Play the kitten

Любовь – это иллюзия. Глупое клише, соглашусь, но разубедите меня в этом, и я признаюсь вам во всех своих грехах. Нам кажется, что возвышенность души и чувство окрыленности сделает счастливее, но это лишь нелепое заблуждение. На самом деле любовь затягивает в непроходимые дебри из самообмана и бесконечной череды разочарований. И хорошо еще, если предмет «воздыханий» отвечает взаимностью, тогда вся эта тошнотворная увлеченность хоть на какой-то период времени, но привносит утопичное ощущение блаженства. Любовь – не чувство. Голод, вожделение, боль в пояснице – вот это чувства, потому что их можно подавить, утолить. А любовь никуда не исчезает. Все, кто любили, но оставили в прошлом, просто нашли невероятную силу воли, чтобы двигаться вперед, порой все еще ощущая ноющее чувство внутри себя. Любовь омерзительна. До безобразия. Говорят, любовь – это выбор, но я не верю в это. Ведь выбор – это наличие иного варианта, но когда ты влюбляешься, то теряешь альтернативу. И не потому, что не знаешь о ней, а потому, что отвергаешь ее. Влюбленный человек прекрасно осознает, что жизнь была лучше до влюбленности, и, что самое главное, эта лучшая жизнь еще ждет впереди, но он отвергает ее не по своей воле, а по воле сердца. И глупо страдает от этого. Любовь, морально калеча, высасывает жизнь. Ты теряешь себя, самооценку, свое личное время, и остается лишь подлая надежда, что как клещ продолжает питаться твоей кровью. Я не верю в любовь, ее для меня не существует в привычном людском понимании. Вайолет часами могла размышлять о влюбленности в парня, приходя то к одному, то к совершенно другому выводу, но вот что являлось неоспоримой правдой: единственная, так сказать, правильная любовь – это любовь матери к своему чаду. Чище материнской любви нет больше ничего на свете, и чем старше Вайолет становилась, тем более в этом убеждалась. Особенно сейчас, когда она наблюдала за взглядом Айрис, провожающим Донована вдоль главного вестибюля… *** Семнадцатое июля. Воскресный вечер. Недавно проснувшаяся, Вайолет заскочила на ресепшн перед своей ночной сменой в баре. Учтиво улыбнулась Айрис за стойкой, шмыгнула под стол, выдвигая ящик в поисках оставленной пачки сигарет. - Кошмар! - выдохнула впечатлительная Айрис, шурша страницами газеты. Вайолет выпрямилась, пряча сигареты в карман кофты. - Что там? – заметив крошки на поверхности стойки, смахнула те девушка. Айрис потрясла газетой, тыча в одну из статей. - Парень, который устроил стрельбу в школе, сбежал из-под стражи! Вайолет передернуло. Беглый взгляд на страницу – и вот оно фото юноши, статью про которого Вайолет прочла возле почтового офиса несколькими днями ранее. - Сбежал? – не без легкого волнения вытянулась девушка, пытаясь получить лучший доступ к написанному. Из подсобки выплыла Лиз. За колонной послышалась мелодия разъезжающих дверей лифта, и разговор прервался. Заскрипела кожаная куртка Донована. Айрис спешно слезла со стула, поправляя очки и край тонкого свитера. - Д-Донован, - неуверенно начала было та. Мужчина обернулся на голос, учтиво и заметно раздосадовано кивнув, но, увидев Вайолет, резко остановился у кресел. И быстро зашагал к стойке. - Хе-ей, двойной виски, - залился тот радостной улыбкой, вскидывая две руки над головой. Вайолет по-братски дала пять в ответ, - как дела? Чего не спим? – хитро, заговорщически, спросил тот. Вайолет хихикнула. - Смена в баре. Донован вскинул руки, изображая жест ликования. - Супер! Там и увидимся, - он подмигнул, залившись улыбкой, хлопнул по стойке ладонью и, окинув мать и Лиз быстрым взглядом, вновь спешно зашагал к дверям главного выхода. Как только он ушел, Айрис накинулась на малютку Хармон, схватив ее ладошки в свои, горячо прижимая к своей груди. - Вайолет! Ты должна мне помочь! – молила та, стискивая ручки девушки. Вайолет смущенно приоткрыла рот, едва слышно растягивая первую букву алфавита. - П-помочь… но чем? – мотала головой та, не понимая смысла. Глаза Айрис за толстенной оправой круглых очков сверкали с маниакальной яркостью. - Донован, - зашептала та. Лиз поспешно удалилась, натянув на себя спокойно-отстраненную маску безучастия. – Ты ведь проводишь с ним время, да? Он должен был тебе что-нибудь рассказывать, - лепетала Айрис. - Прошу, помоги мне наладить контакт с сыном! - Н-но я… - не очень хотелось брать на себя такую ответственность, и Вайолет хотела было учтиво отказаться от затеи, но за безумным блеском глаз во взгляде Айрис искрилась любовь к сыну. Чистая, неподдельная материнская любовь – то светлое чувство, которе Вайолет еще не познала. Девушка выдохнула. – Сделаю, что смогу. *** Приближающаяся ночь не предвещала ничего плохого. По-правде говоря, ведь ночь всегда кажется самым спокойным временем суток. Ночь ассоциируется с умиротворенностью и покоем, когда можно размышлять и накручивать до тех пор, пока бессонница не уступит полноценному трехчасовому сну до звона будильника. Вайолет любила ночное время суток, ведь когда ее комната погружалась во мрак, она сама не видела всех тех мерзких вещей, вроде портретов ее возлюбленного или присохшего к подставке для свечей пепла от писем, которые она писала Киту, стремясь избавиться от чувств, как то советуют психологи. Все меркло, словно всасывалось на какой-то промежуток времени в беспросветную дыру. Но «Кортез» продолжал менять мировоззрение девушки. Бар не пустовал, а умиротворенностью так и вообще не пахло. Зато бар обволакивал сигаретный туман, от которого слезились глаза, да светильники-грибочки на столах в закутках отбрасывали теплое рассеянное свечение на рифленое покрытие стен. Вайолет неспешно перебирала ногами по крытым ковром ступеням, поглаживая – даже слегка касаясь - холодный поручень перил. Еще один, последний шаг – и, когда ее взгляд встретился со взглядом Кита, девушка ярко ощутила то чувство, что когда-то вычитала у Моэма: словно кто по твоей могиле прошелся. Кит. Кит, да и не он один, все они: Кит, Анна, Дейзи, Давид – все они каждый день ходили по ее могиле, бережно утрамбовывая землю и затаптывая с таким трудом выращенные цветы ее души. Холодок мгновенно распространился по телу. Кит улыбался, но не ей: совсем рядом сидела Анна. Расположившись в одном из закутков, они выглядели как парочка из посредственных молодежных комедий. От отчаяния и вида его ладони на ее руке Вайолет захотелось убежать. Прочь, быстрее, куда-нибудь в чащу леса, где можно было бы потеряться самой и потерять рассудок. Кит поймал взгляд Вайолет, стоило ей перешагнуть последнюю ступеньку. Ладони потели. Нельзя. Нельзя убегать, она уже пыталась. Отель не отпускает ее… Она отвела отстраненный взгляд, решительно продолжив движение