение? Что за резкая перемена в отношении к нему?       С огромным недоверием Кенсу покосился на парня и снял со своего плеча его руку. Лёгкая улыбка, которой было наделено симпатичное, но наглое лицо, вмиг исчезла, и одногруппник стал неожиданно слишком серьезным.       — Это ты меня сейчас отверг таким образом, да? — он хмыкнул, — Надеюсь, я не пугаю тебя чем-нибудь? Ведь нет? Я, вроде бы, очень даже милый. И перекусить со мной не должно считаться действием мерзким… — парень снял кепку, подправил свои растрепанные волосы шоколадного цвета и снова надел её, и снова неровно.       — Знаешь, — неожиданно даже для самого себя произнёс Кёнсу. Он так долго молчал, что в горле всё пересохло, и его слово получилось ужасно хриплым и грубым. Он прочистил горло и продолжил, — Знаешь, я отношусь к тем людям, которые привыкли тихо идти по своему пути. В одиночестве. Наедине с самим с собой… Понимаешь? Я не создан для общения, для совместного завтрака, для того, чтобы разделять с кем-то свою жизнь… Я создан, чтобы быть одному. И я… наверное, пойду, — Кенсу опустил голову и развернулся на своих носочках. Куратор объявлял в это время студентам о том, что сейчас начнётся их пятичасовая индивидуальная жизнь в столице, но Кенсу уже не слушал. Он только что еще раз убедился в том, насколько же он сумасшедший и дикий! Еще раз…       Как только куратор закончил свои инструкции и бессмысленную речь, студенты рассеялись по разным сторонам. Кенсу достал телефон, чтобы посмотреть время. Десять сорок пять, действительно нужно было позавтракать. Как только он убрал телефон обратно в свой карман, за спиной послышались шаги, и кто-то неожиданно позвал его:       — До Кёнсу!       Наглый парень был здесь, и он знал его имя.       — Ты говоришь, что создан для того, чтобы быть одному и тихо идти по своему пути? — парень быстро обежал Кенсу и встал прямо перед ним на расстоянии пяти шагов, — А что, если на твоем пути неожиданно кто-то появится? Свернешь? Пройдёшь мимо? Обойдёшь? И это твоя жизнь? — одногруппник был нахмурен, отчего казался совсем иным, нежели чуть прежде, — Это то, ради чего ты создан? А в чем тогда смысл твоего существования, приятель? — горькая ухмылка порезала слух Кенсу, и он почувствовал, как заслезились его глаза. Ветер, наверное.       — И что ты мне хочешь этим сказать? — Кенсу медленно проморгался и снова уверенно посмотрел собеседнику в глаза. Парень напротив стоял несколько мгновений молча, его рубашка, одетая поверх футболки, развевалась на ветру и отвлекала внимание Кенсу.       — Что я хочу сказать, ты спрашиваешь? Я просто хочу вбить в твою глупую голову, что ты чертов дорк! И я хочу тебя вытащить из этого сумасшествия! — одногруппник подошел к Кенсу на четыре шага ближе, и теперь между ними оставался лишь один жалкий шаг, — Если ты ни с кем не разговариваешь в универе, не думай, что никто тобой не интересуется, парень! А теперь не хочешь попробовать? — парень протянул руку и отправил Кенсу взгляд, полный ожидания.       — Попробовать… что? — Кенсу с удивлением посмотрел сначала на белую ладонь, потом в глаза одногруппника, а после - снова на ладонь.       — Попробовать встретить меня на своем пути… — парень улыбнулся, совсем легко и словно невесомо, однако в этой улыбке было море искренности и ни капли прежней наглости, — Как тебе такая мысль?       Кенсу опешил. Четыре часа назад он даже не знал этого парня, час назад он почувствовал к нему ужасную неприязнь. Но сейчас, лишь в данный момент, ему неожиданно захотелось довериться этому наглецу и броситься за ним куда угодно, лишь бы в ушах перестала болезненно звенеть тишина, и чтобы покой вдруг резко превратился в крайнее беспокойство.       — Твоё молчание я приму за немое согласие на моё предложение, — парень улыбнулся уже чуть ярче, — Итак, меня зовут Ким Чонин, и я твой группаш вот уже второй год. Может быть, припоминаешь такого? — он усмехнулся, — Тебя зовут До Кенсу, и мне очень приятно с тобой познакомиться здесь и сейчас, в этом славном городе! Давай позаботимся друг о друге! А сейчас погнали! Уже скоро одиннадцать, а мы еще не завтракали, приятель, — парень схватил Кенсу за руку, даже не спрашивая разрешения, и побежал в сторону дорожного перехода. Сеул пробегал мимо, оставляя в глазах яркие вспышки, а Кенсу в это время думал о том, чтобы действительно впустить в свой тихий путь одного громкого человека…

