this is war

This isn't what I planned I wanted to be so much more But this is war Smile Empty Soul — This is war ©

I       Палмер бы идеально подошел какому-нибудь офису: в костюме-тройке строго покроя за стеклянным столом в окружении отчетов. Палмер бы идеально подошел какой-нибудь экспериментальной лаборатории: в белоснежном халате с горящими от возбуждения глазами. Палмер совершенно не подходит изрытому воронками от падающих снарядов полю боя где-то в Ираке.       — Сержант! — Снарт срывает голос, пытаясь перекричать грохот от взрывающихся фугасов; в рот тут же набивает песок, противно скрипящий на зубах. Рэй тащит на себе очередного раненого солдата, за ними тянется кровавый след из сочащейся кровью культи, на месте которой несколькими минутами раньше была нога. Палмер поднимает голову и смотрит пристально, чуть щурясь; губы решительно сжаты, на лице грязные разводы. Он аккуратно кладет раненого в окоп, вытирая со лба пот; размазывает чужую кровь по коже.       — Сколько можно говорить: ты не медсестра, ты — сапер. Занимайся своим делом!       — При всем моем уважении, — Палмер поднимает голову и щурится: капитан стоит спиной к солнцу, — но сейчас со взрывами люди прекрасно справляются и без меня. Поэтому я лучше займусь тем, что приносит пользу.       Снарт хочет что-то возразить, но раненый резко открывает глаза и вскакивает, Палмер давит на его грудь, укладывая на спину, только сейчас замечая, что осколок снаряда застрял у парня в районе солнечного сплетения. Раненый что-то бормочет, рвется спасать какого-то Стью.       — Стью в порядке, с ним врач, ты должен подумать о себе, — врет Палмер, да так натурально, что Снарт сам на мгновение верит в то, что Стью жив, что этот парень с оторванной ногой и месивом из внутренних органов тоже выживет. Палмер в это время продолжает рассказывать про ферму в Огайо, на которой он вырос; про то, как однажды его боднул бык, даже шрам остался; про чудеса медицины и близкую помощь. Снарт знает: подкрепление будет в лучшем случае через полчаса, а к тому моменту от их отряда останется несколько потрепанных человек. Но Палмер все равно продолжает говорить, а Снарт почему-то слушает.       — Прямо мать Тереза, — язвительно поддевает капитан, когда Рэй закрывает глаза солдату. Палмер хочет что-то ответить, но Снарт внезапно бросается на него, опрокидывая на землю, накрывает своим телом. В нескольких метрах от них разрывается снаряд.       Рэй не сразу понимает, что происходит: в ушах звенит, на нем лежит капитан, а окружающий мир кажется лишь фоном, картонным задником, какие можно встретить разве что в детских школьных спектаклях: настолько нереалистично выглядит. Их щеки соприкасаются, дыхание капитана жаркое, сбивчивое щекочет кожу. Снарт приподнимается на локтях, отстраняется от сержанта и замирает: Палмер смотрит на него широко раскрытыми глазами; они так близко, что можно рассмотреть узор на радужке.       Рэй неуклюже вытаскивает руку, цепляя форму, и касается уха капитана, перебирает между пальцами тягучую кровь. Лен резко перекатывается с него и пытается сесть, голова кружится и гудит.       — Спасибо, — Палмер кричит, но не слышит своего голоса; Снарт его тоже не слышит, читает по губам, по благодарной улыбке, возникшей на губах, покрытых песком. Снарт коротко кивает и выглядывает из укрытия, смотрит на наручные часы — до момента прибытия подкрепления еще слишком долго.       — Нам нужно продержаться столько, сколько сможем, — кричит капитан, жестами показывая, что они остаются здесь, потому что остальные варианты равносильны смерти. Палмер, кажется впервые со своего поступления на службу, не спорит. Просто сидит, вытянув ноги, и старается прийти в себя. Снарт садится рядом и неловко хлопает сержанта по плечу, словно подбадривая.       