в сторону пустующей барной стойки. И абсолютно не заметила, как он слегка кивнул ей, здороваясь… Вайолет быстро обошла барную стойку, откидывая назад передние пряди волос, и бегло, в легком страхе, осмотрела помещение. Но все, кроме одного, столики пустовали. И мучительно долго тянулась «Body and Soul» Колемэна Хокинса… С этого ее ракурса была видна лишь темная штанина Кита, да серый рукав его кофты… где-то тут должна была быть бутылка белого вина… *** Если пытаться игнорировать их присутствие и занять себя работой, то получалось унимать дрожь в коленях. Ей мучительно хотелось перестать чувствовать раздражение, что так странно уживалось в ее душе с диким, каким-то даже первобытным страхом. И она замечала, как Кит пару раз поглядывал на нее, оборачиваясь со своего места, а она все продолжала спокойно делать глотки из зажатой меж ладошек керамической кружки, что содержала в этот вечер добрую порцию белого сухого… Джеймс бы гордился ей. Вайолет усмехнулась. «Пижон, - подумала она, - интеллектуалы всегда кичатся своей начитанностью", - вспоминала та многочисленные цитаты известных философов и политиков, что так любил словно невзначай ронять Марч. Ночной наплыв посетителей возрастал, и вскоре бар все больше походил на элитное увеселительное заведение. Белое свечение, исходившее от стеллажной подсветки, окутывало Вайолет, точно ангела. Девушка протирала только что вымытые бокалы для виски с толстым дном, внимательно изучая новоприбывших. Двое приятелей в строгих костюмах за столиком посередине, дамочка в вызывающем наряде чуть поодаль, еще один белый воротничок в самом углу – заказал бурбон, - по-прежнему шушукающиеся Кит с Анной и, к превеликой радости Вайолет, Салли и ее дружок-полицейский. Они устроились за барной стойкой, у самого края, давая юной работнице как нельзя лучшую возможность для наблюдения. Неизменная “Body and Soul” полировала ушные перепонки. Вайолет протирала один и тот же, уже давным-давно сухой бокал. Этот коп не давал ей покоя. Той ночью, когда Салли так вовремя оказалась в ее номере, а она в благодарность предложила маленький план, то уточнила, что ей нужно еще время. Понаблюдать, убедиться в своих догадках. Ведь что-то действительно не так было с Джоном. Вайолет часто видела женатиков, гуляющих на сторону – да взять хотя бы каждого третьего преподавателя университета от двадцати шести до сорока пяти – все они как щенята бегают за пассиями, радостно выполняя их прихоти ради двух часов в недорогом мотеле. Но с Джоном дела обстояли иначе: он был отстранен, холоден с Салли. И как бы та ни пыталась приласкаться, как бы ни пыталась смеяться и вертеться рядом, Джон словно витал в своих мыслях, постоянно прося подлить еще виски, будто только и желал, что надраться до состояния забытья… по-крайней мере, при других посетителях. Сложно было судить, не зная происходящего за закрытыми дверьми шестьдесят четвертого, но что-то подсказывало Вайолет, что от истины она была недалека. И как вообще коп может так напиваться?! Вайолет бесило такое наплевательское отношение к Салли, словно эта женщина ему вообще не нужна, словно она ничего не значит для него. Ей было жалко Салли, и чем дольше она наблюдала за тем, как Джон осушал очередную порцию да больше ослаблял узел галстука, тем сильнее ей хотелось устроить какую-нибудь пакость, заставить его почувствовать страдание. Не знаю, возможно, женская дружба все-таки и существует, а, возможно, все дело было в схожих ситуациях, но как бы там ни было, Вайолет ощущала некую связь с Салли, которая, при должном рассмотрении, должна была бы напугать. Один из костюмчиков за средним столиком попросил еще одно пиво, тем самым отвлек девушку от раздумий насчет Салли, и пока Вайолет колдовала с открывашкой и холодной стеклянной бутылкой, то вновь подняла взгляд на Уокера. Больно сжалось в месте, которое, Вайолет была уверена, и содержало в себе душу. Всегда, он всегда смотрел на Анну так, как, возможно, никогда не станет смотреть на нее! И все эти мелкие касания - сжимание предплечья или похлопывание по коленке – все это сводило Вайолет с ума. Ну зачем только они двое заявились в бар в ее смену?! Они ничего не заказывали, ничего не просили, и можно было быть им благодарной хотя бы за это… Костюмчик забрал свое пиво. *** Очередная пивная порция вышла неудачно: Вайолет передержала бутылку, и шапка пенки шлепнулась на стойку. Пока девушка вытирала дно стакана мокрой тряпкой, по лестнице резво поднялся Донован, проскакивая ступеньки. «Устает ли он когда-нибудь?» - думала Вайолет, в душе несказанно радуясь его появлению. Донован улыбнулся, прошелся взглядом по Уокеру-младшему и его пассии, и целенаправленно устремился к барной стойке своей модельной походочкой. - Двойной виски! – вновь радостно поприветствовал тот, устраиваясь на барном стуле, словно бы не веря своим глазам. Присутствующие одарили его удивленными взглядами. Через три сидения слева тихо хихикали над чем-то своим Салли с Джоном. Вайолет расплылась в улыбке облегчения, быстро заканчивая выжимать грязную тряпку над раковиной. - Ты все-таки пришел, - светилась от внезапно нахлынувшего счастья девушка, вытирая руки чистым полотенцем. К Доновану у нее и правда развились какие-то теплые сестринские чувства. Донован забарабанил по стойке, мило улыбаясь. - Как же я мог пропустить смену своего любимого бармена, - и низко склонился с серьезным выражением лица, - только Лиз не проболтайся… Вайолет тихо засмеялась. И словно эхом со стороны ненавистного столика раздался смех Анны. Донован что-то прокомментировал, но девушка смотрела мимо него, с маниакальной настойчивостью изучая профили двух подростков. Анна продолжала заливаться хохотом. Донован заинтересованно обернулся. - Тоже раздражает, да? - А? – переспросила девушка, ставя чистый бокал на подставку перед мужчиной. Донован кивнул в сторону столика у стены. - Не люблю я, когда у девушек смех неприятный. Противоестественно это что ли... Вайолет развела один уголок губ в загадочной полуулыбке, но отвечать не стала. Лишь стащила с полки позади бутылку "Талмор Дью" с зеленой этикеткой. Из дозатора в стакан полилась янтарная жидкость. - Двойной, как всегда, - отставила бутылку девушка. Донован улыбнулся. Пока он молча пил, постукивая после каждого глотка пальцем по стеклянной стенке стакана, Вайолет вытащила пачку Мальборо, достала одну сигарету и, покончив с зажигалкой, пристроила локти на поверхности стойки. - Часто их здесь видишь? – беззаботным тоном задала вопрос Вайолет, выпуская густую струйку дыма. Донован оторвал взгляд от Салли с Джоном, гоняя порцию виски во рту. – Я про подростков у стенки, - поспешила пояснить девушка, пока еще чего