***
– Быть десятилетним почти также как быть девятилетним. – Ты думал, что что-то конкретное изменится? – Я надеялся, что панические атаки прекратятся. – Ты принимаешь свои лекарства? – Иногда. – Они начнут работать, если ты будешь принимать их каждый день, Стайлз. – Я знаю. Просто из-за них я становлюсь ужасно раздражительным. И, думаю, они - причина моих кошмаров. – Это один и тот же повторяющийся сон или разные? – Один и тот же. – Хочешь поговорить о нем? – Не очень. – Могу предположить, что разговор поможет тебе. – Мы уже достаточно говорили об этом и ничего не изменилось. – Просто сделай это. – Хорошо... В начале сна я где-то в середине леса, но это не просто я. Я монстр. С огромными клыками, и когтями, и шерстью, и я бегу на четырех лапах. Потом я чувствую что-то, пахнущее очень вкусно. Это еда. Будто я пробегал мимо ресторана. Я следую за запахом и потом неожиданно оказываюсь в своем доме, и там мой лучший друг Скотт и я... я... ем его. – Как ты его ешь? – Я... Я прыгаю на него, поваливая на землю, он начинает кричать, и тогда я разрываю его горло своими зубами. На вкус как конфета. Когтями я раскрываю его грудную клетку, чтобы -чтобы- чтобы съесть его сердце. – Похоже, что ты снова смотрел слишком много фильмов ужасов. Ты же знаешь, что они плохо влияют на твои сны. – Но я люблю их. Они захватывающие. – Из-за них ты плохо спишь. У тебя кошмары. – Кошмары у меня в независимости от того смотрю я фильмы или нет. Я говорил тебе, именно из-за таблеток у меня странные сны. – Возможно я смогу обсудить их с твоим психиатром. – Было бы классно. – Вот и договорились. Позвоню ей сегодня вечером.***
– Хорошо... он до сих пор повторяется, но... кое-что изменилось. – Такое бывает. Что именно изменилось? – На этот раз вместо моего дома я оказываюсь в супермаркете. И я... я ем много людей. – Люди, которых ты знаешь? – Одноклассники? Случайные люди, которых я видел в городе? Без понятия. – Твой мозг не может придумывать лица людей. Поэтому на самом деле каждого человека, которого ты видишь в своих снах, ты уже встречал раньше, в основном, мельком. – Это ненормально, да? – О чем ты? – Я имею ввиду, эти сны продолжаются уже больше года. Со мной что-то не так? Помимо очевидного? – Я не думаю, что с тобой что-то не так, Стайлз. Ты потерял дорогого тебе человека в очень раннем возрасте. Я думаю, что такое любого сделает жестоким, будь то сознательное или бессознательное желание. – Что если - хорошо, иногда я думаю об этом, когда я, знаешь, не сплю. – Как так? – Я не хочу. Просто. Этот сон у меня по меньшей мере раз в неделю. Иногда я просто сижу на уроке и думаю - хэй, если я выцарапаю Джексону глаза, он перестанет смеяться? – Джексон один из тех, кто тебя задирает? – Иногда. – Тогда все звучит вполне логично для меня, это просто защитный инстинкт. Я многое потерял в своей жизни и долго мечтал о мести, фантазировал о ней. – Что ты потерял? – Всю мою семью. Погибли в пожаре – Это ужасно. – Да, это и правда ужасно. Каждый день, который я прожил, я думаю, что не заслужил этого. Кто-то другой должен был выжить тогда. Но в конце концов это не помогает. Это просто то, с чем я должен жить до конца моих дней. Мы все работаем над собой, Стайлз.***
– Могу я кое-что спросить? – Конечно, Стайлз. Это причина, по которой мы здесь. Для того, чтобы говорить друг с другом. – Я знаю. Но. Это странно. – Как так? – Я думаю - это скорее всего то, о чем я должен говорить со своим отцом? Но он не так часто бывает дома, и, когда он, он устает, и это странно, и я не очень хочу надоедать ему... – Все в порядке, дорогой. Я уверен, что ты не сможешь шокировать меня. – Правда? – Работая в этой профессии, я видел и хорошую и плохую сторону человечества. У всех есть ужасающие, постыдные секреты. Или, вернее, они думают об