Спи, пока идёт война

Я чувствую, как тянутся к осколкам света травы, растущие из моей груди. Их сок течёт по моим венам, их стебли стягивают горло до хрипа, до боли, расцветающей васильками в сердце. Бессмертие ложится на плечи плащом из грязного мха, пахнет сыростью и гнилью — мне говорили, что так пахнет смерть, говорили, что я никогда не захочу уснуть снова. Надо мной пляшут звёзды, и моё одиночество для захлебнувшегося вечностью мира значит не больше, чем их льдистое сияние — для проглотившей ржавое солнце темноты. Я знаю, что мой сон прячется в белёсых разводах созвездий — не достать рукой, не докричаться. Я говорю с цветами, потому что мне не с кем больше говорить, но цветы увядают, когда я прикасаюсь к ним — и вырастают снова в моей поцелованной безумием душе.  Тебе снятся быстроногие олени и диковинные птицы, которых ты так любила рисовать, когда война была всего лишь словом, всего лишь избитым сюжетом книг, которые мы читали вслух. Всё, что у меня есть в этом сумасшедшем зазеркальном мире — созданные тобой призрачные образы — иллюзия жизни, сплетённые узорами луговых трав сказки, которые я выдумал сам и которые мне некому рассказывать. Проснувшиеся любили меня слушать — я успокаивал их, когда мечи и стрелы пели по нам тризну, рисуя вечность смородиновыми брызгами. Я не знаю, где сейчас те, кто слушал мои сказки и не верил в смерть — о, как я хочу поверить в неё. Я готов по-звериному выть, но здесь даже нет луны — только блёклые звёзды, только грязные акварельные потёки сузившейся до моего убогого мира сумрачной вселенной.  Я заслуживаю этого: плету венец из терна для себя и своих сказок, пока где-то люди отчаянно хотят проснуться, чтобы утонуть в собственной крови секундой позже. Прошу тебя, спи. Проснувшимся — горе.