доброго, коп не обратил на них двоих внимания. Донован вновь обернулся. - Это Кит Уокер и… - … я знаю, кто они, я спрашиваю, часто ли они приходят в бар, - раздраженно оборвала девушка. – Прости… - тихо прочистила горло та, - не хотела грубить. Донован как-то странно прищурился на нее, облизывая блестевшие от алкоголя губы. Вайолет смутилась. - За это лето видел их пару раз, - вальяжно оперся о стойку тот, приподнимая стакан. – Но при мне они еще ни разу не заказывали алкоголь. Донован подмигнул, с ухмылкой поднося край стакана ко рту. Вайолет поджала губы, после сочно затянувшись. *** Она просто не могла никак понять, почему так раздражена, ведь ситуация в баре ничем не отличалась от учебного года, когда ей вот так же мучительно хотелось обернуться на последний ряд, чтобы вновь насладиться его улыбкой, радуясь, когда он сидел один. Анна часто опаздывала, и Вайолет расстраиваясь, когда та вбегала в аудиторию, и Кит оживал, будто высасывая всю радость из самой Вайолет. И поэтому она была счастлива сейчас видеть Донована. Ей было приятно, что он заскочил, как и обещал, пускай и ненадолго. Лишь только осушив второй стакан, Донован обернулся на противоположный конец этажа, будто бы точно знал, что та, еще не представленная Вайолет светловолосая особа в вечернем платье окажется на том самом месте в эту самую секунду. Донован нервно откашлялся, пряча счастливую улыбку, поправил ворот кожанки и, поблагодарив Вайолет за компанию и неизменную порцию двойного виски, спешной, но красивой походкой двинулся по направлении к таинственной незнакомке. И Вайолет осталась почти одна. Салли ей становилось все более жалко: от вида ее плачевных попыток привлечь внимание трезвого полицейского становилось грустно, но зато, слегка подшофе коп сам стал распускать руки, и Вайолет до омерзения хотелось, чтобы они двое поскорее убрались в номер. Гости редели, гости прибывали. Замкнутый круг. Лишь Анна с Китом оставались бессменными посетителями с полупустыми стаканами содовой. Вайолет увядала и печалилась все больше, и все чаще незаметно для окружающих прикладывалась к своей кружке с залитым белым вином. Розовели щеки. Почти три утра. Скорее бы пришла Лиз… *** Следующей ночью они двое вновь заняли места у стены. Поднимаясь по ступенькам левой лестницы, Вайолет пыталась оторвать нитку, торчавшую из лоскутка кружева ее комбинации. Забыв о правилах приличия и о том, что в баре наверняка есть ножницы, девушка подняла ногу на последнюю ступеньку, дергая бесившую нитку. Победа! Подол комбинации свободен! Вайолет подняла голову и поймала абсолютно шокированный взгляд Кита. У нее же не видно нижнее белье, правда? Вайолет мысленно чертыхнулась, одернула платье и, равнодушно отведя взгляд, направилась к барной стойке, внутри вся трясясь. Кит проводил ее взглядом, Анна затушила сигарету о дно пластиковой пепельницы. *** Они сидели вдвоем, пока через час к ним не присоединился Давид. Где была Дейзи Вайолет не знала, да и не особо хотела знать. Сказать по правде, Дейзи ее пугала. Как если бы Вайолет была Гердой, а Дейзи Снежной Королевой: она бы могла дать отпор при понятных обстоятельствах, но связываться, и уж тем более, самой лезть на рожон не было абсолютно никакого желания. Дейзи наводила какой-то нечеловеческий ужас своим холодным взглядом и вечно недовольным выражением лица, и поэтому Вайолет никогда не могла понять, насколько же глубоко удалось заглянуть весельчаку Давиду внутрь ее темной и сокрытой от посторонних души, чтобы отыскать и полюбить хоть какую-то частичку. Вновь тихо играл Колемэн Хокинс, и Вайолет занята была разрезанием лаймов, что с такой быстротой растрачивались на новые заказы, когда на барный стул перед ней опустилась Анна. - Привет, - улыбнулась та, складывая ладошки на стойке. Прошуршала ее большая джинсовка. Вайолет машинально расправила плечи. - Можно мне три "Пина колады"? – обернувшись к своей компании, почесала та губу длинным ногтем. Давид поглядывал в их сторону, что-то дотошно объясняя Киту. Вайолет усмехнулась на выдохе. Просьба Анны ее действительно уморила. - Полагаю, без рома? – сок лайма жег на коже пальцев. Вайолет отчаянно старалась придать тону голоса большей профессиональности. Анна вновь улыбнулась. - Перестань. Я похожа на дошкольника? Маленьким ножичком, что сейчас был в руке Вайолет, можно было смело резать напряжение. Вайолет все больше распаляла себя, понимая, что гнев бушует в крови, требуя выхода, и если она сейчас же не выплеснет его, то просто взорвется. - Так, послушай, - начала было та, откладывая ножик подальше, игнорируя стекающий с пальцев сок лайма, - ты и твои приятели – несовершеннолетние, поэтому тебе прекрасно известно, что все, чем я могу тебя удивить – это кокосовая вода и ломтик ананаса, - произнесла та спокойным тоном, чтобы не показалось, будто какое-то из слов имело под собой иное значение. Явно не ожидая получить отказ, Анна выглядела удивленной. Вайолет бесила ее густая синяя подводка, которая, тем не менее, так ей шла, бесила ее джинсовка, которая была похожа на ее собственную, бесили ее волосы, которые были уложены неряшливыми волнами, как и у нее самой. Часики тикали. Она действительно была готова взорваться в любой момент. - По-дружески прошу, сделай нам по коктейлю, - вновь улыбнувшись, повторила Анна. Вайолет понимала, почему парни послали за выпивкой именно ее, но вот почему не пошли вместе с ней – было загадкой. Ведь гораздо проще надавить тому человеку, который не безразличен. А что, ведь раз даже Донован понял, что Вайолет испытывает к Киту, то уж наверное обычные подростки из окружения Уокера сообразили давным-давно. – Ну давай, - ласково продолжила Анна, - чего тебе стоит? По одному коктейлю. Вайолет медленно моргнула. Ненависть к Анне возрастала с каждой секундой пребывания рта той в раскрытом виде. Девушка выдала тактичную улыбку, вытирая пальцы краем вафельного полотенца. - Я не стану рисковать своей работой ради пособничества в продолжении вашей попойки, - отрезала та, занявшись ненужной деятельностью в виде расставления жестяных банок на нижний ярус стойки. Анна зажевала губу, слезая со стула. Вайолет облегченно выдохнула. Поднимая полупустую большую коробку с оставшимися банками эля, девушка направилась за стенку алкогольного стеллажа, что служила подсобкой, по пути бросив взгляд на компанию: Анна что-то тихо говорила парням. За стеллажом музыка звучала гораздо приглушеннее, словно бутылки каким-то образом вбирали в себя весь рев саксофона и соло на пианино. Вайолет сглотнула, запрокидывая голову к потолку, с прикрытыми глазами втягивая пыльный воздух полной грудью. Минутка уединения и спокойствия. Надо было взять себя в