этом. В конце концов, все люди простые. У них похожие желания, страхи, потребности. Поэтому да. Меня очень трудно удивить. – Окей... окей... хорошо, ох, иногда Скотт и я... трогаем друг друга... ? Это... это плохо? – Вам по двенадцать, это ранняя стадия полового созревания, вы полны гормонов и сексуальной неудовлетворенности. Это абсолютно нормально. Пока вас обоим нравится то, что происходит. Он же не заставляет тебя, да? – Нет. Боже, нет. Но мы... мы геи? – Тебя привлекают парни? – Я не знаю. Возможно? – Что насчет девушек? – Тоже да? – Тогда, возможно, ты бисексуал. Ничего чего следовало бы стыдиться. Эксперименты это всегда хорошо, Стайлз. Так ты собираешь данные и делаешь выводы. – Тогда это... хорошо, Скотту нравится смотреть порно, когда мы, знаешь, делаем всякое. Но я не смотрю, я думаю о других вещах. – О чем ты думаешь? – – Стайлз? – Я правда не уверен, что следующая часть хороша. – Мы здесь не для того, чтобы судить твои действия двойным понятием морали. "Плохо" и "хорошо" - сфабрикованные понятия, предназначенные для помощи обществу существовать более спокойно. Я не придаю им особого значения. – Я думаю о крови. – В каком роде? – Вытекающей из разрезанных людей. Мерзко, да? – Тебя возбуждает сон, в котором ты - зверь? – Да... Обычно я просыпаюсь с... знаешь, после этих снов, в которых я... ем людей. – Хм. – Что? – Как я уже сказал, я не собираюсь осуждать или наказывать тебя. Просто я нахожу тебя очаровательным. – Правда? – Да, Стайлз. В некотором роде, ты напоминаешь мне меня. – Ты - тоже- ? – Я понимаю, как насилие может стать возбуждающим. И пока все это остается фантазией, я не вижу никаких проблем. Ты же не собираешься воплощать в жизнь свои садистские порывы, да? – Нет. Конечно нет. Никогда. – Ну вот, твои личные сексуальные фантазии абсолютно безвредны для меня.***
– Я попробовал травку. – Да? И как тебе? – Я думаю, что это усугубит мою тревожность. Но Скотт по-настоящему хотел. Он сказал, что это сделает совместную дрочку лучше. Но я не смог кончить, даже когда он попытался отсосать мне. – Какой стыд. – Ты говоришь о таких вещах с другими пациентами? – Что ты имеешь ввиду? – Ну. Секс. И наркотики. И, не знаю, все то дерьмо, из-за которого кто-то другой уже давно отвел бы меня в участок? – Это называется конфиденциальность между врачом и пациентом, Стайлз. Никто никогда не узнает, что мы обсуждаем. – Думаешь, это улучшает моё психологическое здоровье? Все эти разговоры о странных вещах, происходящих в моей жизни? – Я думаю, что разговоры о чувствах и жизненном опыте очень важны, не смотря на табу, которые на эти вещи ставит общество. Мы оба знаем, что твой отец не очень эмоционально-открытый для серьезных разговоров. Тебе нужно где-то говорить об этом. – Так ты, что, больше мой отец, чем психотерапевт? – Если тебе легче так воспринимать меня. – Если подумать, чувак, я прихожу к тебе каждую неделю в течение четырех лет. Панические атаки прекратились, но я все еще думаю о разных ебанутых вещах, буквально всегда. И у меня все еще странные сны. И возможно много других ПТСР. Я даже не знаю, чувак. – Ты чувствуешь, что наши сеансы все еще помогают тебе? – В каком-то роде. Я имею ввиду, ты заставляешь меня чувствовать себя не настолько странным. Но мне все еще не кажется, что это хорошо. – Что я говорил тебе о "хорошо" и "плохо"? – Что это неуместные социальные конструкции, и необязательные квалификаторы, и мне не следует беспокоиться о них. Чувак, без обид, но с такими разговорами ты походишь на супер- злодея или что-то типа того. – Я просто хочу лучшего для тебя, Стайлз. Я хочу, чтобы ты был счастлив, здоров, и знал, что кто-то заботится о тебе. – Это довольно крипово, бро. – Почему? – Без понятия. Разве это, ну, не неуместно говорить пациенту? Типа, разве ты не должен быть объективным и эмоционально не соединенным со мной? – Некоторым людям помогают просто слушатели. Но я не думаю, что это то, что тебе нужно, Стайлз. Я думаю, что больше всего тебе нужен кто-то, кто будет обращать на тебя много внимания, восполняя его недостаток в твоей жизни. – Ах. Ок. – Если я говорю что-нибудь, заставляющее тебя чувствовать себя некомфортно, говори мне об этом, договорились? – Практически все, что ты говоришь - довольно порочно. – Правда? – Ага. – Тебя это беспокоит? – Должно. – Но...? – Возможно, я привык к этому. – Ясно.***