***

      — Кенсу, — как-то посреди разговора за завтраком начал Чонин, — ты же не всегда таким был?       — Каким… таким? — Кенсу отложил палочки и протянул руку за кувшином, чтобы налить себе воды.       — Как бы помягче сказать… Таким отстраненным, что ли? — Чонин засунул целый кусочек свиной котлеты в рот и, тщательно прожевывая его, внимательно уставился на своего собеседника. В его глазах можно было увидеть какое-то странное беспокойство, и это мучило Кенсу: он воспринимал это на свой счет.       — Я ведь дикарь, правда? — Кенсу грустно усмехнулся, — Наверное, со стороны это выглядит просто нелепо и жалко… Но хочу сказать лишь одно — так мне проще жить. Я же говорил тебе, что я живу для одиночества.       — Если ты живешь для одиночества, то почему твои глаза так ярко горят, когда ты разговариваешь, приятель? — Чонин улыбнулся, ему нравился Кенсу, который больше не боится отвечать на его вопросы.       Но Кенсу эта фраза поставила в тупик, его глаза сосредоточились на одной точке, а в голове возник один огромный вопрос: «Мои глаза и правда горят?» В его пока еще недолгой жизни было не так много моментов, когда он был действительно счастлив. Но безумно счастлив он всё же был. Однажды.       — Знаешь, Чонин… — он сделал паузу, чтобы посмотреть в окно кафешки: там, на улице, ярко светило солнце, был полдень, — Когда-то очень давно я был влюблён. Да, наверное, влюблён. И да, очень и очень давно… — Кенсу опустил голову и посмотрел на свои пальцы, которые нервно не могли успокоиться и теребили друг друга. Чонин смотрел на него серьезно и внимательно, он понимал, что, должно быть, в этом весь смысл. В этом вся причина того, почему Кенсу сейчас такой, — И знаешь, это было здесь, в Сеуле, в этом живом и шумном городе, в городе, где родилась и умерла моя первая любовь, — До шумно сглотнул и потянулся к бокалу с водой: воспоминания его душили, — Но я думаю, эта история до безумия неинтересна, поэтому лучше оставлю ее только в своей памяти. Прости, Чонин, что начал и не закончил… Зато я закончил есть, может, пойдем отсюда? Сходим куда-нибудь?..       Чонину хотелось знать продолжения, Чонин хотел помочь новому другу выговориться, но он не стал заставлять его делать это. Наверное, это очень больно, поэтому история должна остаться до лучших времён. А пока пора было идти развлекаться, точнее, развлекать. Парень кивнул Кенсу и попросил счёт.       На улице стало жарче, сентябрь был очень теплым в этом году. Кенсу наконец снял свою легкую куртку, убирая ее в рюкзак. Парни шли по главной улице района Чонно-гу — Мёндону, где было ужасно много людей, среди которых легко можно было потеряться. Иностранцы, туристы, горожане, любящие шоппинг, — все смешивались здесь в кучу и составляли собой единый поток, направленный в разные стороны. Чонин показывал Кенсу различные плакаты и вывески, пытаясь удивить парня или рассмешить. Кенсу улыбался, и даже, скорее, не из-за этих вывесок, а из-за милых стараний нового друга.       Кажется, этот новый человек, появившийся на пути Кенсу, был лучше всякого лекарства от депрессии, кажется, он был тем, кто мог спасти его, кто мог вытащить его из дикой норы отстраненности. Он был тем, кто послан специально для Кенсу с небес, словно Ангел. По крайней мере, самому Кенсу так казалось.       — Чонин, спасибо тебе, — неожиданно произнес Кенсу, пока парень примерял на себя разные виды кепок в одном открытом бутике.       — За что, приятель? Я, вроде, не тебе тут кепку ищу, а себе, — он засмеялся, — Или ты хочешь кепочку? Выбирай, я куплю ее тебе в честь нашего знакомства, — он снял с себя очередную кепку и примерил ее на Кенсу, — Ой, а тебе идет!       — Да я выгляжу в этой кепке, как преступник, — Кенсу засмеялся, и этот смех зазвенел приятными нотками в голове Чонина. Это был тот смех, единственный, который хотелось слышать вечно, — А если серьезно, то я благодарил тебя не ради того, чтобы ты мне выбрал кепку. Я просто благодарен тебе. За сегодняшний день.       Чонин улыбнулся, он схватил Кенсу за его щечки и посмотрел ему прямо в глаза:       — Ты не рожден для того, чтобы быть одиноким, приятель. Я думаю, тебе давно уже нужно было протянуть кому-нибудь свою руку.       