руки, которые, кстати, неистово тряслись. Все ее тело колотило от адреналина. Выплывая из-за стеллажа, Вайолет не сразу заметила у барной стойки Кита. Рядом пристроилась Анна. Вайолет неприятно передернуло. - Привет, - развел уголки губ в улыбке юноша. – Какие-то проблемы? – дружелюбно задал вопрос тот, намекая на явную жалобу Анны. Вайолет вскинула брови. - Проблемы? – переспросила девушка, глядя на Анну. Та спокойно поджимала губы, напустив торжествующего виду. Кит красиво облизнулся, пристраивая локоть, обтянутый серым рукавом, на поверхность стойки. - Не плеснешь нам по стаканчику рома? Мы никому тебя не выдадим. Обещаю, что и дебоширить не будем. О, он прекрасно знал, что Вайолет не посмеет отказать сыну ее работодателя. Он также, если не знал, то догадывался, что она не сможет отказать еще и по другой причине… Его щенячий взгляд добрых глаз затрагивал кнопочки ее души, он чувствовал это и умело этим пользовался. И Вайолет не понимала, почему так пульсирует венка на ее шее: от того ли, что Кит, возможно и неосознанно, надавливал на нее или же из-за до глупости победного выражения лица Анны… Молча, сдерживая гнев, Вайолет развернулась, отыскивая бутылку рома, и, с грохотом и долей пренебрежения, опустила ее перед подростками. *** Сцена в баре, устроенная Анной, была одной из последних капель. Как если бы сосуд каждый день наполняли водой, и в один момент он бы просто переполнился. Вайолет влетела в семьдесят пятый прогретый номер. Вновь горели светильники, вновь умиротворенно лился ранний джаз. - Джеймс! – выкрикнула девушка, быстро перебегая из гостиной в столовую. – Джеймс, черт тебя побери, Марч! – Она заглянула в спальню. Никого. – Джеймс выходи, я знаю, ты здесь! - В поле зрения попал графин с каким-то алкоголем. Коньяк или виски – все равно. Вайолет метнулась от обеденного стола до подноса, вытаскивая тяжелую хрустальную пробку, и, быстро плеснув в граненый стакан, залпом проглотила обжигающую жидкость. Поморщилась, затем утерла рот рукой, на миг засмотрелась на сияние граней стакана, и с силой запустила им в стену напротив. Ее лихорадило от гнева. О, как же ее всё бесило. Стакан с грохотом раскололся на части, стекло посыпалось на пол; на деревянной панели остались брызги. Вайолет сжимала кулачки до побеления костяшек, тупо уставившись на стену, рвано дыша. - Никакая ярость не может сравниться с любовью, перешедшей в ненависть, - Вайолет вздрогнула, оборачиваясь на хорошо знакомый голос: Джеймс появился в проходе, гордо запрокинув подбородок, - Уильям Конгрив, - добавил тот, лукаво улыбаясь. Сверкнул его взгляд. Легкая неожиданность от внезапного появления прошла, и Вайолет сжала челюсти, шумно выдыхая. – Проблемы в раю? – Джеймс дернулся и вальяжной походкой направился к столику с графинами, словно наперед знал причину появления девушки. Вайолет и моргнуть не успела, как в ее руке оказался всунутый Марчем стакан со свежей порцией выпивки. - Прости за то, что разбила его, - кивнула девушка на подрагивавшие крупные осколки у плинтуса. - О, что за глупости, - поморщился тот как от нелепого высказывания, элегантным жестом руки поднося свой стакан к губам. – Можешь и этот разбить, - вскинул бровь мужчина, глотая напиток. – Безнадежная болезнь должна иметь отчаянное лекарство.* Вайолет подавила нервную усмешку за глотком арманьяка. Губы дрожали. Но Джеймс был прав: ярость можно подавить лишь яростью. Ее настолько сейчас колотило в исступлении, что все безумные мысли и действия казались наиболее правильными. Алкогольные пары начинали свое химическое действо, щеки вновь порозовели. Со стенки стакана скатилась последняя капля, и Вайолет зашвырнула его в ту же ни в чем не повинную стену. Джеймс довольно зажмурился. - Я ненавижу ее! – вскричала девушка, чувствуя неистовое желание выговориться. – Всех их ненавижу! – и премило проявлялась морщинка на переносице, когда она хмурилась. - Что произошло? – ласково подводил ее тот к исповеди, опираясь пальцами свободной руки об обеденный стол. - Как же сильно я ее ненавижу! – эмоционально повторяла та, будто бы могла ненароком забыть утверждение. – Она выставляет меня виноватой! Я ведь всего лишь выполняю свои должностные обязанности, и она прекрасно знает об этом! – понимала ли Вайолет, что,возможно, полной картины от ее слов не вырисовывается? Наверное нет. Она и сама не заметила, как принялась туда-сюда расхаживать от стола до стены со смежным проходом, чуть запинаясь в начале каждого нового предложения. – Ты был прав, это ее вина, это все она… - Вайолет говорила еще и еще, все более распаляясь. Алкоголь развязал язык. Джеймс наблюдал за ней с победным блеском в глазах и едва ли не самой коварной улыбкой всего человечества. Запах сдавшегося на его милость человека окрылял и тешил самолюбие сильнее, чем слезы жертвы. О нет, с такой внутренней силой, как у нее, - думалось Марчу, - она никогда не станет жертвой. Жаль только, что так страдает от любви... - Любовь – это не чувство, - все тем же чуть высоким и истеричным тоном начал Джеймс, когда Вайолет прервала бурный поток своих изречений, дабы сделать элементарный глоток воздуха. – Любовь – это банальный термин самоуничтожения, который придумали в эпоху появления всех этих «гуманистических настроений». А романтики пытались доказать, что это именно «любовь», а не простая слабость духа подводит глупцов к самоубийству, - Джеймс жестикулировал рукой с полупустым стаканом, все продолжая простаивать у стола. Вайолет замерла, внимая мужчине. – Самообман, ты и сама это понимаешь, - отмахнулся тот, как от само собой разумеющегося, - всеми твоими поступками руководит не любовь, а ярость. Вспомни себя в начале учебного года. Какой ты была? Жалким существом с трепещущими органами и затуманенной головкой. Ведомой эмоциями, витавшей в облаках девчонкой. Все это, я уверен, прошло бы через пару недель, не появись в его и твоей жизни Анна. Это она – виновница всех твоих напрасно пролитых слез. Ярость – вот движущая сила человечества. Вайолет зачарованно слушала, медленно кивая в ответ. Она была точно губка, что впитывает все, во что ее помещает нынешний обладатель. Джеймс опустошил стакан, опустив его на поверхность стола. - Идем со мной, - вкусно облизнувшись, быстро кивнул тот. *** - Это твои трофеи? – зачарованно следовала за мужчиной Вайолет, разглядывая чучела животных. - Охота – человеческий базовый инстинкт. Люди стали подавлять его, когда поняли, что закон не позволяет им убивать ради преследования корыстных целей, - Джеймс вел ее по туннелю, что скрывался за большой панелью стены в главной гостиной. В его руке – подсвечник и наполовину сгоревшая свеча цвета слоновой кости. Джеймс аккуратно