– Так, на следующей неделе твой первый день в старшей школе. Как ты себя чувствуешь? – Будто скоро блевану. Моей тревожности выше крыши. И я без понятия почему. Это не большое дело. Да и не должно быть так много различий от средней школы. Те же самые люди. Просто... уроки будут сложнее? Не знаю. – Большинство людей нервничают перед серьезными изменениями в их жизни. Это является важной ступенью в процессе перехода от детства к юношеству. – Хах. Я думаю, что это один из взглядов на все это. Мой отец просто положил мне руку на плечо, сказал "не пробуй наркоту" и дал новый компьютер. Компьютер довольно хорош. И я мега-благодарен, да. Он грузит игры намного быстрее... не говоря уже о других вещах... – Какого рода? – Я пытался смотреть порно. И оно до сих пор не кажется мне интересным. Все просто выглядят очень напряженными. И не думай, что я мало старался. Гей порно, обычное порно, секс втроем, и это все просто... посредственно? – Я понял. Но это нормально, не всем нравится порнография. – Ага... – До сих пор возбуждают мысли о насилии? – Господи. Не должны бы. – Это не ответ. – Да! Доволен? Иногда у меня встает во время просмотра фильмов ужасов, потому что что-то серьезно не так со мной. Я чувствую себя премерзко. Но, блин. У мужчин есть потребности? – Фильмы ужасов довольно сексуальны, Стайлз. Они полны обнаженки и плавных тел. Существует даже жанр "порно-пытки". Людей тянет к разврату. У нас есть порочные фетиши, мы находим возбуждающим то, что не задумано таким. – То есть, ты говоришь, что совершенно нормально возбуждаться от того, что кого-то разрубают мачете? – Я говорю, что ты не одинок в своих пристрастиях. – Иногда мне кажется, что тебе тоже нужна терапия. – И я хожу к психотерапевту. – Погоди. Что? – Каждое воскресенье. Мы называем это моей заменой церкви. – Мы? – С моей хорошей подругой. Доктором Моррелл. Она одна из самых умных людей, которых я когда-либо встречал, и говорить с ней всегда удовольствие. – Она говорит тебе, что ты сумасшедший? – Наоборот. – Хах. – Осуждать пациентов крайне непродуктивно. Как я уже говорил, я просто хочу, чтобы у тебя было безопасное место, где ты можешь говорить о всем. Даже темы, которые другие люди считают отвратительными. Доктор Моррелл и я, мы говорим о моем горе, моих заблуждениях, что пожар не был случайным. – Ты думаешь, что кто-то убил твою семью? – О да. Я ни на минуту не верю, что это была "утечка газа", на которую полицейские всё списали. Это был поджог. И я знаю, кто сделал это. Я часто думаю о том, что было бы, выследи я каждого из них и живьем спустя с них шкуру. – Чувак. – Я хочу поделиться самой темной частью себя с тобой, Стайлз. Если это поможет тебе сделать то же самое. – Ладно... я полностью распланировал убийство незнакомца. И то, как я могу уйти безнаказанным. Я же вырос в участке шерифа. Я знаю все о полицейских расследованиях, о том, как ищут доказательства на месте преступления. В основном, если у тебя нет особого мотива, и ты возьмешь любого человека с улицы, они тебя не поймают. – Как бы ты сделал это? – Автостоп. Вышел бы на шоссе. Надел бы перчатки. Дождался бы одинокой машины, которая подобрала бы меня. Открыл дверь машины натянутым на пальцы рукавом худи. Я бы позволил