Не то чтобы

В теории Такао Казунари влюблялся уже раз пятьсот как минимум. Он считал, что его способность любить переходила все границы - он спокойно влюблялся в людей в поездах, в магазинах, в кафе, в старых друзей и новых знакомых, в кого-нибудь младше его лет на десять или старше на столько же (если не больше), дарил свою любовь одноклассникам и чувакам из баскетбольного кружка, своей сестре, чужим сестрам и братьям, женщинам в парке, мужчинам в строгих костюмах, писал признания под фотографиями в инстаграмах и на фейсбуке, специально проводил много времени в общественных местах, чтобы цеплять взглядами людей, а однажды даже, кажется, полюбил кота, но эта информация так и осталось не проверенной. Такао не волновала половая принадлежность, физическое состояние или внешность. Характер и внутренний мир тоже не играл большой роли. Ему просто нравилось влюбляться в человечество, потому что это здорово и горячо в груди. А Мидорима вот, например, ему не нравился от слова совсем. Никак не влекли его ни белые пластыри на тонких пальцах, ни очки, прикрывающие горящие ненавистью глаза, ни зеленые волосы ("Крашеные или нет?", каждый день спрашивал Казунари у самого себя, но так и не находил однозначного ответа). От Шинтаро даже воротило немного. То есть, не так чтобы совсем не хотелось находиться рядом, просто иногда появлялось желание нацепить на лицо маску отвращения и чуть-чуть отодвинуться, чтобы кто-нибудь не подумал, что они вместе идут. Иначе, как доказать людям, что ему тоже не нравятся разговоры на тему "ненавижу-все-вокруг-меня-меня-все-бесит-отстаньте" и как объяснить, что солнце и туча прогуливаюсь бок о бок. Точнее, не сказать, чтобы Шинтаро был его "полной противоположностью". Даже наоборот, вряд ли они были бы так близки, если бы не схожесть характеров. Но в некоторых аспектах их взгляды не совпадали настолько, что они ругались до перевернутых скамеек в спортзале, прижиманий к перилам на крыше и дебильных драк, продолжавшихся не более минут двух. И вот такой темой, например, оказалось отношение к миру - Мидорима был готов ненавидеть всех без разбору, несмотря на пол, возраст, ориентацию и вообще все, на что можно было бы смотреть, а Такао по такому же принципу был готов всех любить. В итоге их ссоры по этому поводу перешли все границы (например, на плече Такао теперь красовался огромный синяк, а на запястье Мидоримы царапина, которая едва ли не оставит после себя шрама) и они решили перестать ее трогать вообще. Казунари, например, каждый раз останавливал себя от нелепых криков восхищения по поводу какого-нибудь старшеклассника на другой стороне улицы фразой "Плавали. Знаем.", произнесенной про себя с тихой и спокойной интонацией. Естественно, иногда случалось, что что-то такое произносилось вслух, но тут же заминалось на корню. В целом, тем, по поводу которых они ссорились, было не мало. О том, почему они вообще общаются, Такао думал очень часто. Не то чтобы между ними горела какая-то ненависть, напротив, они были более чем дружны. Мало того, открытость в их отношениях переваливала все границы - Казунари спокойно сообщал напарнику все, что он думает о нем в данный момент (чаще всего это были не самые лестные мысли), в ответ получал такую же обратную связь и корректировал свое поведение, чтобы взаимодействие протекало комфортнее, и Мидорима в свою очередь делал то же самое. Это очень пугало первогодок. Те, кто был с ними в команде второй или третий год, уже не сильно обращали свое внимание на останавливающегося посреди игры Такао только ради сообщения Шинтаро о том, что "ты сегодня очень раздражающе потираешь запястья, перестань, пожалуйста", потому что они переживали и то, как это развивалось, а вот только пришедшие в команду все еще вздрагивали на криках "Такао, что за мина у тебя, будь каплю серьезнее, мы все-таки тактику