подсвечивал то одну сторону, то другую, будто выбирал, что показать Вайолет, а что оставить в сумраке до лучших времен. - Но, - Вайолет резко остановилась перед одним из чучел на стене, - это ведь тасманский волк, они вымерли в двадцатом веке! – воскликнула та, безуспешно пытаясь скрыть свое удивление. Джеймс усмехнулся на выдохе, ничего не ответив, зная, что девушка не будет требовать его реплики. Слишком была забита ее голова, чтобы заметить отсутсвие ответа на несущественный вопрос. - Никому ведь не приходит в голову обвинять животных в том, что они убивают друг друга, – продолжал сеять свои семена Джеймс. Вайолет завороженно следовала за ним дальше, внимая каждому слову, разглядывая то, что он с таким азартом показывал. Она кивнула, облизнув пересохшие губы. От алкоголя ей почему-то всегда хотелось пить. - Так чем мы, люди, - сделал тот ярко выраженный акцент на последнем слове тот, - отличаемся от животных? Вайолет была поражена настолько, что могла лишь помотать в ответ головой, силясь сказать что-то вроде «ничем, конечно ничем». Джеймс рассказал ей о Канаде, о Тибете, о Центральной Европе, Западной Сибири, Африке и Мексиканских островах. Она и представить себе не могла, что он столько путешествует. Удивительно, как нас обманывает внешность – Джеймс мог походить на сноба из тридцатых, что не вылезают из Оксфордов да Кембриджей и кичатся своей мнимой эрудированностью, а на самом деле знал и умел больше половины населения Северной Каролины. Он наблюдал за ней. За ее реакцией, за движениями ее тела, слушал ее дыхание. За время, что она проводила в его номере, он досконально изучил ее, а все их разговоры о законах и морали давали ему полную картину того, как именно она относилась к правосудию и порядку. Джеймс круто свернул направо, пламя свечи дрогнуло - в воздухе стоял приятный аромат воска, - и остановился у узкого комода из красного дерева, пристроив подсвечник на поверхность. Вайолет слышала, как выдвинулся один из ящиков, но хилое освещение давало ей возможность лицезреть лишь часть крашеной коричневой стены, да позолоченную табличку под очередным чучелом. - Ты нравишься мне, Вайолет, - заговорил Джеймс, продолжая рыться в ящике. – Твой разум чист от дурного общественного влияния, у тебя есть собственная точка зрения, схожая с моей, - его слова были сродни шелковому шарфу, прикосновения которого к твоей шее кажутся блаженством, даже если твоя участь - принять смерть от удушения этим самым аксессуаром, - мы похожи, - Вайолет часто пыталась понять, что же напоминает ей его голос. И лишь сейчас ассоциация наконец проступила в ее сознании. Мурлыканье котенка. Джеймс Марч всегда словно ласково мурчал, - и поэтому я хочу показать тебе кое что. Джеймс шлепнул на поверхность комода небольшие квадратики, похожие на полароидные карточки. Вайолет было так и подумала, но при должном рассмотрении осознала, что это фото-вырезки из газет, приклеенные к картонкам. Вайолет присмотрелась к верхнему снимку. - Это же… - имя повисло в воздухе, словно и не требовалось его озвучивать. В глазах Джеймса горел заметный огонек удовольствия и возбуждения. Он схватил фотографии, поочередно скидывая одну за другой. - Ричард Рамирес, - перечислял тот, - Джеффри Дамер, Гейси, Уорнос – все они, все, - смачно повторил последнее слово тот, - останавливались в «Кортезе». Убийцы, насильники, маньяки, самоубийцы – стены этого отеля пропитаны историями о деяниях, которые блюстители закона продолжают упорно называть «преступными». Вайолет, до глубины души увлеченная речами Марча, практически не дышала. Ее грудь напряженно вздымалась, словно вдохи давались с особым трудом. Ее взгляд горел, жадно пожирая изображения, ее слух воспринимал, а разум анализировал информацию. - Они убивали здесь? – вопрос был задан не с той интонацией, с которой обычно интересуются подобным. Не страх, а искренний интерес. Жажда быть посвященной, жажда узнать детали, подробности. Алкогольные пары затухали, но не исчезли полностью, и Вайолет не знала, то ли так душно от выпитого, то ли от тесноты помещения, то ли от тайн, что Джеймс выкладывал сейчас перед ней. Мужчина слегка поджал губы; плавный изгиб приняла его бровь. - В тысяча девятьсот девяносто девятом в «Кортез» заселился Адам Мюллер, - отыскав нужную газетную вырезку, Джеймс ткнул пальцем в смазанную фотографию, сделанную в полицейском участке при аресте, - журналист из Вены, якобы писавший статью о преступности в Лос-Анджелесе. Его допускали к патрулированию города в качестве молчаливого наблюдателя, - Марч тяжело вздохнул. – Вскоре его пристрастия открылись миру, и полиция выяснила, что он душил дешевых проституток, которых снимал в пятьдесят четвертом квартале.** Вайолет, казалось, приросла к паркету. Опираясь двумя руками о комод, девушка не отрывала взгляда от начинавшей желтеть фотографии. Ее собственное личико было в считанных сантиметрах от подрагивавшего пламени свечи, и она ощущала жар на своей коже. Глаза сияли. Марч упивался ее заинтересованностью, словно поэт на творческом вечере, сумевший заворожить публику. Вайолет облизнула губы. Взмах ресниц – и ее взгляд на Джеймсе. - Ты встречал его здесь? Говорил с ним? – по ее подсчетам Марчу в тот год должно было быть лет восемнадцать-девятнадцать, а, значит, будучи родственником владельцев, он вполне мог проводить в отеле выходные. Джеймс залился улыбкой. Он часто приоткрывал рот, разводя уголки губ, будто поощряя действия или слова Вайолет, тем самым подбадривая ее, вселяя уверенность. - Чаще, чем ты думаешь. Порой он казался ей ребенком, порой он волновал ее, как прохожий привлекательный юноша может волновать одинокую девушку. То, как именно он произносил «о да», растягивая последнее слово, затрагивало ее женское начало, приводя в действие какие-то низменные инстинкты. Эти две из многих граней его натуры так часто менялись, уступая друг другу, что Вайолет не сразу успевала переключаться. Порой он смешил ее: его костюмы казались слишком вычурными, его манера говорить – слишком наигранной, его замашки аристократа – до крайности манерными. Но вот порой, когда волосы были уложены на правый бок, сильнее всего напоминая прическу Кита, когда он надевал белоснежную рубашку по фигуре и строгие брюки на подтяжках, которые так ему шли - вот в такие моменты ей казалось, что она полностью в его власти, как всегда была и, думалось ей, будет во власти Уокера-младшего. И поэтому сейчас, простаивая в душном коридорчике бог знает какого помещения, Вайолет слышала и видела, что Джеймс не шутит. Ни одно слово сейчас не было обронено просто так, ни одно из этих фото он не показывал ради забавы. Вайолет не понимала зачем, но Джеймс хотел, чтобы