ему сесть за руль, предложил секс. Убил бы его, как только мы съехали на обочину. Выбрался из машины. Автостопом обратно. Никто никогда меня не поймает. – Я знал, что ты умный мальчик, Стайлз. За все это время ты никогда меня не разочаровывал. – И это все? Разве ты не должен сообщить об этом полиции? Ты вообще понимаешь, что я опасен и для себя и для окружающих? – Ты чувствуешь опасность? – Положа руку на сердце? Да. Вроде как. – Пока что все это для меня не более чем фантазии. – Но тщательная проработка всего, разве это не последний шаг перед настоящим убийством? – Ты хочешь убить кого-то, Стайлз? Отнять жизнь? Ты сказал мне, что спланировал как уйти невиновным, но ты не сказал мне, как именно ты собираешься осуществить все это. – Хочешь деталей? – Всегда. – Я не стану целовать его. Потому что тогда останется слюна. ДНК. Но после того, как мы остановимся, я сяду к нему на колени. Скорее всего у меня встанет только от одной мысли, что я с ним сделаю. Я бы позволил ему обнять меня. И тогда я проткнул бы его ножом. Его горло. Возможно, он будет бороться, но я поймаю его врасплох. Я смогу перерезать яремную вену, прежде чем он попробует отскочить. Я наблюдал бы, как медленно течет кровь. Может даже дотронулся до раны пальцами, просто чтобы почувствовать тепло вытекающей крови. – Теперь это звучит намного опасней, Стайлз... ты возбужден, да? – Я- я ничего не могу с этим поделать. – Все в порядке. Я не хотел смущать тебя. Если тебе нужно выйти, то пожалуйста. – Что? – Ты знаешь, где туалет. – Ты... ты говоришь мне пойти и подрочить в туалете? – Это просто предложение. – – Я перехожу границу? – Нет. Просто... нет, я в порядке. Все пройдет через минуту. – Если ты так уверен. – Давай поговорим о чем-нибудь другом.***
– Это учебник, не так ли? – Хм? – У меня так много неуместных чувств по отношению к авторитетным людям. – Ах. Снова тренер по лакроссу? – Я знаю, что он грубый. Просто. Он слишком игнорирует меня? Он говорит мое имя неправильно? И я не знаю, может это заставляет меня так отчаянно искать его одобрение? – Понятно. – Я знаю. Проблемы с отцом. – Это намного сложнее. – Я не уверен в этом, чувак. Практически любой парень старше меня имеет власть над моей жизнью, и я просто... это жалко. – Любой, кто взрослее? – Эм... в смысле... ну, они довольно горячи. – Ты знаешь, что это не то, о чем я спрашивал, Стайлз. – Окей, время менять тему разговора- – Тебе не кажется, что ты заговорил об этом, потому что хотел рассказать мне? – Не-а. – – Да ладно тебе, прекрати все эти твои штучки, где ты просто сидишь и пялишься на меня. – – У меня иммунитет к твоим передовым методам допроса. Я не поддамся. – – Я имею ввиду, технически, ты, чувак, имеешь какую-то власть надо мной, но я не хочу говорить конкретно. Христа ради, ты мой психотерапевт. – Это называется "привязанность" или "проецирование". Довольно распространенный эффект у психологов. Когда пациент переносит свои чувства к психотерапевту, привязываются к нему. Начинает чувствовать связь или даже сексуальное влечение. Это нормально. – Что. – Я немного разочарован тем, что ты думаешь, что я буду судить тебя насчет чего-то, что является настолько неотъемлемой частью человеческого опыта. Ты не можешь контролировать влечение. На самом деле, я думаю, что это будет хорошо для твоего выздоровления. – Как... как? – Когда начались эти чувства? – Да хуй его знает, чувак. Когда мне было двенадцать и я начал спрашивать тебя о дрочке? – Ага. – Это пиздец. – Ты зациклен на осуждение себя за желание вещей, воспринимаемых тобой как "неправильные". – Возможно, я просто пытаюсь оставаться нормальным. – Я думаю, тебе было бы намного лучше, если бы ты сосредоточился на становлении своей личности.***