Было уже три часа дня, через час парни должны были попасть в королевский дворец Кёнбоккун, где они договаривались собраться с остальными, чтобы ехать заселяться в хостел. Куратор наверняка уже ждал их там. Парни сели на автобус и были на месте уже через полчаса.       Дворец был так же прекрасен, как и всегда. В нем была отражена вся история Кореи — в особенности, династия Чосон. Лотосовый пруд был любимым местом Кенсу в этом дворце, поэтому, не обращая ни на кого никакого внимания, он сразу же направился к нему. Маленький мостик, перекинутый через этот пруд, ярко выделялся на фоне листьев лотоса. Кенсу был без ума от этой прекрасной картины, от этого прекрасного места; его глаза слезились. Ветер?..       — Чонин, представь себе, именно здесь я встретил свою первую любовь. Прямо на этом мостике! Удивительно, правда? — он ярко улыбнулся, а Чонин увидел в выражении его лица глубокую печаль.       — Удивительно… — пробормотал он, — Прямо на этом мостике…       Время бежало, не спрашивая разрешения, не интересуясь, не нужно ли кому-нибудь дополнительного мгновения. Оно было жестоко и неумолимо. И уже добегало до четырех часов. Пора было искать куратора. Но Чонин не сдвигался со своего места, он стоял у края моста и смотрел на Кенсу, который пытался сдержать свои слёзы. Нужно было дать ему время, это дорогое время, ведь всё окружающее было совсем не важно по сравнению с тем, какая боль жила внутри этого хрупкого парня.       Через минут десять его состояние стало лучше, он пришел в чувства, но Чонин уже не знал, что делать. Для начала он просто взял Кенсу за руку и повел в сторону выхода, где должны были собраться студенты. Ему было плохо, даже если он ничего и не понимал.       Рука Чонина была горячей, ужасно горячей, что Кенсу показалось, что скоро она обожжёт его кожу. Но он держался за своего нового друга крепко, чтобы случайно не потерять, чтобы не потерять хотя бы Чонина, парня, который появился на его одиноком пути…

***

      Заселялись они на одну ночь в «Hostel Coco», который находился в центре всё того же Чонно-гу. Комнаты оказались четырехместными с двуспальными кроватями, и это приносило Кенсу дополнительное неудобство. Он не мог спать с кем-либо, будь то даже Чонин — его новый друг. Всё же Кенсу оставался сумасшедшим и тихим дикарём, даже если и сделал шаг навстречу человеку, оказавшемуся на его пути.       Чонин зашел в комнату первым, следом за ним зашел Кенсу. Это был четырнадцатый этаж, и вид из окна комнаты был просто удивительным! Высотные здания и горы на фоне ярко-голубого неба — картина незабываемая.       Первым делом Чонин прыгнул на кровать, расположенную ближе к окну и закрыл свои глаза: день был ужасно утомительным, и даже если было всего пять тридцать, хотелось закутаться в тысячи одеял и крепко уснуть. Он открыл глаза снова, чтобы посмотреть, чем занимается Кенсу, и заметил его, стоящим прямо около большого окна.       — Нравится видок? — поинтересовался Чонин, и в его голосе снова отразились нагловатые нотки, — А представь себе, какая красота будет ночью! — он привстал на локтях, а Кенсу повернулся к нему лицом, — Почему бы тебе не попробовать прилечь рядом со мной? Кровать ужасно мягкая! — парень улыбнулся.       — Думаю, не сейчас, — отказался Кенсу, — Сейчас я был бы не прочь поесть чего-нибудь вкусного, — он опустил голову, по комнате раздалось громкое урчание его живота.       Парни пошли в ресторан «Миджин», расположенный прямо напротив хостела, чтобы перекусить и удовлетворить наконец бедный животик Кенсу. Еда там была вполне привычной для обычного корейца, поэтому и не особо дорогой, как могло бы быть в других ресторанах, расположенных рядом, например, в японском «Макино Чайа».       Чонин боялся начать разговор, ему казалось, что он может ляпнуть лишнего и испортить своему новому другу все настроение. Но молчал и Кенсу, поэтому между ними в течение пяти минут складывалась неловкая тишина. Однако потом Кенсу все же заговорил первым, и беседа между парнями более-менее завязалась; они расслабились.       — Что касается той истории… — неожиданно как-то произнес Кенсу, — Ну, истории про мою первую любовь. Я думаю, что смогу ее тебе рассказать. Сегодня ночью. Давай сходим ночью погулять по окрестностям?       Чонин без никаких возражений согласился, его давно мучила эта проблема, он готов был выслушать Кенсу, он готов был помочь ему, несмотря даже на то, какая именно история ожидала его.