она выслушала и вняла его речам. Все, что ни делают люди, имеет под собой какой-то смысл. И суть действий Джеймса, она знала, когда-нибудь откроется ей. Порой ее настораживала его манера разливать выпивку: было что-то жуткое в том, как он насвистывал в почти что полной тишине, под шипение пузырьков шампанского, разливая алкоголь по бокалам. Порой ее настораживал его, словно, бешеный взгляд, будто он какой ненормальный или помешанный. Но все это лишь настораживало, не пугало. И даже сейчас, при обстоятельствах, способных привести в ужас или, хотя бы, напрячь любую восемнадцатилетнюю барышню, Вайолет же сама ощущала себя ненормальной, желая еще послушать про величайшие убийства всех времен и народов. Вся паранойя проходила, и вдруг, внезапно, все его действия обретали естественность, его внешность, одежда и даже усы вновь казались нормой. Чем-то привычным, что так ему идет, и в то же время интригует. Что с ней с самой было не так? К ее удивлению, Джеймс вновь поджал губы. - Уже поздно, тебе нужно закрывать смену. Вайолет разинула рот от столь быстрой смены его намерений. То он коварный соблазнитель, не требующий интима, а лишь желавший ее внимания и мнения на кое-какие вещи, то вдруг он становился подобием начальника. - Но… - Я провожу тебя, - быстро прервал Джеймс, смахивая легким движением руки все фото обратно в ящик комода. Блеснул на свету пламени его золотой перстень. *** Вайолет пришлось вернуться в бар. Как бы она ни валилась с ног от усталости, как бы приятно ни наливалась тяжестью голова от всего выпитого в этот вечер и как бы ни хотелось вновь забыться под накрахмаленными простынями, ей придется закрыть смену. В баре почти никого не осталось: Лиз выгоняла последнюю заблудшую душу. Об Анне напоминали лишь оставленная на столике салфетка со стертой алой губной помадой, опустевшая бутылка рома да модная спиралевидная прозрачная резинка для волос, с которой Кит - всплыло в воспоминаниях Вайолет - как-то игрался на одной из пар. Картинки появлялись сами собой в сознании Вайолет. Просто поразительно, как порой на наш разум влияют случайно увиденные объекты. На нижнем ярусе стойки, средь разбросанных зубочисток повалившейся подставки лежала салфетка. Вайолет шарила рукой под стойкой, выискивая мусорное ведро, скептически поглядывая на коряво выведенную надпись на салфетке, опасаясь вникать в написанное. «Буду ждать тебя на рассвете в коридоре третьего этажа.

- Тейт»

Секунду-другую Вайолет глупо, словно не понимая, смотрела на кривые буквы, выведенные плохо пишущей ручкой. - Какой-то красавчик оставил номерок? – внезапное появление посторонних с каждым разом все меньше и меньше пугало девушку. Вайолет подняла взгляд на Лиз, затем скомкала салфетку, и кинула шарик в мусорку, поднимая ведро с пола. Обходя Лиз, Вайолет отрицательно замотала головой, тем самым отвечая на завуалированный в безобидную шутку вопрос. - Все это глупости, - Вайолет с ненавистью сгребла мусор со столика Кита и компании. Салфетки, окурки, пепел, даже резинка для волос – все посыпалось в контейнер. – Глупости, - вновь тихо повторила девушка, словно пробуя на вкус это слово. Лиз щурилась, то ли от беловатого свечения полок позади, то ли пытаясь получше разглядеть напарницу, ушедшую в плохо освещенную зону бара. Рука плавно легла на не протертую барную стойку; Лиз шумно приоткрыла рот, будто собираясь с духом для какого-то вопроса. - Я тут все спросить хотела, - механически смахнула на пол скорлупку от фисташки Лиз, - у тебя друзья-то есть? Вайолет возвращалась к стойке с мусорным ведром. По дороге она присела, поднимая скорлупку, и от услышанного странно скривилась, будто словно «друг» было девушке незнакомо. - Друзья? – вновь переспросила та, обходя стойку. Лиз закивала. Позвякивали ее длинные висячие серьги. - Друзья, приятели. Неужели ты ни с кем не общаешься? Я ведь видела тебя в компании однокурсниц Кита во время конференции. Вайолет тяжело вздохнула, быстро полируя поверхности. Ей хотелось поскорее со всем закончить. Как хорошо, что Лиз пришла, и не надо самой списывать продукты и оставлять записки на завтрашний день. - В женскую дружбу я не верю. У меня была так называемая подруга, но она бросила меня после четырех лет общения, так и не назвав причины. Со многими я просто поддерживаю контакт, это необходимо в наше время. А единственный человек, с которым я действительно хочу иметь что-то общее, не видит меня в упор. Так что я не хочу об этом говорить, - ее серьезное личико настораживало Лиз. Такое выражение она видела лишь у двух людей здесь, и ни один из них еще не доказывал ей, что умеет совершать какие-либо хорошие поступки… Лиз более не задавала вопросов, молча наблюдая за напарницей. Вайолет убрала весь мусор, заполнила все нужные бумаги и, с надеждой, что ее не остановят на полпути, мило пожелала спокойной ночи, унося свое, все еще слегка опьяненное тельце мимо бара к лестнице. Лиз не была дурой, прекрасно видя, да и чувствуя запах алкоголя. То, чем Вайолет занимается, не должно ее касаться, пока работа выполняется в срок, но ее все же никак не покидало чувство отвественности за эту девушку. Когда в последний раз Лиз чувствовала подобное? Когда уходила из дома? Когда оставила сына ради новой жизни? Да, возможно. Айрис не должна ни о чем узнать, - думала Лиз, заканчивая в баре. Ведь эта женщина помешана на заботе о детях больше, чем белокурая жительница пентхауса… *** Иногда в нашей жизни наступает переломный момент, и чаще всего крайне неожиданно. Порой, оказываясь втянутыми в события, мы должны сделать выбор: двигаться дальше, по тому плану, который дан нам в совсем готовом виде, или же бороться, пытаясь что-то изменить. Ведь мы никогда не знаем, чем обернутся для нас грядущие перемены, и уж тем более не можем этого предугадать заранее. Но мы можем действовать. Пытаться ради того, чего так желаем. Вайолет смело шагала по коридору своего этажа. О записке, оставленной ей на салфетке, словно бы какой-то девушке по вызову, она и думать забыла. В детстве Вайолет казалось, что бояться тьмы, пауков и пугающих видео просто глупо, и настолько заразилась этой идеей, что со временем выработала иммунитет ко всему, чего страшились ее сверстники. Но, попав на работу в «Кортез», Вайолет поначалу растратила былую твердость духа: мерещилось всякое, да еще и по ночам было жутковато возвращаться в свой номер. Год, проведенный в муках любви, заметно сломил ее былое мужество. Вайолет было противно видеть ту, кем она стала. Но ее недавние знакомые мужского пола - Донован и, в частности, Джеймс – постепенно возвращали ее самооценку на должный, прежний уровень. Не знаю как так происходит, но почему-то всегда