– Мне страшно, Питер. – Почему? – Потому что... потому что прошлой ночью мне приснился сон, а сегодня утром я слушал полицейское радио моего отца, и они говорили о найденном в лесу трупе, который, как им казалось, был разодран дикими животными. Горло был разорвано, сердце выедено, точно как... как я это себе представлял. – Это может быть совпадением. – Я не очень верю в совпадения. – Но, Стайлз, у тебя нет клыков и когтей. Как ты мог разодрать кого-нибудь? – Что если я на самом деле превращаюсь в монстра, когда сплю? – – Но только если я не имею над ним никого контроля. Если я даже толком не осознаю, что тогда происходит... – Ты чувствуешь себя зверем? – Да. – Интересно.***
– Это странно, не так ли. – Я не знаю. Это? – Я имею ввиду... это законно? Я, просто тусующийся на твоей кухне, а не в офисе? – Многие терапевты проводят свои встречи дома. – Но разве это по-настоящему сеанс терапии? Или это тридцати-семилетний чувак тусуется с пятнадцатилетним пацаном вечером пятницы? – Это настолько ужасно, что я хочу тебя покормить? Ты одни только кожа и кости, дорогуша. – Я не жалуюсь. Просто говорю, что это выглядит довольно странновато. – Я не вижу тебя своим потенциальным сексуальным партнером, Стайлз. Ты мне как сын. – Это все-таки не делает происходящее менее странным. – Нет никакой необходимости тебе защищаться. Я же сказал, что не против твоего влечения ко мне. Это фаза. Ты перерастешь. – О господи. – А сейчас садись. Это рецепт моей бабушки. Гуляш со сливками и пироги. – Боже, ты собираешься откормить меня? – Конечно нет, красная шапочка. – Ты ужасен. – Я знаю. – Хах... Я никогда прежде не ел оленину. – Как оно тебе? – Довольно вкусно... Чем-то напоминает свинину? – Справедливо. Есть надежда, что я еще привью тебе хороший вкус.***
– Это снова произошло. – Что случилось? – Мне... мне приснился сон, что я волк... и я преследовал парня через лес, завел его на поле для лакросса, догнал его и убил. Сегодня утром... его тело нашли на поле для лакросса. Я видел фотографии. Это тот же парень, который был в моем сне! – Ты на самом деле знаешь, что это был он, или ты просто увидел тело, а твой мозг сам прибавил ему особенности, оставшиеся в твоей памяти? – Я не знаю. Возможно? Просто... я не знаю. – Перспектива неосознанного убийства все еще пугает тебя? – Я не знаю. – Стайлз, ты плачешь? – Мне жаль. – Никто не злится на тебя, дорогой. – Я просто- я больше не могу сказать, что это мои собственные мысли. Будто внутри меня два совершенно разных человека. Одна часть меня жестока и получает удовольствие от мыслей об убийстве, а другая испытывает отвращение ко всему этому, хочет остановить всё. Слишком много. Не могу принять это. – Ш-ш-ш, ш-ш-ш, все в порядке, ангел. Слышен плач. – Оу, милый. Иди сюда. Вот и все. Все будет нормально. Плач продолжается, как-то невнятно. – Это пиздец. Я... Я не должен сидеть на твоих коленях... это...это... – Ш-ш-ш. Ты чувствуешь себя лучше, не так ли? Нет ничего постыдного в желании быть утешенным. Плач продолжается.***
– Ты... ты принес мне еду? – Да. Мы уже обсуждали это, ты слишком худой. У тебя ужасный рацион питания. Считай это частью терапии. Теперь поешь. – Спасибо, я полагаю. Что это? – Омлет с жаренным фазаном. – Хорошо.***
– Я видел сон об убийстве моего отца. Когда я проснулся этим утром, то побежал в его комнату. Его там не было, поэтому я позвонил в участок, напуганный до усрачки, но он был там, и он в порядке. – Ясно. – Я не хочу ранить его, Питер. – Ты уверен? – Иногда, конечно, я злюсь на него за то, что его нет рядом, или когда он слишком много пьет и не заботится о своем здоровье. Но я не хочу, чтобы он умер. Что бы я делал без него? – Что он дает тебе, кроме крыши над головой? – Он... он мой отец. – Он эмоционально пустой трудоголик, Стайлз. Злоупотребляющий спиртными напитками, даже если не признает