Подкрепление прибывает вовремя; из их отряда выживают четверо, еще двоих госпитализируют. II       Рэя обожают все: от поваров до командира части. Даже Рори, угрюмый громила, с которым Снарт прошел огонь, воды и пубертатный период, грубовато шлепает ладонь на плечо Палмера по утрам в качестве приветствия и давит из себя какое-то подобие улыбки: дергает уголками губ, оголяя зубы. Сержант всегда улыбается, со всеми неизменно дружелюбен и, Снарт готов поспорить, по именам знает не только родственников каждого солдата в части, но и клички их домашних питомцев.       И, несмотря на перманентную готовность поговорить, выслушать, рассказать забавную историю времен детства на ферме, капитану кажется, что Палмер самый одинокий человек, какого он только встречал.       — Ты никогда не пишешь письма, — Лен подходит неслышно, встает за спиной сержанта и, скрестив руки на груди, смотрит сквозь плечо: Рэй что-то увлеченно собирает, внимательно выискивая из груды, казалось бы, полнейшего хлама необходимые детали. Он вздрагивает всем телом, даже чуть подскакивает на месте; Лен может видеть, как напрягаются мышцы спины, скрытые лишь майкой.       — Некому, — коротко поясняет Палмер и даже не поворачивается, продолжая сосредоточенно вглядываться в электросхемы. Снарту кажется, что впервые радость от того, что он снова оказался прав в своих предположениях, отравлена небольшой каплей жалости. Даже он пишет письма сестре: молодой бойкой девушке, подрабатывающей в небольшом кафе в паре кварталов от их дома. Неужели гиперобщительному сержанту некому рассказать о том, что он все еще жив?       — Ясно, — только и может сказать Снарт; остальные слова застревают в глотке, а выказывать откровенную жалость он не способен.       — Что-то еще, капитан? — Рэй тактично указывает ему на то, что не стоит продолжать эту тему. Лен чувствует себя нашкодившим котенком, потому что Палмер чуть разворачивается, смотрит на него и ждет ответа. Лучи заходящего солнца, проникающего в помещение, золотят его кожу, делают линию скул острой, как скальпель. У Палмера взъерошенные волосы, грязная капля под правым глазом и невероятно красивые глаза, смотрящие непривычно холодно, вопреки теплому, почти обжигающему оттенку радужки.       — Выдвигаемся завтра на рассвете, — Лен злится на самого себя за эту неуместную сентиментальность, за попытку подобрать наиболее красочный эпитет, который бы как можно точнее описал цвет глаз сержанта, а потому голос становится грубым. Рэй лишь кивает, словно подтверждает, что понял приказ, и возвращается к своему занятию. Снарт сжимает кулаки и уходит; образ Палмера, начертанный резкими штрихами лучами заходящего солнца, выжигается в памяти. III       Палмер снимает каску и ерошит волосы; кажется, что от жары плавится горизонт. Он, щурясь, всматривается вдаль: судя по данным разведки, минное поле должно быть недалеко. Капитан объявляет привал, когда отряд доходит до какой-то полуразрушенной халупы. Все разбредаются по углам, выискивая хоть немного тени, и тихо перешептываются. Рэй стоит на улице, обливается потом и всматривается вдаль: ему совершенно точно не нравится ежащееся в груди предчувствие.       — Иди в тень, бойскаут, — приказывает Снарт, Палмер дергает плечом, словно отмахивается от него. Прикладывает ко лбу руку, чтобы солнце не мешало, и смотрит вперед.       — Слишком тихо, — бормочет сержант и морщит лоб; Лен заинтересовано заглядывает в его лицо. Палмер дергается, словно напоминает себе о том, что он не один, и улыбается; кажется, что из-за белизны зубов можно ослепнуть. — Но ведь это нормально, мы же в какой-то дыре. Да и до города еще несколько часов пути. Главное не наткнуться на врага или мины, но наша разведка хорошо работает, не так ли, капитан?       Сержант уходит, а капитан остается смотреть на горизонт. Где-то там минное поле, разрушенный город и враги, желающие увидеть их трупы. Снарт участвует не в первой кампании, но в первый раз задумывается над тем, зачем ему это нужно. Он поворачивает голову и смотрит на Рэя, сидящего на пороге, жадно глотающего воду из фляги. Несколько капель текут по подбородку, сержант ежится, когда вода затекает за воротник.       