все знакомые юноши вселяют в тебя определенную уверенность. Возможно, все дело во всеобщем женском желании нравиться… Вот с такими мыслями Вайолет возвращалась в свой номер. Мрак полутемных коридоров с протекающими нависшими потолками ее более не пугал, неопределенность дальнейшей жизни угасала ровно до тех пор, пока в крови еще находился алкоголь. Вайолет вставила ключ, поворачивая нагретый теплой ладошкой предмет в замочной скважине. Захлопнула дверь, щелкнула выключатель. И вскрикнула. - Джеймс! Ключ выпал, со звоном задев дверной косяк. На ковролине, возле изножья ее постели дергалась Анна, связанная по рукам и ногам. Вокруг головы – один из шелковых платков Марча, представлял собой подобие кляпа. И волосы ее в полном беспорядке. Поморщившись от резкого света, Анна пронзила Вайолет испепеляющим взглядом. Девушка растерялась. Заскрипела обивка ее же кресла: Джеймс придвинулся к краю, улыбаясь так, словно вот-вот расскажет еще какую-нибудь занимательную историю о временах Сухого закона. И вновь на нем ее любимый его наряд: свежая рубашка, платок с индийским узором, подтяжки… - Джеймс, что ты устроил?! – вновь воскликнула та, не смея пошевелиться. Ноги будто приросли к полу и не хотели двигаться. В ее комнате – живой связанный человек, который в одном шаге от обращения с жалобой в полицию, и мужчина, чьи разговоры о маньяках и убийцах сейчас рождали не лучшие параллели. - Ничего не устроил, - даже обиженно произнес Джеймс, поднимаясь из кресла. – Ничего из того, чего бы ты сама не хотела, - он обошел Анну, словно собаку на привязи. Девушка замычала и задергалась, пытаясь освободить руки. Марч проигнорировал. – Вайолет, - ласково обратился к постоялице номера тот, пристраиваясь позади нее, кладя руки на ее плечи. Вайолет не знала почему, но ей так сильно нравились его прикосновения, что на миг она забыла об Анне. Алкоголь разгорячил кожу, и вновь, как в первый раз, касание пальцев Джеймса приятным холодом разлилось по телу, контрастируя с ее температурой. Вайолет расправила плечи. Анна глядела на них в полнейшем ужасе. – Ты рождена для большего, чем пустые страдания, - нашептывал Джеймс бархатным голоском. - Покончи со всем, сделай это! – чуть повышал голос тот. И столь уверенно он звучал. Вайолет свысока глядела на Анну, глубоко в душе понимая, чего хотел от нее Джеймс, но не смея признаться в этом себе самой. И Анна видела это, чувствовала. И испугалась. Впервые Вайолет увидела в ее глазах страх. Девушка с трудом перевернулась на бок, пытаясь отползти от постели в сторону батарей. Джеймс раздраженно цокнул, убирая с плеч Вайолет руки, бросившись ко второй гостье отеля. Анна брыкалась, громко, но нечленораздельно ругаясь в платок. В конце-концов, Джеймс поднял ее на ноги, крепко сжимая за связанные позади спины руки. Анне явно было больно. Вайолет разинула аккуратный ротик, но немой возглас повис в воздухе. - Давай же, - тяжело дыша, Джеймс швырнул Анну на постель, будто плюшевую игрушку, - я знаю, о чем ты мечтаешь, я понимаю как никто другой то, о чем ты рассказывала мне с таким упоением. Вайолет бросило в жар. Реальность вдруг яркой вспышкой озарила ее помутневшее сознание. Он хочет смерти Анны. Ее затрясло. - С ума сошел?! – Вайолет бросилась к девушке, дрожащими руками нащупывая узлы веревок. Не прошло и минуты, как те были ослаблены, Джеймс даже не успел отреагировать. – Ты что, псих? – повторяла девушка, помогая развязывать последний узел. Как могла она поддаться его чарам, помыслив хоть на мгновение, что она действительно способна распоряжаться чужой жизнью? Немыслимо! Но, лишь только руки и ноги Анны оказались свободны от пут, как девушка со всей силы оттолкнула Вайолет к двери. Последняя рухнула на пол, шумно выдохнув от удара о стену. Острой болью пронзило спину. - Я подозревала, что ты чокнутая, но чтобы настолько, - эмоционально выкрикнула Анна. – И как только в голову пришло устраивать такие розыгрыши? – ее взгляд перебегал с Вайолет на Марча. Казалось, она не знала, кого из них двоих бояться и ненавидеть больше. Вайолет была в шоке. Это вот так-то ее благодарят за помощь? Швыряя об стены? - Если ты не заметила, я хотела помочь! – с трудом поднялась на ноги Вайолет, вымолвив в отчаянии. Резво соскочив с постели, Анна схватила лампу с прикроватного столика и, не думая о воткнутом в розетку шнуре, зашвырнула предмет освещения в Вайолет. Та увернулась, лампа с треском и грохотом развалилась на кусочки, покрыв ковролин. Вайолет разинула от негодования рот. Мало того, что у Анны нет никаких оснований злиться на девушку, так и права крушить чужое имущество тоже отсутствуют. - Из ума выжила?! – вскричала Вайолет. Весь ее гнев, улетучившийся словно эфир, теперь будто вновь собрался обратно в сосуд. И опять она ощущала ненависть к этой девушке. - Считаешь, раз сюда по блату устроили, так тебе все позволено? – кричала та, делая шаги все ближе к Вайолет. Она выпрямилась, чувствуя, как медленно уходит из поясницы пульсирующая боль. - Я не связывала тебя, истеричка психованная! – удар, и щеку Вайолет в одно мгновение прожгла пощечина. Анна была в бешенстве. Оно и ясно было: свяжите человека без его на то согласие и спросите, насколько ему понравится ощущение. И вновь поступок Анны был последней каплей. Вайолет выпрямилась, откидывая волосы; щека саднила. Одно мгновение – она даже не контролировала себя, – и ее рука сжимает шею Анны. Вайолет резким движением впечатала однокурсницу в дверь. Джеймс, все это время являясь молчаливым наблюдателем со стороны, теперь же сделал шаг вперед, подступив к юной Хармон. - Сожми сильнее, - прошептал тот сладким голоском за спиной девушки. Вайолет не понимала, откуда в ней столько силы: носки Анны едва касались пола. Факт оставался фактом: лицо Анны краснело. Ее длинные ногти с отчаянием и жаждой жизни впивались в руку Вайолет. Будь первая в каком-нибудь фильме, то использовала бы и силу ног, ударив нападавшую, но это была реальная жизнь, а посему Анна была слишком напугана, чтобы соображать на полную силу. – Еще сильнее… И Вайолет послушно следовала приказаниям. Как будто что-то управляло ей: какая-то невидимая сила. Ее эмоции, ее физические способности – все словно находилось под чьим-то сверхъестественным контролем. И все человеческие качества затмевались ревностью, гневом и отчаянием. Чем сильнее Вайолет сжимала пальцами горло Анны, тем большее удовлетворение получала. Она чувствовала дыхание Джеймса, ощущала холод рук Анны. Та бледнела, порой сглатывая, и пульсация ее вен на шее отдавалась на коже Вайолет. « Между принуждением и реальной волей человека – тонкая грань. Тебе может казаться, что ты заставляешь, но никогда никто не будет