Бывший центр вселенной

Кагами резко выдохнул, задерживая дыхание - если бы он этого не сделал, он бы раскричался как девчонка. Аомине же молчала - значит, он тоже должен уметь сохранять спокойствие. Горячо, жарко, влажно - Тайга поцеловал гладкое смуглое плечо, слизнул каплю пота с раскрытой запрокинутой шеи. Аомине обняла его ногами - длинными, мускулистыми, сильными, просто совершенными, - притянула его к себе, положила его руку себе на грудь. Кагами, не помня себя, грубовато сжал упругую нежную плоть, стиснул между пальцами твердый сосок. Аомине прерывисто застонала, и он прижал ее рот своим, даже не целуя - просто чтобы ощутить этот стон на себе, на своих губах. Что же происходит? Кагами и сам толком не знал, как до такого дошло. Буквально вчера он снова пришел к ней домой, прихватив хот-доги, еще горячую собу и микстуру от кашля, но почти оправившаяся Аомине не дала ему даже спокойно пройти в прихожую. Он помнил, как его шею обвили крепкой хваткой, а его самого поцеловали - неумело и слюняво, грубо прикусывая губы. Но и сам он никогда подобным не занимался, так что похвастаться он ничем не мог - только ответить так же неумело и резковато, потому что ему сорвало крышу напрочь. Как так вышло - он и понять не успел. Он просто повалил ее на кровать, руки Аомине сами нашли пряжку его ремня, содрали футболку, сдернули трусы... Он как во сне стянул с нее футболку, под которой не оказалось ничего, трусики... Вот и все. Так и вышло - как-то скомкано, с искусанными губами, синяками на спине, ругательствами, испачканной кровью простыней и сорванными сдержанными стонами. Он не знал, что делать, она не знала, что делать - разве что только заранее купленные презервативы у нее и нашлись. - Дайки, - шепнул он, целуя ее раскрытый влажный рот; ничего больше на ум не шло, - Дайки. В этот раз она не шипела от боли, как вчера, но все равно ей было некомфортно, он чувствовал это по ее дыханию, видел на лице с закрытыми глазами и припухшими губами. Он двинулся, потом еще разок, и еще - Аомине обняла его крепче, открыла глаза. Что-то в груди сжало и отпустило, как каменной твердой рукой; не переставая резко и быстро двигаться в ней, он наклонился, чтобы поцеловать ее. Соль, пот, запах ее тела. - Погоди, Кагами... Не гони коней, - сдавленно шепнула Дайки, сжимая его плечи. Он остановился, не понимая, чего она хочет. - Я же тебе не мясо на сковородке, меня не надо жарить как отбивную, - она властно отстранила его, перевернула, прижавшись грудью, и приподнялась над ним во всей красе: соски затвердели и потемнели, рука так и просилась огладить этот изгиб талии, твёрдые на вдохе мышцы пресса, негустую поросль на лобке. Она направила его член в себя, осторожно двинулась, прерывисто задышала через нос, чтобы не застонать. - Вот... так уже гораздо круче, - пробормотала она. Кагами только кивнул, соглашаясь, и подкинул вверх бедра, чтобы почувствовать больше этого узкого жара; она наклонилась, приподнимаясь, и одной рукой он сжал ее ягодицу, другой - грудь, мягко и правильно легшую ему в ладонь. Аомине наклонилась к нему, ткнулась ждущими сухими губами ему в скулу, и он целовал ее, прихватывал и прикусывал губы, стонал ей в рот, пока она двигалась на нем - то медленно, то быстро. Она почему-то не стеснялась его, не стеснялась своей наготы, но в этом не были ничего плохого, даже наоборот: Кагами с наслаждением рассматривал ее блестящее от пота тело, незагорелые, но от природы смуглые части тела, раньше скрытые одеждой ото всех, но которые он теперь - только он! - мог видеть, гладить, тискать и мять... Только его. И больше ничья. Эта собственническая мысль мелькнула и исчезла, когда он притянул ее к себе, резко садясь и прижимая податливое горячее тело Аомине к