одиночество.

На рассвете, сгорбившись в углу его комнаты, появилось странное существо. Лохматое, грязное, в дырявой одежде, оно сидело, подтянув к груди тощие ноги и бросая взгляды из-под засалившейся челки; Тэхён видел его в первый раз, но всё равно узнал в заострённых чертах запущенную копию своего лица. Существо в приглушенном свете лампы эфемерное, будто рябью или дымкой подёрнутое, но ощутимо въедавшееся глазами - у Тэхёна неприятно засвербило в затылке. Он лежал с книгой, перевёрнутой вверх ногами, и даже не пытался притвориться, что ему интересен сюжет; куда интереснее было бесформенное серое нечто на фоне монотонных обоев. Его клон, положив подбородок на колени, беззвучно шевелил губами и взгляда не сводил с Тэхёна. Нервировал. - Давно здесь сидишь? - Ровно месяц. - И кто ты? - Сам догадайся. Создание – больное, но куда более живое, чем сам Тэхён – перетекло к кровати плавно, как сытая змея, и уселось на тэхёновы бёдра. Матрас неприятно захрустел пружинами, продавленный тяжестью двух тел. Отзываясь, стукнул, о прикроватную тумбочку переплёт книги, в ту же минуту довольный клон обхватил ладонями лицо Тэхёна и ласково обвёл брови, заставляя прикрыть глаза. Его пальцы - тонкие, узловатые, такие ледяные, Тэхён ресницами чувствовал каждую линию и морщинку чужой кожи и понял – существо не дышало. Оно было точь-в-точь как статуя: неподвижное, холодное, тяжёлое; у него не дрожали руки и губы, оно ни разу не моргнуло, вперившись землисто-черными вертикальными зрачками. Тэхён сморщился от подступающей мигрени. И пропустил момент, когда сухие ладони сползли ему на горло и чуть надавили на кадык и под челюстью. - Страшно? - Не очень, – почти кристальная правда голосом, задушенным в глотке. Существо сосклабилось скошенной ухмылкой, которую Тэхён, несмотря на одинаковые черты лица, повторить был бы не в состоянии. Они смотрели друг в друга: плескался остывший кофе в радужке Тэхёна, разжигая ликовавший зелёный огонь существа. Непонятное чувство видеть себя-не-себя со стороны не пугало, но завораживало, как кролика гипнотизирует зрачками змеи. Тело послушно обмякло, провалилось глубже в жёсткий матрас, веки словно залило свинцом. В глазах затаилась резь, но Тэхён упрямо держал их открытыми, чтобы не разорвать зрительный контакт. Они смотрели и слишком шумно молчали, пока Тэхёна не пронзило резкой физической болью. Существо острым ногтем надавило ему на живот и засмеялось. Залилось сумасшедшим хохотом над болезненным вкриком, и вжимало, крутило, давило ещё сильнее, а парализованное тело Тэхёна даже не в состоянии было взгляд отвести. Зелёный огонь… - Хочешь, чтобы я перестал? Тэхён закусил язык. - Хочешь? Медная холодность крови отрезвила не сразу, но впечатляюще. Он кивнул головой, как китайский болванчик, потому что ни слова не выдавить через боль, и существо его отпустило так же внезапно, как смогло возникнуть из пустоты. - Прости. Я давно собирался это сделать, ведь ты меня никак не замечал. Тэхён осознал произошедшее за доли секунды – чересчур быстро, чтобы получилось вдуматься ещё. А существо уже скатилось ему в ноги, свернулось клубочком и безобидно заурчало. Словно ничего не было. /// Следующим утром в тэхёновой жизни происходят самые обыденные вещи: листопад, дурацкие соседи и звонок в его обшарпанную дверь. На пороге мнётся Юнги, руки в карманах, и вид у него крайне замученный. Тэхён первым говорит ему «здравствуй» и делает шаг назад, приглашая войти. Юнги ужом проскальзывает в комнату, пока Тэхён на кухне