этого. Когда у вас был разговор по душам в последний раз? – Я... – Это естественно, что ты хочешь иметь хорошие отношения с ним, но их нет. Пожалуй, настало тебе время перестать врать себе. – Зачем ты говоришь мне все это? – Потому что волнуюсь о тебе, Стайлз. Я беспокоюсь о том, что ты жаждешь любви и одобрения от человека, который не в состоянии дать тебе их. Это разрушительно. – – Я знаю, что тебе трудно слышать это. Мои извинения. Мне нужно быть более тактичным. Боль на твоем лице, когда ты говоришь о нем, расстраивает меня. Это токсичные семейные отношения, Стайлз. Я часто думаю, что ты был бы намного счастливее, если бы он был вырезан из твоей жизни. – Но он мой отец. – По крови. В конце концов, так ли важна кровь? – Я не знаю... не знаю.***
– Фрикасе из кролика? – Тебе нравится? – Оно другое. Но, да, довольно хорошо. Ты ешь очень странные виды мяса. – Я просто пытаюсь расширить твой вкус. Мне жалко людей, которые за свою жизнь не ест ничего, кроме курицы, свинины и говядины, когда есть так много разных вариантов.***
– Я снова думал об этом. Убить кого-то. – Ох? – Я не знаю почему. Не могу выкинуть эти мысли из головы. Просто. Образы. На что это может быть похоже. Может быть я уже сделал это. Это воспоминания? Просто все слишком реалистично. – Мы уже говорили об этом, Стайлз. То, что ты несешь ответственность за нападения животных, невозможно. Независимо от твоих мыслей. – Я знаю, что все это не имеет смысла. Я просто... мне придется либо убить кого-нибудь, либо убить себя, потому что уже ничего не имеет смысла, и я просто хочу перестать чувствовать две конфликтующие части меня все время. – Должен ли я беспокоиться о твоей безопасности? – Возможно? – Стайлз, ты не посмеешь причинить себе вред. – Что? – Я запрещаю тебе. – Ты... ты не можешь просто... просто сказать мне не делать этого? – Ох, но я могу. Разве ты не хочешь быть хорошим мальчиком для меня? Не хочешь, чтобы я тобой гордился? – – Я буду очень расстроен, если ты сделаешь что-нибудь, чтобы ранить себя, Стайлз. На самом деле, меня огорчают даже твои мысли об этом. – – Ты слушаешь меня? – Да. – И что ты скажешь в свое оправдание? – Я не имел это в виду. Я бы не стал. – Ты врешь сейчас? – Нет. Да. Я не знаю. Прости. Я не буду причинять себе боль. – Хороший мальчик.***
– Зубр. – Разве это не похоже... на необычную корову? – В каком-то роде, я думаю. – На вкус почти как корова. Только не думаю, что я когда-либо ел настолько сырой гамбургер. – Готовить немного дольше для тебя? – Нет. Все нормально.***
– Я попытался. – Попытался? – Я.. Я дошел до попадания в чужую машину, а потом... я струсил. – У тебя было оружие с собой? – Да. Охотничий нож. Я собирался... сделать то, что я собирался сделать... – Что тебя остановило? – Я не знаю. У меня была паранойя, что что-то наебнется. Они поймали бы меня. – То есть не чувство вины? Не раскаяние или страх перед последствиями? – Я так думаю. – Ясно. – Ты... ты разочарован? – Конечно нет, дорогой. Все это насчет твоего развития, а не о том, чего я хочу. – Я не могу сказать, расстроен ли ты, потому что я пытался убить кого-то, или потому что я не смог до конца завершить все это. – Я думаю, ты снова проецируешь свои эмоции на меня. – Я запутан, Питер. Я все время растерян. Я... Может мне просто нравится эта идея? Может быть, я никогда на самом деле не сделаю этого. Часть меня не хочет. После того, как я приехал домой, меня тошнило от страха. – Как думаешь, ты сможешь быть более уверен в выполнении своих планов, если тебе будет помогать кто-нибудь? – Что ты имеешь ввиду? – Я не люблю пачкать руки, если это не необходимо. Но у меня есть вуайеристические наклонности. – Я не... я не понимаю. – Я хочу увидеть, как ты кого-то убиваешь. – – – Блять. – Ты находишь это возбуждающим? – Да. Но... но