Лену отчего-то хочется запомнить его таким: чуть размытые из-за жары контуры фигуры, прикрытые глаза, поднятое к небу лицо и белоснежная, счастливая улыбка, появляющаяся на губах, когда налетает легкий порыв теплого ветерка. IV       В городе пустынно; только крысы перебегают через улицы, прячутся в руинах. Снарт призывает всех не терять бдительность. Они разделяются, и капитан выбирает себе в напарники Палмера. Рори смотрит на него удивленно, но ничего не говорит. Палмер тоже непривычно молчалив.       Они осматривают квартал, коротко переговариваясь по рации. Никого нет. Рэй идет впереди и судорожно всматривается под ноги: ищет растяжки и мины. Снарт рассматривает его спину, плавные движения; сержант вращает плечами, выгибается вперед, разминая затекшую спину. Лен отчего-то вспоминает, как застал его в тренажерном зале, как стоял у входа, словно преступник, разглядывая перекатывающиеся под кожей мышцы. Рэй подтягивался, а он подглядывал, как мальчишка из средней школы, и сердце билось часто, гулко ударяясь о ребра.       — Лучше смотри под ноги, капитан, — Лен готов поклясться, что это было сказано игривым тоном, а сам Рэй подмигнул ему, когда повернул голову назад. Капитан хмыкает и отводит взгляд; щеки предательски горят. У Палмера на языке зудит желание спросить: «Почему ты постоянно рассматриваешь меня?», но железобетонное правило «Не спрашивай, не говори» не дает, так что он просто говорит первое, что приходит в голову. — Мне некому писать, потому что я сирота, а невеста погибла незадолго до того, как я попал сюда. Но не надо жалости, капитан, мне не на что жаловаться: я же еще жив.       Снарту кажется, что сердце пропускает удар, когда Палмер произносит одно-единственное слово: «невеста». Он сильнее сжимает автомат, пожимает губы, чувствуя себя преданным, обиженным.       — С чего это ты решил поговорить о своей семье, бойскаут?       — Не люблю тишину.       — Что ж, это заметно, — получается слишком грубо, слишком язвительно. Палмер замечает это, но лишь усмехается. Почему-то перепалки с капитаном всегда вызывают улыбку.       — Я был бы не прочь узнать тебя получше, тем более ты интересовался тем, что я никому не пишу, так что я подумал, что стоит тебе рассказать. Я никому об этом не говорил, хотя никто и не спрашивал. До тебя это никого не интересовало, поэтому я подумал…       — Тихо, — Лен накрывает рот Рэя рукой и тащит за собой, заталкивает в узкую щель между домами и злобно шикает, когда сержант пытается освободиться. Мимо проходят двое вооруженных людей, Палмер замирает, его руки, которыми он упирался в грудь капитана, застывают на месте. Ладонь Лена скользит по лицу сержанта, открывая рот. Палмер бесшумно втягивает в себя воздух. Палмер стоит слишком близко, слишком сильно прижимается. Снарт стискивает зубы, упирает ладони в стену вокруг головы сержанта и аккуратно выглядывает из укрытия; чувствует дыхание Рэя на своей шее, отчего становится невыносимее.       Он резко втягивает голову, когда один из вооруженных врагов поворачивает голову: они еще не ушли с этой улицы. Рэй смотрит на него вопросительно, часто моргает и почти тыкается в его лицо носом, когда пытается принять более удобное положение.       — Нужно предупредить остальных, — шепчет сержант и тянется к рации, Лен перехватывает его руку и сильно сжимает запястье. Он замечает снайпера в окне дома напротив; вопрос времени, когда их обнаружат. Знаками указывает на свою находку сержанту.       — Не сейчас. Слишком опасно, — выдыхает в его лицо он. Рэй соглашается и замирает, смотрит в глаза капитану; во рту внезапно пересыхает, и ему приходится облизать губы. Снарт гулко сглатывает: кадык дергается. Он подается импульсу, когда наклоняется чуть вперед. Рэй резко отворачивается, заметив краем глаза смазанную тень: ребенок.       Лен смазано скользит губами по мужской щеке, снайпер тоже замечает ребенка и открывает огонь, Палмер выбегает из укрытия.       Сержант выстреливает в сторону врага весь магазин, но все равно промахивается. Снайпер стреляет точнее: пуля застревает в ноге, вторая влетает в спину, между лопаток, когда он накрывает собой уже мертвого ребенка. Добить Палмера он не успевает: Снарт стреляет метко.       