Забей.

      Чимин задыхается. Кричит беззвучно, сжимает толстовку где-то в районе сердца. Дышать больно, внутри неприятно клокочет что-то - словно бабочек травят и они мечутся, не в силах спастись. Бабочки Чимина умирают раньше него, и от этого, почему-то, еще паршивей. Лучше бы они подыхали одновременно - может, было бы не так больно.       Пак сидит на холодном полу в ванной и глотает соленые слезы. Обидно. Мерзко. Больно. Хосок ворвался в его душу ураганом, подарил улыбку, счастье, теплые вечера, подарил надежду, что Чимин живет не напрасно. Подарил. И отнял сам. Вырвал что-то светлое из жизни парня навсегда, бросил и растоптал, а потом и плюнул сверху, и только после этого ушел, не оборачиваясь.       Пак ведь любил его. И сейчас любит. Но Чон плевал на его чувства с высокой колокольни. Каждый раз, грубо врываясь и вдавливая беспомощного парнишку в кровать, он по-частичкам, маленьким крупицам выбивал из него свет. Но Чимину было то ли плевать, то ли еще что-то. Он просто не обращал на это внимания, медленно утопая в Хосоке и его темных глазах. А Чону того и надо - милого наивного мальчика под боком, так, на всякий случай. Про запас.       Все закончилось сегодня вечером, когда Чимин возвращался с учебы. Занятия кончились раньше и парень в приподнятом настроении возвращался в его с Хосоком общую квартиру, не позвонив ему и не предупредив, что возвращается. С яркой солнечной улыбкой на лице Чимин врывается в комнату, вих с Чоном комнату, да так и замирает на месте. Пошлые стоны раздаются по всей спальне, в полумраке на кровати лежат две фигуры, не замечавшие ничего и никого, кроме друг друга. Пак поджимает губы, внутри что-то резко обрывается. Он зажмуривается, чтобы не видеть этого, разворачивается и - убегает. Прочь, прочь, как можно дальше от этого места. Как можно скорее.       Сейчас Чимин раздавлен. Морально. Самым любимым человеком. Паршиво. Чертов Чон Хосок, за что? За что?!

Он оставил на нем кучу шрамов. А Чимин до сих пор не мог понять. Не мог понять, что Хосок его вовсе не любил.

      Чимин кричит беззвучно, опять, впивается пальцами себе в волосы, словно норовя вырвать их с корнями. Бьется затылком о плитку, громко всхлипывает и опять заходится в рыданиях. Он успокаивается только спустя час, - два? Три? - поднимается на слабые ноги и делает несколько шагов к ванной. В боковом кармане джинсов звонит телефон. Достает его, краем глаза видит номер абонента и отвечает. - Какого хрена? - слышится злой хрипловатый голос Юнги. - Сколько раз я должен тебе звонить, чтобы ты, наконец... - Хен, - сипло произносит Чимин и всхлипывает. - Хен, я так больше не могу...       На том конце провода образовалась тишина. Не понятно, что сейчас творилось в голове Мина, но он был явно не в духе. - Где ты? - наконец спрашивает он. - Я сейчас приеду. - Нет, - Чимин зажмуривается, хватаясь пальцами за края ванной. - Не надо, хен... Хватит.       И отключается. Он знает, что старший сейчас материт его, на чем свет стоит. Знает, что сейчас будет звонить Хосоку и орать на него, при этом быстро одевая все, что под руку попадется. Знает, что Юнги найдет его, но будет слишком поздно. Поздно.       Включив воду из-под крана и заткнув слив, Чимин лезет в шкафчик над раковиной и дрожащими руками достает лезвия, все еще хорошие и острые. В одежде залезает в ванну и погружается по шею, лежит так какое-то время. Есть еще несколько секунд, можно передумать, но...       Он ведет лезвием по коже под водой, потому что так не сильно больно и не страшно. Вода почти сразу окрашивается в красный, и Пак закрывает глаза, сделав еще глубокие порезы. Расслабляясь, он слышит, как кто-то громко зовет его. "Наверное, уже умер почти," - безрадостно думает он и горько усмехается.       Кто-то тянет его наверх, вытаскивая из воды. Чимин хмурится и отбивается, однако его тут же бьют по щекам, не жалея. Парень резко распахивает глаза и ошарашенно смотрит на злого до чертиков Мин Юнги и теряется, когда тот начинает читать ему нотацию. - Господи, ты мог сдохнуть, понимаешь? Помереть! - рычит Мин и замолкает. Перевязав руки замершему Паку, он как-то тяжело вздыхает и силком заставляет его идти переодеться.       Чимину обидно, что не получилось. На языке так и вертятся колкости, адресованные Юнги и парень уже готов их высказать, как вдруг старший крепко обнимает его и утыкается носом в прохладную щеку. - Дурак ты, Пак Чимин, - шепчет Юн и проводит губами по бархатной коже.       Чимин жмурится и сжимает ладони в кулаки, ногти впиваются в кожу. Он закусывает губу, боясь расплакаться, но все же не выдерживает.       Юнги слушает, не перебивая, а Чимин продолжает говорить. Горло уже болит и пить хочется, но он не обращает на это внимание до последнего. Лишь полностью выговорившись он дает себе право на отдых и боится посмотреть в глаза старшего. - Ты ненавидишь меня, да? - тихо спрашивает Пак. - Почему? - искренне удивляется Юн. - Я слабый, - еще тише поясняет парень. - Никчемный. У меня ничего нет. Я ничего не умею.       Мин вздыхает и обнимает младшего, поглаживая того по мягким рыжим волосам. - Не нужно так говорить, - спокойно говорит Юнги. - Я не считаю тебя никчемным. Я восхищаюсь тобой, - молчит несколько секунд, а потом в абсолютной тишине шепчет: - Просто улыбайся так же, хорошо? Будь живим, Пак Чимин. Будь собой. И забей на всех, кто когда-то причинял тебе боль. Я рядом. Тебе не о чем волноваться.