***

      Вечер наступил стремительно; вид из окна номера стал просто изумительным: тысячи горящих окон домов, различных вывесок, фар машин и огней светофоров — и всё это в темноте корейской ночи. Кенсу был в восторге, а Чонин смотрел на него с какой-то отцовской радостью. Еще двое одногруппников заселились в их номере, поэтому здесь им было неудобно разговаривать или даже просто смотреть друг на друга. Чонин помнил, что Кенсу обещал прогуляться с ним ночью, чтобы выговориться, и он боялся, что парень снова передумает и скажет, что оставит всё в себе.       Но Кенсу не собирался больше молчать, он правда хотел доверить Чонину самое дорогое свое воспоминание и самое болезненное. Он хотел протянуть руку Чонину, ведь тот уже давно это сделал, необходимо лишь было сделать ответный шаг — шаг навстречу человеку, единственному человеку на его одиноком пути.       — Чонин, пошли прогуляемся! Кажется, я хочу этого именно сейчас… — воскликнул Кенсу, и эта фраза показалась Чонину удивительно прекрасной, хотя в ней и не было ничего особенного. Он протянул парню руку, и Кенсу тотчас же принял ее, и они вместе вышли из их номера.       Был первый час, однако улица была полна людей и машин; Сеул никогда не спал и был оживлен круглосуточно. Но всё же сейчас, казалось, было тише, чем днём — тише и спокойнее. Поэтому и Кенсу был спокоен.       — Знаешь, Чонин… — парень всегда начинал свой разговор с этих двух слов. Может быть, ему казалось, что Чонин всё знает? Но тот не знал совершенно ничего, и это его огорчало, — Я как-то приехал в этот город точно так же — групповой поездкой, только школьной. У меня тогда были друзья, даже скажу, что их было много, и поэтому та поездка совсем отличалась от этой. Совсем. Но, скажу тебе, тогда я был счастлив, но сейчас, вспоминая о том времени, в моих чувствах остались лишь горечь и страдания. Ты, наверное, пока ничего не понимаешь… Но сначала ответь на вопрос… — Кенсу сделал паузу, — Ты ведь сегодня протянул мне свою руку, потому что я показался тебе ужасно жалким, правда?       Чонина поставил этот вопрос в тупик; он правда не думал до этого момента, почему он сегодня пошёл именно с Кенсу, а не с кем-либо другим. Почему он позвал с собой человека, с которым в универе даже не разговаривал-то ни разу. Он не знал. Неужели ему действительно стало просто жалко этого парня? Но разве Чонин был из тех людей, которые умеют кого-то жалеть?       Сказать честно, Чонин считал себя ужасным придурком. Он никогда не думал о чувствах других людей. Даже сегодня утром он ни у кого не попросил прощения, когда задержал автобус, опаздывая на него. Ему было всё равно, причем, всегда. Зачем думать о ком-то, когда есть ты сам, и ты должен думать, в первую очередь, о себе? Однако сейчас что-то происходило с Чонином, ведь он думал только о каком-то Кенсу. И, черт возьми, он протягивал руку первым, пытался помочь в любой ситуации и переживал. Разве ж это Чонин? Разве ж это тот наглый разгильдяй, который жил до этого момента на Земле уже двадцать один год?       Вопрос Кенсу был сложным, несмотря на то, как просто он звучал. Чонин молчал, а его новый друг не перебивал этого молчания; они шли тихо по шумной улице и даже не смотрели друг на друга. Люди проходили мимо, быстро проезжали машины, но парни не замечали всего этого. Для них более не существовало ничего, кроме них самих. Кроме Кенсу для Чонина и кроме Чонина для Кенсу.       — Кенсу… — десятиминутное молчание всё же нарушил Чонин, — Ты правда хочешь знать ответ на свой вопрос? — он посмотрел на парня, остановившись. Кенсу остановился тоже и легонько кивнул, встречая глаза своего собеседника, — А я ведь и сам не знаю ответа на этот вопрос, приятель… — Чонин горько усмехнулся, — Я никогда бы в жизни, честно скажу, не протянул бы никому руку первым. Никогда! Но я это сделал. И, я хочу спросить тебя, почему? Зачем я это сделал? Ведь я не тот человек, который умеет делать что-либо для других… — парень остановился и серьезно посмотрел прямо в глаза Кенсу. Тот вздрогнул от этого взгляда, и ему стало ужасно грустно. Неужели этот Чонин, который был сегодня с ним целый день, ненастоящий? — Но, знаешь, хоть я и не задумывался, почему я провёл весь этот день только с тобой, я почему-то безумно счастлив. Веришь? — Кенсу не отреагировал, — Я, почему-то, впервые в жизни почувствовал радость от того, что пытаюсь помочь кому-то, а не себе. Ты, наверное, меня сейчас совсем не понимаешь…       — Я тебя понимаю, — отозвался До, — Я не понимаю только одного: почему всё же мы сегодня встретились с тобой? Почему среди семи миллиардов человек на моем пути оказался именно ты? Мне интересно…       — Наверное, потому что где-то внутри себя уже очень долгое время мы оба хотели этого, пусть и не знали. Наверное, нам двоим нужно было встретиться, чтобы помочь друг другу. Как думаешь?       