что, если я не смогу сделать это... – О, я знаю, ты сможешь. Тебе просто нужна помощь. И закрытые, пустые места. Нужно лишить жертву шанса убежать. Разве ты не согласен? – Я не знаю. Я не знаю. Я... – Нет причин плакать. Я расстроил тебя? – Я... я просто не могу думать... – Все в порядке, дорогой. Может быть будет лучше, если ты сядешь мне на колени? – – Давай, дорогуша... Вот так. Я держу тебя. Все будет в порядке. Слышен плач. – Мне жаль. – За что ты всегда извиняешься, малыш? – Я не знаю. – Хорошо, я прощаю тебя, зверек. Я всегда буду прощать тебя. Нет ни одной вещи, из-за которой я могу перестать любить тебя. – Обещаешь? – Клянусь.***
– Пожалуйста. Пожалуйста, не надо. – Я... Я не... Я не могу... – Просто дыши, дорогой. Не волнуйся. Все просто. – Помилуйте. – Можем мы вставить ему кляп? – Нет. Тебе придется столкнуться с этим лицом к лицу, ангелочек. Ты принимаешь это или нет? Я думаю, что у тебя все получится. Я всегда видел в тебе огромный потенциал. Слышен плач. – В конце концов, люди очень хрупкие. Просто плоть, кровь и кости. Не нужно много сил, чтобы разорвать кожу. Забрать жизнь. Все закончится очень быстро... – Он смотрит на меня. Я не могу сделать это, когда он пялится на меня! – Это неважно, детка. В этом то и проблема. Ты видишь в нем человека, а не добычу. Он мясо. И ничего больше. Он уже мертв. Потому что если ты не сделаешь этого, это сделаю я. Он видел наши лица. Мы не можем позволить ему уйти. Плач становится громче. – Но... я... Боже, меня сейчас стошнит. – Он не заслужил жизни. Знаешь, что он сделал? Он помог поджечь дом моей сестры, в котором были невинные люди, дети. Эта тварь убила всю мою семью без угрызения совести. Разве это не подло? – Это... это правда? Я думал, ты сказал, что не уверен. – Сейчас я уверен. Вне всякого сомнения, зверек. Эта вещь перед нами ответственна за всю эту боль и страдания. Он один из последних. Я убивал их. По одному. Удостоверился, что они знали, за что умирают. Они забрали мою семью. Сестру, племянников, племянниц... даже мою дочь. – Дочь? – Да. Ей было всего восемь лет. Я думал, что никогда не переживу это. Но у судьбы есть забавный способ помогать. Ты появился в моей жизни, Стайлз. Когда я потерял всю надежду, был на грани, я нашел тебя. Сейчас... давай... будь лапочкой и перережь ему горло. – Ты - монстр. Мне плевать, если этот оборванец убьет меня. Ты всегда будешь просто монстром! Ты должен был погибнуть вместе с ними, грязная дворняга! – Заткнись, или я отрежу тебе язык. – Малыш, ты хоть знаешь, что он? – Питер, о чем он говорит? – Он явно невменяемый. Сошел с ума от чувства вины, полагаю. Сейчас сделай это. Убей его. – Я не могу. – Можешь. Сделай. Сейчас. – Но... Громкой животное рычание. – Ч-что? – Он оборотень. Опасная, бешеная собака. Именно его ты должен убить. – Питер, что... боже мой... боже мой! Грохочущий вой. Крик. Хруст кулака от столкновения с костью. – Ты... ты... ты животное? Какого хуя? – Я намного больше, чем просто животное, дорогуша. Я Альфа. Твой Альфа. – Я не... Я... – Не пытайся отрицать это. Я был там. В твоем сознании. Ты чувствовал мои эмоции. Я делился с тобой своими воспоминаниями... и теперь пришло время тебе стать таким, как я. Ты будешь сильнее. Быстрее. Смертоносней, чем ты можешь себе представить. Разве ты не хочешь этого? Разве ты не всегда хотел этого? Принадлежать кому-нибудь? Быть любимым и желанным? Частью семьи? – – Я не обращу тебя против твоей воли, Стайлз. Ты хочешь этого? Эта вещь уже в бессознательном состоянии, но все еще дышит. Тебе нужно только лишь прикончить его, и ты сможешь преобразиться, стать полностью собой. Булькающие звуки. – Какой хороший мальчик. Я так горжусь тобой. А теперь иди сюда. – Как... – Я собираюсь укусить тебя. Потерпи, еще совсем немного осталось. Вздох.