обсуждаем". Конечно, открытость была не только в постоянном высказывании недостатков и недочетов друг друга. Такао действительно мог рассказать Шинтаро все, что только приходило ему в голову. Они могли часами обсуждать буквально любую мелочь. Создание вселеной или идет их однокласснице школьная форма, бенто очень острое, вчера я опять поссорился с мамой по поводу поступления, кстати, почему солнце сегодня такое яркое, и так далее. Не сказать, что они кидались из крайности в крайность в этих разговорах, просто за несколько минут они могли рассказать друг другу все, что творится в голове, и это казалось таким правильным, что иногда даже немного хотелось плакать. А еще они оказывались вместе двадцать четыре на семь. Будь то переписка, реальный разговор, звонки, в школе, на тренировках, дома, в забегаловках, кино, парках, в свободное и занятое время, Мидорима водит Такао в больницу, когда тот простужается, последний в свою очередь соглашается участвовать в конкурсе по химии, хотя ничего в ней не понимает, Казунари тусуется с младшей сестрой Шинтаро и они с ней уже почти близкие друзья, да и свою сестру он часто таскает гулять с его, и они уже точно близкие подруги, а их родители уже даже не удивляются, когда Такао ночует у Мидоримы неделями, или наоборот, для всех это стало уже совершенной нормой. И никому из них это не доставляет дискомфорта - ни Такао, который просто физически не может находиться с кем-то рядом больше недели, уставая от человека, ни Мидориме, который к долгому взаимодействию с кем-то вообще не привык, потому что предпочитает всех недолюбливать. При этом, полуночные разговоры по телефону, ссоры по странным поводам и нон-стоп общение друзьями их не делали. Они продолжали быть друг для друга одноклассниками, партнерами, сокомандниками, друзьями - нет. Такао мог рассказать вам о том, какой кофе Шинтаро возьмет в Старбаксе (никакой, потому что единственное, что он признает в этом заведении - пряный чай), в какое время нужно забрать его сестру с танцев (ровно в шестнадцать тридцать, и лучше не опаздывать, потому что она обидится, а еще нужно обязательно иметь при себе записку от Шинтаро, что сегодня у него дополнительные занятия и именно поэтому пришел не он) и сколько сигарет он выкуривает, когда совсем тяжело справляться со всем навалившимся (пять), но другом он его назвать не готов. Точнее, он даже не думает об этом. Устало представляет его как "мой одноклассник" и слышит такое же представление в ответ. Только однажды он вспоминает, с чего все это началось. Тогда дождь заливает улицы города, и в окно видно разве что мокрую завесу, очень лень стягивать с себя школьную форму и тем более делать домашку. Поэтому Такао просто смотрит в окно, грустно грызя ручку и думая о чем-то отвлеченном. И в потоке мыслей вылавливает одну - "Я мечтал быть его другом". Это ведь начиналось со своеобразного челленджа. "Подружись с самым нелюдимым человеком, которого видел в своей жизни". Казунари думает, что же в этом плане пошло не так, но не может уловить сути. Он вообще плохо помнит первый год обучения в старшей - все это прошло для него так поверхностно, что хочется просто смахнуть рукой, как мертвую муху с подоконника, и никогда не вспоминать. Все эти дебильные поездки на велосипеде, утренние поиски талисманов и проигрыши в баскетболе. Такао пытается вспомнить, когда конкретно это остановилось, но выуживает из памяти только то, как спрашивает у Мидоримы, почему он сегодня без талисмана, а получает в ответ "По-моему ты нахрен заменяешь все талисманы, которые только можно найти, так зачем мне дополнительные". Такое трудно забыть. Как вообще такую романтичную фразу можно произнести так обыденно, Казунари не может понять до сих пор. "А как Мидорима в постели?", - в один день с совершенно серьезным лицом спрашивает у него первогодка. Такао удивленно отвечает, что: "Очень сонный, наверное". Так раскрывается, что все вокруг уже несколько месяцев уверены, что они вместе. "Вы что!", - смеется Казунари, - "Мы же ненавидим друг друга, какие отношения". И искренне замирает, поймав на себе тонну непонимающих взглядов. Только Мидорима смотрит спокойно, будто так и надо. Для них эти отношения совершенно естественны, для окружающих - непонятная и сумбурная субстанция, которую не стоит даже пытаться понять. Их взаимодействие хоть как-то понимает только лучший друг Такао, испывающий к объекту своего обожания огромную неприязнь и отчаянно страдающий от настолько оксюмороничных чувств, но даже у него была настолько другая ситуация, что понятие это только разве что поверхностное. Иногда Казунари думает, понимают ли они сами, что между ними происходит и бьется об эту мысль словно о железную стену. Это больно, и поэтому он забивает размышления так далеко, как только может и это перестает его тревожить. Пока он не достает проверить, вдруг чего-нибудь изменилось, но все остается по прежнему. А однажды он смотрит на Мидориму и думает, медленно потягивая лимонад из бумажного стакана, что "Ну ведь совсем он мне противен, почему я еще сижу тут". Шинтаро демонстративно читает книгу, показывая, что он все еще злится после последней ссоры. Злится - а все равно сидит в душном кафе, которое переполнено шумящими и склизкими людьми, копошащимися в своих обедах, кричащими и радующимися чему-то не понятному такому человеку, как Мидорима. Такао смотрит на него и думает, что волосы все-таки крашеные - если присмотреться, то можно увидеть, что чуть-чуть отросли корни, как будто бы их не трогали пару недель, и они чуть светлее, чем остальные волосы. Он задерживается взглядом на пальцах и думает, что они действительно очень изящные, и что если бы у него были такие пальцы, то он, наверное, тоже бы так ухаживал за ними. Он натыкается взглядом на дебильную фиолетово-белую рубашку в полоску, которая так отчаянно ему не нравится, но которую Мидорима носит в любой ситуации, в которой не надо одевать школьную форму, только чтобы позлить. И вдруг натыкается на взгляд из-под очков, который Шинтаро так отчаянно пытается прикрыть книгой. Такой, пронзительный, такой же изучающий, каким одаривает сам Такао, вполне себе теплый и даже наполненный ненавистью к происходящему только на половину, что вообще удивительно. И тут в Такао что-то щелкает. Сомнение, вранье, железные стены не понимания - все вдруг разбивается, оставляя за собой только пыль в голове, которую не составляет труда вымести веником пары признаний "хотя-бы-себе". Мидорима смотрит в ответ совершенно таким же взглядом. И мир вокруг вдруг отключается и остается только их столик, почти пустой бумажный стакан, отложенная в сторону книга, и длинные пальцы Шинтаро, которые Казунари медленно и тягуче переплетает со своими. Вмиг все становится гораздо проще, чем казалось до этого. Вообще все. Даже тонна влюбленностей в каждого прохожего. Точнее, их не становится вообще. Пропадает вдруг желание восхититься маленькой девочкой с хвостиком, которая сидит через два столика, или молодым человеком, который заскочил сюда, видимо, поужинать, и черт знает почему он ужинает именно здесь, когда на нем дорогой синий костюм и приехал он сюда на мерсе. На следующий день Такао сообщает первогодке, что "в постели Шин-чан очень нежный, странно, да", и никто даже не удивляется произошедшему. Только его лучший друг, узнав о том, что они наконец разобрались во всем, смеется и говорит, что очень рад и не будет рассказывать новости своему объекту обожания, чтобы об этом сразу же не узнал весь мир. Такао, пожалуй, благодарен ему за это. Он сам всем расскажет. А вечером, смотря все в то же окно, которе уже не застилают потоки воды, он думает о том, что в теории он влюблялся уже раз пятьсот как минимум. А на деле - всего один.