Кенсу не ответил, но он улыбнулся Чонину. Какое-то невероятное тепло разлилось по его телу. Он всем сердцем боялся лишь одного: только бы слова Чонина были действительно искренними!       — Чонин, могу ли я полностью довериться тебе?.. — Кенсу спрашивал даже не у своего друга, а у себя. В его голове была куча сомнений, но в то же время он будто уже очень и очень давно доверял этому парню. Чонин молчал, — Могу ли я рассказать тебе то, что делает меня сумасшедшим и диким? Могу ли я выговориться тебе только потому, что ты протянул мне руку? Разве можно довериться человеку, которого знаешь всего один день? — Кенсу потянулся к руке Чонина и взял ее в свою руку, — Но, знаешь, мне очень хочется сделать это. Очень. И я, наверное, все тебе расскажу, даже если и позже пострадаю. Я и так уже на самом дне, терять больше нечего… — он усмехнулся.       — Кенсу… — но договорить Чонину парень не дал, он заткнул его указательным пальцем левой руки и дал этим понять, что собирается сделать это сейчас — собирается всё выложить.       — У нас была экскурсия по Сеулу. Знаешь же? На такие экскурсии ездят все школы. Наверняка и ты ездил. Но это неважно. Вот тогда я впервые и побывал во дворце Кёнбоккун… — Кенсу отвернулся от Чонина и пошел дальше по улице, за ним пошел и Чонин, — Тогда была совсем другая погода: хоть и было лето, но небо перетягивали сплошные облака от края до края. Настроение, конечно, было замечательным. Мы проходили рядом с Лотосовым прудом, когда мой друг — его звали Лим Хёншик — заметил стоящую на мосту девочку с длинными волосами и нежно-розовым развевающимся платьицем. В ее силуэте читалась загадочность, и эта загадочность привлекла моё внимание даже больше, чем сам дворец Кёнбоккун. Я не скажу, что это была любовь с первого взгляда, ведь я собирался развернуться тогда и пойти дальше. Но Хёншик, которому очень понравилась эта девочка уже в ту минуту, потянул меня за руку, и мы побежали на этот мост, где стояла она. Зачем же он это сделал?.. — Кенсу опустил голову и ударил себя кулаком в грудь в районе сердца. Видимо, ему было ужасно больно, — Он окликнул ее первым, и она повернулась к нам. Её лицо было прекрасно: большие чистые глаза и маленькие пухлые губы. Она, наверное, влюбляла в себя всех, кто проходил мимо…       Кенсу остановился снова и посмотрел в глаза Чонина, в них была тоска, они предчувствовали, что должно в этой истории случиться что-то очень грустное, печальное.       — Девочку звали Бэк Сона, и она моя первая любовь и моё вечное страдание. Звучит глупо, да? — он улыбнулся, но его улыбка отражалась дикой болью, — Она помахала нам двоим тогда и засмеялась так заливисто и бескорыстно, что я оттаял прямо перед ней и почувствовал в животе приятную муку. Я влюбился, как полный дурак, быстро и бесповоротно, а она сказала: «Приятно познакомиться!». Вечером этого же дня я сбежал из гостиницы, чтобы встретиться с ней наедине. Она была уже в белой блузочке и синей коротенькой юбочке, а на волосах ее красовался ободочек, полный нежных белых цветов. Она разговаривала со мной ласково, она говорила, что я очень красивый и милый, а я думал, что прелестнее, чем она, на свете больше не существует. Мы разговаривали тогда до самой ночи, я пошел провожать ее до самого дома. В автобусе она клала на мое плечо свою голову и брала в свою руку мою. Мне казалось, что это рай, и я думал, а не сниться ли мне всё это? Но это был не сон, у окна автобуса сидел я, а рядом со мной — она, такая нежная и ласковая, словно кошка. Около ее дома мы обменялись номерами телефонов, она сказала, что будет ждать меня всегда. А потом призналась, что любит. Я, конечно же, ответил ей взаимностью, ведь любил ее, как маленький мальчик. Но разве ж я не был до ужаса глупым, раз верил слову «всегда»?       