незаметно подсыпает в кружку хёна на одну ложку сахара больше. Месяц назад мир не обрушился, не посыпались звёзды, земля из-под ног не ушла, просто с рассветом осени у Тэхёна случился Юнги тихой, но требовательной любовью, продолжавшей кусаться меж рёбрами. А тому едва ли не всё равно, у него работа, чудесная красивая девушка и друзья, которые активнее, веселее, лучше. С ними гораздо интереснее, они не ноют и не причиняют своему телу бессмысленного вреда. У Тэхёна со старшим даже общих тем не находится, кроме «ты поел?», «опять не спал?» и «как прошёл день?», и тэхёновы нервы потом полчаса в пыль крошатся – Юнги говорит. И делает Тэхёну очень больно, когда тот спрашивает, что такое случилось с хёном, почему он расстроен и не пьёт свой давно остывший кофе, на что в ответ получает: - Не обращай внимания. Но я хочу знать тоже... Глаза Тэхёна под чёлкой – красные, в точности как волосы Юнги. /// Тэхён боится заснуть в собственной квартире и не хочет возвращаться домой. Там существо ходит за ним по пятам, след в след, вдох в выдох. Прячется по углам, хватает за ноги, путает волосы, пока Тэхён спит. Шорохи за спиной выдают его постоянное присутствие. - Я люблю тебя. Цепкие пальцы тянут Тэхёна за кофту. В отражении – только свои усталые выжженные глаза и изломанные скулы. И шёпот в самое ухо: - Я так люблю тебя, Тэхён, почему ты меня не принимаешь? Пожалуйста, уйди. Кофеин в кружке зашкаливает, горячий напиток сжигает нёбо. Тэхён неловко выпутывается из ненужных объятий и пальцами пушит волосы, пока Ви цедит сквозь зубы оставшуюся на дне кофейную гущу. Всё будет хорошо. Нормально. Неплохо. Ещё лучше. Юнги улыбается ему с дисплея смартфона. Тэхён в который раз встаёт перед зеркалом, держа телефон в руке, и пытается скопировать хотя бы сплав молочно-белых щёк. Непослушные губы складываются в неправильный ромбик, а в глубине зрачков плещется всё то же отвращение. - Я люблю тебя, Ким Тэхён. Ви = Промах. /// Друзья зовут с собой за город, Тэхён не соглашается. Всё ждёт одного человека и скучает по нему, но Юнги – акула, он приходит только на запах тэхёновой крови. /// - Ты и по мне скучаешь, – господи, снова он. – Признайся уже в этом. - Нет. - Твой Юнги? - … Существо смеётся. Похоже на лисий лай – высоко и противно въедается в уши. - Посмотри на себя. Кто он и кто ты. Какая жизнь у него и что творится с тобой. На кой чёрт ты ему нужен? Тэхён теряется и не знает, как поступить, что ответить. Ви до невозможности прав, но признавать это нельзя и не хочется. Одуреет еще настолько, что… - А я скучаю по тебе, как луна по солнцу и пустыня по дождям, – гортанно скрипит существо и прижимается лбом ко лбу, отчего Тэхён теряет ощущение своих ног. Кажется, он летит, в мозгу рябит картинка, воздух дрожит толчками через трахею, и в ушах дребезжит ксилофонными нотами. Он падает, теряя сознание. И приходит в себя там же, где упал, когда за окном уже светает. Мандариново-рыжее солнце нежится с линией горизонта. На подоконнике, отодвинув штору, сидит Ви и грызёт гранат прямо с кожурой, пачкая кровавыми каплями рот и одежду. Его внимательные зелёные глаза следят за тем, как Тэхён пытается встать, но каждый раз спотыкается о собственные ноги. - Давай помогу. Тэхён отмахивается. Сам справлюсь. Он кое-как доползает до кровати и прячет лицо в ладони. Сзади сильно прижимается чужая грудь, и подбородком существо опирается на тэхёнов затылок: - Ты не один, у тебя есть я. Мимолетный блеск, похожий на металлический, методично полосует Тэхёну кожу. Ви с