себе так крепко, что он почувствовал, как ее грудь расплющилась о его, и целуя раскрытый жаркий рот крепко, требовательно. Собственнически. *** Кагами зажмурился, чувствуя, как оргазм подступает все ближе, и начал двигаться быстрее, так и не открывая глаз. Это было его привычкой: в иной раз он не открывал глаз и до самой развязки, и после. Раньше ему было тошно, но теперь он привык, от секса получая только самое главное: удовлетворение. Его симпатичная однокурсница, буквально навязавшаяся на шею, сейчас выстанывала что-то в подушку, призывно выпятив зад. Кагами, впиливаясь в нее сзади, на пробу открыл глаза, не переставая двигаться, и увидел, что кожа девушки, вопреки обыкновению, была не светлой, как у обычных японок, а загорелой каким-то неестественным загаром, видимо, полученным в солярии, а темная макушка была - боги! - короткостриженой. Он и не замечал раньше. Это полузабытое ощущение... Ощущение было такое, будто его прострелило: изнутри прошла дрожь, сердце будто сжало твердой рукой и не отпускало. Тайга старался не спускать эти мысли себе в голову, просто забыть, зарыть это в памяти и никогда не ворошить, но это сейчас это оказалось выше всех его сил. И вот он уже видел его, этот полуразмытый, но все более оживающий призрак из прошлого: он провел дрожащей ладонью по длинной ноге, помял твердое бедро, шлепнул по ягодице. Она низко застонала, выпрямляясь на локтях, и он взял рукой ее за подбородок, притягивая к себе, прижимаясь грудью к блестящей от пота спине... Она с трудом улыбнулась, глядя на него полуприкрытыми, пьяными от наслаждения глазами, короткие волосы прилипли к вискам. - Тайга... Кагами зажмурился, задыхаясь от острого прилива наслаждения, слепо ткнулся лбом в ее плечо. Теплые волны удовольствия захлестнули его с головой, но гадостное чувство вины испортило все, стоило ему вспомнить, где и с кем он сейчас находился. Однокурсница лежала рядом, удовлетворенная, наполненная, а он, сдернув презерватив, быстро вышел, направляясь в душ. Холодный душ привел его в чувство, но он все равно стоял так, прислонившись лбом к скользкому кафелю, пока ступни не окоченели. Трудно удержаться, когда Аомине была единственной, с кем у него были серьезные отношения. Трудно удержаться от воспоминаний, если вспомнить, как много они трахались те четыре месяца, как встречались в первом классе. По поводу и без повода, везде, во всех позах, до того, что она не могла свести ног, а он был настолько выжат, что Рико устала угрожать ему исключением из основного состава. Те месяцы, сладко пахнущие поздней весной, слились для него в бесконечный секс. Он был не вымученным, а полностью перешедшим в необходимость. Стоило только увидеть ее - и воспоминания, жесты, улыбки и взгляды пробуждали желание гораздо быстрее, чем они успевали обмолвиться хоть словом. Было немыслимо сидеть рядом, даже при Куроко - и не коснуться любимого тела, не почувствовать ответное касание. У него дома, прижав ее к стене, так и не дотерпев до кровати; слегка только приспущенная одежда, скрещенные на его пояснице ноги. В пустой раздевалке в ее школе, пахнущей женскими духами; в раздевалке уже его школы, в душевой. Быстрый петтинг в туалете кафе. Кагами, наскоро попрощавшись с однокурсницей, заторможенно собирался на тренировку, вспоминая. В паху уже давно потеплело и потяжелело, но он упрямо игнорировал зов своего тела. Думать не о Аомине - сложно, почти невозможно. Одна-единственная мысль обожгла его, как каленым штырем. Осознание. Аомине встречалась с Сакураем. А значит это что они спали. И не один раз - долбанные три года, как это длится. Едва удалось сдержать себя от того, чтобы не рассыпаться на клочки от внезапной ненависти. Он взял сумку и вышел, быстро сбегая по ступеням.