Парни шли медленно, рука Кенсу иногда ударялась о руку Чонина. Весь мир был ненужным для них двоих в этот момент.       — Она обхватила тогда мою шею своими изящными руками, приподнялась на носочки и подарила мне мой первый поцелуй. Никогда в жизни я не был больше так счастлив, как в то прекрасное мгновение. Она зашла в дом, а я еще минут тридцать сидел там, на холодном асфальте, ведь все чувства жгли меня изнутри, а я боялся сгореть. Позже я не хило так получил от моего учителя за то, что один сбежал в этом большом городе. Он звонил и родителям, и в школу. У меня была куча проблем из-за этого, но было всё равно. Она была единственным чудом, о котором я мог думать. Лишь она. На следующий день Хёншик спросил у меня, где я был. Я признался ему, что мы с Соной были вместе этой ночью и что теперь мы любим друг друга. Он ударил меня с такой силой, что мне казалось, что от одного этого удара я умру. Это был первый раз, когда меня избили. Когда меня избил мой лучший друг. Тогда, наверное, и произошел какой-то перелом в моей жизни… Три следующих дня нашей поездки я тайно встречался с Соной, мы любили друг друга так сильно, как только могли, целовались каждую свободную минуту, разговаривали обо всем на свете, а ее рука всегда лежала в моей. Это были дни моего счастья. Дни, которые остались в моей памяти, как самые горькие…       Чонин не перебивал своего друга, но один вопрос так и мучил его: «Что же случилось? Что же, в конце концов, произошло с ними?». Кенсу же мучили воспоминания, но он держался и даже, время от времени, лицо его озаряла улыбка.       — Потом мы уехали, оставив Сеул позади. Я оставил свою Сону в этом большом городе одну, расстояние между нами убивало меня. Мы переписывались с ней целыми днями: я писал ей всякие глупости, а она мне писала, что скучает. Я любил ее до безумия, я хотел встретиться с ней каждую секунду своей жизни. И однажды я поехал к ней. Она тогда позвала меня к себе домой и познакомила со своими родителями. Я думал, что всё, серьезнее наших отношений в этом мире ничего быть не может. В её комнате случился мой первый секс, и я сходил с ума. Она была для меня воздухом, землей и всем, что необходимо человеку для существования. Как я мог так влюбиться?       «Разве возможно так влюбиться?» — думал и Чонин. Он смотрел совсем не на дорогу, не туда, куда они вдвоем направляются, он не мог отвести глаз от грустного Кёнсу, который шел вперед и смотрел на то, чего больше не существует.       — Когда я уехал от нее в тот раз, я думал, что буду ездить каждую неделю, каждые выходные. Я наплевал на учёбу, на друзей и даже на наставления родителей. Меня перестала интересовать жизнь в моем городе, я ждал только счастья в любимом Сеуле… Мы продолжали переписываться, продолжали любить друг друга. Но кроме нее в моей жизни более ничего не существовало. Совсем ничего. Я отвернулся от всех людей и стал одиночкой, каким являюсь сейчас. Но не в этом вся причина моей нынешней дикости. Причина этого в следующем… — Кенсу сделал небольшую паузу и прочистил горло, — Однажды она стала реже отвечать на мои сообщения. Когда она отвечала, то её слова были какими-то сухими и холодными. Наша любовь перестала быть волшебной и сказочной, все стало обыденным и приевшимся. Я пытался понять, почему так произошло. Ехать к ней у меня все не выходило… Не было денег, я не работал, а родители карманных не давали из-за того, что я перестал учиться. Я не встречался с ней в течение месяца, а наши отношения уже стали надоедать ей. Я не хотел, чтобы все закончилось вот так, ведь любил её, она была для меня всем, понимаешь?! — на глазах Кёнсу проступили слёзы. Он остановился и взял Чонина за руку, — Она была моей жизнью…       Чонину тоже хотелось плакать, ему было почему-то больно видеть Кенсу таким, видеть Кенсу сломленным, видеть, как он мучается. Он положил свою руку на его плечо и легонько притянул к себе, чтобы обнять. Кенсу дрожал в его объятиях, а сердце Чонина разрывалось.       — Я… — сквозь плач продолжал Кёнсу, — Я всё же поехал к ней на следующих выходных. Устроился в магазин продавцом-консультантом, накопил совсем немного денег на автобус и поехал. Ужасно жалею, что сделал это. Лучше бы оставил всё, как было, и наши чувства медленно бы сами погасили, и не было бы мне так больно… — он отодвинулся от Чонина и посмотрел ему в глаза, продолжая, — Я не писал ей о том, что приеду, и сразу пошел к ней домой. Подходя к ее дому, я увидел два силуэта, стоящие у крыльца. Одним из них была Сона. Я подошел ближе, чтобы рассмотреть, что там происходит, и когда я, наконец, всё понял, моё сердце почти остановилось, и я перестал чувствовать свои ноги. Упав на жесткий асфальт, я закрыл глаза, пытаясь забыть губы Соны, лежащие на чужих губах. Я открыл тогда глаза снова, думая, что, возможно, мне всё привиделось, но ничего не исчезло — Сона продолжала с кем-то страстно целоваться… Я был разбит, — Кенсу не отрывал взгляда от Чонина, он боялся, что, если посмотрит куда-нибудь, то непременно разразиться громким и девчачьим плачем, чего нельзя было допустить, — Я сломался еще больше, когда взгляд Соны неожиданно упал на сидящего на асфальте меня. Она вскрикнула моё имя и остановилась в испуганной позе. Я не желал более иметь с ней никаких связей, я не желал иметь с ней хоть что-либо общее. Я встал на ватных ногах с асфальта и повернулся, чтобы уйти, но голос парня, крикнувшего моё имя, остановил меня. Этот голос я бы узнал из тысячи. Голос моего лучшего друга… Обернувшись к ним, я заметил Хёншика, который шел в мою сторону. Факт, что моя девушка променяла меня на моего бывшего друга, душил меня, мне хотелось умереть, хотелось исчезнуть навсегда из этого мира. Хотя я уже был мёртв.       Чонин ожидал, что в этой истории будет измена, но он совсем не ожидал, что в ней окажется замешан лучший друг Кенсу. Наверное, это было до ужаса больно — видеть свою девушку, которая была для него всем, и своего лучшего друга вместе… Чонину было больно самому…       — Он подошел тогда ко мне и улыбнулся: «Прости, друг, я думал, что между вами уже всё кончено». Да, между нами было всё кончено, теперь точно. Я не думал, что, если со мной и порвут, то даже не скажут об этом. Это было омерзительно, прекрасная Сона в моих глазах стала неожиданно мерзкой, я почувствовал к ней крайнюю неприязнь. Но ведь я… любил… её… всем сердцем и душой… Она была для меня жизнью. Вся моя жизнь за последний месяц стала заключаться лишь в ней. А больше жизни не было. Больше для меня её не было. Я ударил Хёншика тогда в живот, но мой удар был не таким уж и сильным, ведь все силы мои исчезли, во мне не осталось ничего, кроме боли. Я весь состоял из боли. Плохо было в этой ситуации только мне. Я ушел тогда, оставив Сеул позади, думая, что больше никогда сюда не вернусь. Однако сейчас я здесь, и я рассказываю эту историю, которую обещал похоронить в себе, тебе, человеку, которого встретил сегодня, пока единственного человека в моей жизни… — Кенсу закончил и подошел к Чонину вплотную. Мимо них проходили люди, но ему было всё равно. Он обнял Чонина нежно и ласково, как когда-то обнимала его жестокая Сона. И Кенсу стало неожиданно легче, словно тяжесть, висевшая на нем эти годы, неожиданно сошла с него и оставила его наедине с этим парнем напротив.       — Кенсу… — прошептал Чонин, — Ты прекрасный человек, я серьезно, — он обнял парня за талию, а тот, чуть оторвавшись от объятий, удивленно посмотрел на него, — Я не думаю, что в этом мире есть хоть еще один человек, который любил бы так, как любил ты. И в этом твоя прелесть. Но ты должен открыться, приятель, потому что ты на самом деле создан не для того, чтобы быть одиноким, а для того, чтобы делать этот мир лучше. Не знал? — Чонин улыбнулся, он притянул голову Кенсу ближе и подарил парню легкий и воздушный поцелуй. И Кенсу показалось, что Сеул стал для него неожиданно не местом, где родилась и умерла его первая любовь, а местом, где он встретил на своем пути человека, который спас его от всего плохого, что преследовало его эти несколько лет…       Был уже третий час; улица оставалась оживленной. В сердце Кенсу разливалось новое счастье. Чонин крепко держал его за руку своей до ужаса горячей рукой, и они шли вместе, вдвоем. И Сеул больше не проходил мимо них, он тоже шел рядом. Столица теперь была на их стороне.