Капитан подбегает к Рэю, взваливает его на себя и заносит в ближайший дом, по рации связывается с остальными. Палмер чувствует жгучую боль в спине, становится трудно дышать.       — У них хорошие патроны, — он кашляет кровью, размазывает ее по губам, когда пытается вытереть рукавом формы. Бронежилет мешается и Рэй не без помощи капитана снимает его, нарушая протокол. Жжение в спине усиливается.       — А у нас хорошие медики, — Снарт перевязывает ногу, а после смотрит на спину: бронежилет пробило, и по спине расползается кровавое пятно. Ему становится страшно, действительно страшно впервые за несколько военных кампаний, на которых успел побывать. Он снимает свой жилет, стягивает куртку и прикладывает ее к ране. Рэй по-прежнему держится и даже умудряется улыбаться.       — Знаешь, тебе надо уходить, капитан, — говорит он; из уголка рта вытекает кровь. — Давай начистоту: пуля застряла в спине, я не чувствую ног, а где-то тут бродит толпа, вооруженная до зубов. Это засада, тебе и остальным надо выбираться.       — Я не оставлю тебя, — упрямо говорит Лен, хоть и с леденящим ужасом осознает: сержант прав. У Палмера свистящее дыхание, очевидно, пробито легкое, но он все равно продолжает улыбаться. Снарт садится рядом с ним, укладывает его голову себе на колени и впервые за много лет понимает, почему Рэй рассказывал про свое детство на ферме умирающим солдатам. Никому не хочется умирать в одиночестве, думая о разрывающихся под ногами минах и трупах товарищей под боком. — Ты еще должен рассказать мне о ферме в Огайо, своей невесте и о том, почему ты пошел в армию. Так что держись, бойскаут, помощь уже близко.       — Лжец, — хрипит Рэй, и его ресницы дрожат; он смотрит на капитана снизу-вверх, стягивает перчатки и касается подушечками пальцев лица. — Впрочем, я не лучше… Нет никакой фермы в Огайо, я вырос в Бруклине, долгое время болтался по приютам. Но никому не хочется слушать про то, как лучше красть хлеб во время ужина, чтобы было, чем перекусить перед сном. Истории про ферму красочнее, добрее. Они похожи на сказку. Знаешь, капитан, я даже сам в них поверил со временем, — он кашляет, завалившись на бок. Лен с содроганием отмечает, что у него брюки промокли от крови. Но после Рэй набирается сил и продолжает. — Невесту звали Анна, ее убили во время ограбления. Я не смог защитить. Пошел в армию, чтобы хоть кого-нибудь защитить. Вот и все, капитан, я все тебе рассказал. Теперь уходи, пока нас тут не нашли.       — Ты — идиот, бойскаут, — когда слезы падают Рэю на лицо, он удивленно моргает, а потом улыбается. У него на щеках кровавые разводы, тускнеющий взор и улыбка, которую он удерживает на своем лице из последних сил.       — А ты красивый, — бормочет Палмер и не стесняется своих слов: ему уже поздно смущаться. — Мне нравилось, как ты пялился на меня. Я всегда это замечал, — у него нет сил держать глаза открытыми, но он старается из последних сил, обводит взглядом каждую черточку лица капитана. Снарт смаргивает влагу с ресниц и склоняется к его лицу.       У Рэя губы с привкусом крови и соли, они холодные, полуживые, но он открывает их с охотой, даже пытается тянуться вверх. Снарт жадно терзает их, задыхаясь от привкуса смерти, от чувства несправедливости; он не готов отпустить его сейчас, не готов отстраниться, потому что отстраниться значит дать умереть. Рэй отстраняется сам.       — Просто запомни меня, капитан, — шепчет он, а Лен сжимает его пальцы в своей ладони.       Подмога приходит слишком поздно. Снарт привозит тело Палмера на родину лично. V       Снарт поднимает воротник пальто: ветер холодный. Он смотрит на лицо Рэя, улыбающегося ему с фотографии; на ней он еще молодой, запечатленный в первые дни службы: широкая белозубая улыбка, горящий взгляд. Снарт кладет две белых розы к надгробию памятника с эпитафией «Тот, кого никогда не забудут», скользит пальцами по буквам, выбитым в мраморе, и уходит.       Палмер с фотографии продолжает смотреть ему вслед и улыбаться.