нажимом водит по его голым рукам острым лезвием, поднимается вверх от запястья и через плечо переходит на лопатку. Он тычется влажными от гранатового сока губами куда-то под ухо, ласкается, почти как кот мурлыкает, отвлекает внимание. - Я вырежу на тебе своё имя, – в запале шепчет существо и зализывает свежие порезы шершавым языком, отчего становится еще больней. Ви слегка откидывается назад и облокачивает Тэхёна на себя, открывая поле для деятельности: лезвие оставляет раны на животе и груди причудливой вязью, царапает сосок и поперёк щеки, неглубоко, но царапины эти никогда не заживут. - Сходи, – наигравшись, толкает его в сторону зеркала существо, – посмотри, какой ты теперь красивый. Тэхён послушно поворачивается, чувствуя покалывание в каждом кровоточащем надрезе, и осмелившись поднять взгляд, видит своё отражение с зажатым в ладони ножом. От Ви в комнате ни следа, ни запаха. /// Юнги появляется на его пороге далеко за полночь, когда Тэхён уже закончил обрабатывать царапины и заклеивать их пластырями. В руках у старшего пакет со сменной одеждой, зубной щеткой и кружкой – с ней хён щепетильно возится, он может пить только из неё и никому чужому даже трогать её нельзя. Юнги роняет, что ему было нечего делать, и остаётся у Тэхёна на ночь, в которую оба захлёбываются молчанием. - Юнги? - Что? – взгляд ровный, как корочка льда на реке. Поцелуешь меня? - Ничего, забудь. Трус. - Кино посмотрим? – позорно скулит размазня, копаясь в дисках в поисках пригодного на один вечер фильма. - Включай. - Какое ты хочешь? - Мне всё равно. - Вот как. Экран крутит им артхаусное нечто о модели с переломанными ногами и её мертвой собаке*, а Тэхён рад просто сидеть рядом, разглядывать секущиеся кончики волос Юнги, видеть родинку, поделённую надвое воротом футболки. Хён откровенно скучает, не въезжая в сюжет, потому он засыпает первым, ближе к шести утра, и уезжать ему уже через час. Спит прямо на диване, сидя, голова слегка склонена набок, и ярко-красные пряди ровно лежат на нахмуренном лбу. Сна у Тэхёна ни в одном глазу, он откровенно пялится на тускло белеющий ряд зубов старшего и ему становится интересно: каково целовать Юнги, если в тишине и украдкой? Руки – на бёдра, что в половину тоньше своих. На счет три? Тэхён прижимается к расслабленному рту спящего хёна несильно, но ощутимо. Сердце колотится на сотню децибел громче где-то в висках и отдаёт в дрожащие губы. Не горячо и не холодно, не жёстко и не мягко, не сухо и не мокро. Тэхён настолько влюблён и настолько напуган, что ему никак, даже слабого послевкусия не получается разобрать. Он отстраняется практически сразу, Юнги ведь может проснуться, и, прикрывая рот рукавом, старается не встречаться взглядом с невесть откуда взявшимся Ви, злобным, поджимающим губы в сплошную линию. Тот уже тянется к волосам старшего, но Тэхён вовремя перехватывает: - Не смей. А позже – Тэхён сам не понимает как – его ноги оказываются зажатыми существом, и Ви в странной позе, прогнувшись в спине горбом, берёт у него глубоко в рот, сосёт медленно, протяжно, сочно. Стонет прямо на чувствительную кожу, не разжимая губ, и Тэхён, думая о том, что Юнги спит через стенку, становится тонкой струной. Он дробно с надрывом дышит, тяжесть с ног уже давно пропала, и собственные длинные пальцы подозрительно липнут друг к другу. /// Кожа Юнги словно присыпана пудрой или, что вероятнее, инеем, и Тэхён немножечко знает её на вкус – мята с солью, пять к одному, употреблять измельчённым и перемешанным. Он докуривает