***

      Утром парни проснулись в своем номере в объятиях друг друга. Солнце светило прямо на их постель, и сентябрь желал им доброго утра. На соседней кровати до сих пор спали одногруппники. Чонин рассказал Кенсу, что их звали Бён Бэкхён и Пак Чанёль, и они были самыми лучшими друзьями в их группе. Кенсу неожиданно после прошлой ночи стал интересоваться другими людьми, ему захотелось узнать всех своих одногруппников, влиться в эту бурную жизнь университета. Чонин улыбался переменам, которые происходили в его новом друге. Он был рад до безумия, что Кенсу осознал смысл своего существования.       Второй день поездки прошел быстро и легко. Целый день Кенсу заливисто смеялся, на него оборачивались все их одногруппники, Чонин же шел рядом и держал его руку в своей. Что еще нужно было для счастья?       Экскурсией они посетили телебашню Намсан, побывали на ее смотровой площадке, также дворец Намдаемун и Сеульский музей истории, а позже поехали на реку Хан-ган, которая обозначалась в их поездке конечным пунктом. К вечеру река преобразилась, многочисленные мосты, перекинутые через нее, засветились красивыми огнями. Особенно красив был мост-фонтан Банпо, который танцевал, играя световыми лучами и струями воды. Кенсу и Чонин сели на траву, откуда открывался прекрасный вид на этот мост. Одногруппники фотографировались, веселились чуть в стороне от парней, поэтому им досталось пару минут, чтобы побыть наедине.       Голова Кенсу медленно упала на плечо Чонина, рука его была в чужой руке. Так они проводили последние минуты в этом живом и ярком городе с интересным названием «Сеул», созвучным со словом «душа». Действительно, Сеул — это душа, душа всех корейцев, душа всех людей, кто влюблен в этот город. Одна большая душа на всех. Это душа рождающейся любви Ким Чонина и До Кенсу…

***

      Автобус подъехал в десять ноль пять, когда всем уже хотелось спать, когда уставшие студенты филологического факультета с грустью прощались с большим городом. Кенсу сел в самый конец, на то же место, где он сидел, когда ехал в Сеул. Рядом приземлился парень. Тот опоздавший парень с наглыми глазами. Кенсу улыбнулся, хватая этого парня за руку. Глаза Чонина больше не казались ему наглыми, они были лишь ласковыми и нежными. Любимыми.       Синие занавески больше не отвлекали, а Чонин сам пристегнул Кенсу ремнем безопасности, который сейчас, к удивлению, совсем его не душил. Автобус покачивало, в окна проникал свет от фар проезжающих мимо автомобилей. Чонин снял свою куртку и подложил на свое плечо, указывая Кенсу ложиться.       — Поспи, Кенсу… — он прошептал очень ласково, — Я знаю, ты очень устал, сегодня был насыщенный день, поспи…       Кенсу лёг на любимое плечо, так они ехали домой, так они оставляли позади теперь уже любимый для обоих город. Город, где родилась их общая любовь — настоящая. Любовь без всяких красивых развевающихся платьев и длинных волос, любовь без расстояний и проблем. Любовь тайная, а от этого еще более удивительная. Любовь, которая спасла их обоих. Спасла однажды и навсегда.

***

      Автобус и синие занавески, холодная куртка и горячая ладонь, Лотосовый пруд и маленький мостик, живой город и яркие ночи. И одна огромная любовь на двоих людей. Людей, пересекавшихся уже давным-давно, но встретившихся только в тот сентябрь. Тихий сентябрь…