Up On The Ladder

Одиночество подобно льдине. Мир трескается, ломается, и вода вытекает наружу. Но ты не вода, и наружу тебе не выбраться. Даже не прикоснуться, ведь лёд – это как хрупкая поверхность стекла, но обжигающая. Всеобъемлющий лёд. Ты смерзаешься с поверхностью, она сковывает тебя, твои движения невозможны. Ты – маленькая таракашка в янтаре. В голубовато-прозрачном янтаре. Ножками больше не подрыгать. Кто-то говорит, что ты мёртв. Не хотелось бы уходить в каноны романтизма, где каждое столкновение героя с действительностью заканчивается трагедией, при которой действительность давит незадачливого романтика. Я не романтик. Жизнь и действительность – не трагедия. Каждый раз, когда меня ошпаривает действительность, мир превращается в голубовато-прозрачный янтарь. Пальцы немеют. Чувства тоже немеют. Анестезия от действительности и для неё. Показывать реальное состояние вещей – роскошь. Непозволительная роскошь. Остаётся действовать на автомате под анестезией. Ты уже не таракашка в янтаре, а заянтаренный биоробот. Как говорят? Переход с фазы на фазу? Переход с поста на пост? Мир, вроде, замер, но почему так трясутся руки? Почему каждый шаг, будто прыжок в пропасть? Остаётся только писать. Если повторить одну идею миллиарды раз, она станет данностью. Данность, повторенная миллиарды раз, становится пылью. Если стать идеей, лучше приложить все силы, чтобы не быть повторенным миллиарды раз. Иначе – пыль. Это напоминает кассету, зацикленную на одном месте. Раз за разом натыкаясь на сопротивление, она воспламеняется. Она сгорает. Может, спасение и есть в том, чтобы быть зацикленным раз за разом? Может, спасение в том, чтобы сгореть? Кто тебя циклит? Ты сам себя сжигаешь. В покрытых чернилами страницах есть спасение. Спасение – в изречённых словах. Жизнь изречённая становится ложью. Ложь, ложь, ложь – вот всё, что заполняет твою жизнь. Даже если ты пытаешься быть до конца честным. Все, кого ты любишь, будут зациклены и сожжены. Раз за разом, за разом раз, заразамразь. Опоры нет ни в чём. Сил нет ни на что. Хлопать глазами или хлопать в ладоши – твой выбор. Только захлопни, пожалуйста, свой рот. Как бы ты не пытался скрыть своё безумие, оно выливается наружу, когда ты один. Они догадываются. Они знают. Они принимают тебя. Они уже считают тебя одним из них. Время тянется слишком быстро в моей голове. Слишком медленно летит снаружи. Майор Том в космическом корабле. За разом раз. Прошло пятнадцать минут (столетий?), а ты уже выстрадал всё, что мог. Не всё. Только так можно избежать онемения и тремора. Так анемия или онемия? Может, анемение. Сознание – жонглёр слов. Слова лишаются смысла, громоздятся друг на друга и валом катятся вниз. На дно. Если там будет достаточно камней, можно будет выбраться. Тремор всё равно есть. Он не уходит. Впитывается в панический блокнот. Вплетается в систему ценностей. При таком сознании не существует осознания. Осознание – вовне. А ты – в сознании. Ты – внутри. И не сотрёшься, не выскаблишься. Скалишь зубки, таракашка в янтаре.