окурки, оставленные Юнги, пьёт из той самой кружки Юнги, носит домашнюю футболку Юнги – хён невероятно забывчив. Юнги, наверное, для него друг, и только, и как же Тэхёну жаль, что с ним нельзя дружить в губы и отнимать у других касаниями-метками, а после считать его ресницы на нервно сомкнутых веках. Моё. Ещё жаль, что до Юнги никогда не дозвониться, не сказать: «Я скучаю очень. Купи мне сладостей». Старший не берёт трубку, а в глаза Тэхён не может. Не получается. Он не плачет вечерами за единственной чашкой чая, когда ему даже на банальное «привет» не отвечают неделями – что поделаешь, ну, хён забывчив. И даты с праздниками тоже не для него. Тэхён совсем не плачет каждую ночь по минутке, и у него есть час и ещё немного для невыплаканных слёз. /// Голые ступни скользят по мокрому от недавно прошедшего дождя подоконнику. Холодно, ветер в лицо и треплет волосы. За бёдра нежно обнимает Ви, иногда тыкаясь носом в поясницу. - Высоко? - Девять этажей. - Внизу есть люди? - Я не вижу. - Так наклонись пониже. Тэхёну действительно интересно – он никогда не видел улицу на границе сумерек и глубокой ночи, оттого крепко цепляется пальцами за оконную раму и вытаскивает голову наружу, как любопытный котёнок. До земли далеко, высота манит, и Ви, отстранившись, одними ладонями толкает Тэхёна в спину. Внизу вышагивает красное пятно, и это точно Юнги, потому что он поднимает взгляд и встречается с бешеными глазами парня в окне, смотрит очень осуждающе и ускоряет шаг. Почему-то это пугает Тэхёна больше, чем то, что он мог поцеловать головой асфальт. Он на ватных ногах встаёт обратно в полный рост и, неуклюже сползая с подоконника, кричит отчаянно: - Я же чуть не разбился! – но ему никто не отвечает. /// Юнги не бьёт его и не обнимает, говорит только: - Ну ты и мудло, – в ответ на тэхёново «кофе кончился, будешь чаю?» – Какого чёрта в окно полез? Выжженная макушка склоняется ниже, даже маленькому хёну видно виноватое чёрное пятно отросших корней. Руки Тэхёна теряются в складках свитера. По губам выкатывается «Юнги», невысказанное раздирает голосовые связки, но чужие глаза уже на него не смотрят, и он замолкает, словно ему – в который раз – нечего сказать. Юнги перемещается по его квартире как по своей собственной, закидывает ноги на стол и зажигает сигарету, такую горячую, Тэхёну жжёт под веками – как будто крошеного стекла насыпали. Он чешет лицо и приглаживает свою чёлку, чтобы если хён заметит что-то, можно было оправдаться едким дымом. Но Юнги не замечает. Он молча курит, молча изучает свои ноги и молча избегает Тэхёна, за спиной которого бесшумно дышит Ви, нежно сжимая плечи. Оно любит меня, Юнги, а я люблю тебя, и мне хорошо с тобой так, что никуда не надо ехать. Я буду ждать тебя, неважно, как долго. Ждать, когда ты увидишь меня, узнаешь, о чём я теперь мечтаю, а я всё это время буду покорно идти к тебе навстречу. И, быть может, когда-нибудь ты тоже сможешь меня полюбить. Ви невесомо целует Тэхёна в висок и выдыхает: пора. Тэхён спрашивает Юнги: «Увидимся ещё?», на что тот кивает, выключает смартфон – на день? на неделю? на месяц? – и не спеша влезает в кроссовки. Секунда, другая, и он опять исчезнет в ежедневной рутине, пропуская звонки, смс-ки и отклики. Тэхён так больше не может. Значит, и правда – пора. Юнги смотрит в упор, когда Тэхён мёртвой хваткой цепляется за рукав его куртки; смотрит, но из чужих рук не вырывается. Сквозь тишину бряцает стрелка механических часов, и Тэхёну сводит немые губы. Наверное, это от холода.