ничего делать, если не обладает хоть каплей желания» - слова Джеймса, - «Ты стоишь гораздо большего» - вспыхивали, словно огни, обрывки фраз в голове Вайолет. – « В тебе должен говорить разум, а сейчас у тебя одни эмоции», - вновь слышала голос Лиз та, - « Быть с кем-то, значит найти свое предназначение, особенно, если до этого ты чувствовал, что скатывался в пропасть» - голоса оглушали Вайолет, стояли точно звон в барабанных перепонках. Джеймс шептал что-то еще, но она не слушала. Просто не могла выносить всех этих звуков. Правильные, хорошие речи превалировали над всем тем злом, что постепенно брало в ней верх, и глаза увлажнились. Вайолет не чувствовала, как в ее кожу впивались ногти некогда ненавистного ей человека, пульсация на щеке заглушалась. Анна еле дышала. Вайолет разомкнула пальцы, Анна с истошным выдохом повалилась на ковролин. - Я не… я так не могу, не могу… - Вайолет дернула ручку, распахивая дверь. В мгновение ока ее тельце испарилось из помещения номера. Анна тяжело дышала, продолжая надрываться от кашля. Отряхивая свои брюки от несуществующей пыли, Джеймс выглядел обиженным, расстроенным, словно бы Вайолет забрала с собой какую-то любимую им вещь или не сдержала существенного обещания. Он растворился в полутьме коридора, не обратив на оставшуюся в номере девушку абсолютно никакого внимания, будто ее здесь никогда и не было. *** Первая мысль – убежать на совсем. Вновь поддаться чувствам, вызвать такси прямо сейчас и испариться, оставив все как есть, ничего не пытаясь выяснять или исправлять. Но что-то опять останавливало. Вайолет зажимала рот, боясь, что расплачется, решительно не зная, что делать дальше. Куда идти? К Айрис? Лиз? Доновану? А, может, к Киту? А что, признаться во всем сейчас, раньше, чем это сделает отравленная страхом Анна, было бы правильным решением. Высказать ему все: о чувствах, о ненависти, о желании одновременно любить и причинять ему страдание. Чем не выход? Но Вайолет не могла. Ее сдерживало что-то, чего она не понимала, и ненавидела это. Единственное, по ее мнению, сейчас пустовавшее место, - был бар. Четвертый час утра – все давно трезвеют в своих постелях. Ей нужно было тихое место, где можно было бы прорыдаться, а затем успокоиться, все обдумать. Вайолет свернула налево, желая удалиться то своего номера на как можно большее расстояние. Лифт шел ужасно долго. Во время ожидания кабины Вайолет дико колотило, точно в бреду; каждое колыхание занавески на окнах противоположного конца коридора казалось нежеланным гостем. В полутемном коридоре привычно пахло новой колодой игральных карт, и этот запах, вкупе со свежими простынями, почему-то так растрогали девушку, она так свыклась с этими ароматами, что более не было сил сдерживаться. Ее влажные глаза и дрожащие губы подвели к очевидной черте. В позолоченном корпусе лифтовых дверей Вайолет видела размытое искривленное отражение не человека, а какого-то жалкого заплаканного существа с розовеющим носом, припухлыми от слез губами и большими красными глазами. Она так горько зарыдала, осознавая то, в кого превратилась за последний месяц. Печальное зрелище. И вплоть до самого бара Вайолет казалось, что оплакивает она свой страх, но это было не так. Осознание произошедшего надлома наступило не сразу. Вайолет сползла по обратной стороне барной стойки, рухнув на пол. Слезы так неконтролируемо лились из глаз что казалось, будто это и не она вовсе. Они опьяняли, как тот дорогущий виски Джеймса. Джеймс. Вайолет его не винила. К ее ужасу, он был и будет единственным, кто по-настоящему понимал все ее желания, кто выслушивал ее жалобы, и, что немаловажно, соглашался со всем. Вайолет не сможет возненавидеть Марча, это она уже давно усекла. Слезы были столь жгучими, а истерика столь яркой и болезненной, что любые размышления сводились к какой-то чепухе. Она не могла думать. Все ее ощущения сейчас были в прямом смысле размыты водой. Хотелось выплакаться, и самой себе по не особо понятной причине. Жалко Анну? Ну вот еще! Жалко себя? Конечно нет. Хотя и не в новинку ей было так рыдать. Лежа в своей постели сумрачными послерождественскими рассветами, Вайолет плакала так горько и надрывно, что казалось вот-вот потеряет сознание. И столь сильно зажимала она сейчас рот ладонью, что чувствовала, как пульсируют вены. Носки оксфордов упирались в стеллаж с алкоголем, в спину больно впивались углы больших коробов с жестяными банками. По щекам стекали горячие капли, падая на голые ноги, на платье. Ее трясло, она еле сдерживала истеричное подрагивание и икоту; и живот так схватывало, разрывая грудную клетку, словно ее терзали невиданные природе дикие звери. Ведь самым ужасным было не то, что она поддалась чувствам и воле Джеймса и чуть не убила человека, но то, что ей действительно это понравилось. Ей понравилось. Вайолет ненавидела себя за то, что испытала каких-то жалких десять минут назад. В тот самый момент, когда ее рука плотным кольцом обхватывала трепещущую шею Анны, когда она чувствовала, как силы покидали подругу Уокера, ей самой было до омерзения хорошо, а по телу разливалось ощущение победы. Душа торжествовала, и разум жаждал крови. Она почти была во власти тьмы, и теперь она не знала, что хуже: возможно, стоило отбросить это «почти» и закончить начатое? Плевать, ведь все равно на нее теперь заведут дело в полиции... О, почему любовь должна быть такой жестокой? Неужели действительно все, о чем рассказывают – чушь собачья? Любовь – мерзкое чувство привязанности к человеку, вызывающее лишь боль и мучения. Иначе никак больше Вайолет не могла оправдать свою жажду приносить страдания. *** Она не заметила как уснула. Не знаю почему, но сон после пролитых слез – самый сладкий. Есть какое-то нездоровое эстетическое наслаждение в безысходности. Проснулась она вскоре после, поняв, что прошло не более часа по все еще опухшим глазам и суховатому привкусу во рту от еще не выветрившегося алкоголя. Да и наверху, за стеклянным прямоугольником крыши все еще претендовал на свои права растущий лунный месяц. Хотелось пить. Вайолет чувствовала себя опустошенной, разбитой, и вовсе не из-за нехватки сна. Все казалось каким-то нереальным, сюрреалистическим. И совсем не хотелось думать о том, что произошло в ее номере. Анна еще там? А Джеймс? Вайолет потянулась за стеклянной бутылкой минералки к мини-холодильнику под барной стойкой, когда услышала посторонние телодвижения. И неприятная дрожь прошла по телу. Вайолет медленно запрокинула голову, заметив торчавшую знакомую макушку особы, бог весть сколько минут назад усевшейся за барной стойкой. Сглотнула, схватила бутылку, открыв дверцу холодильника, и откашлялась, поднимаясь на ноги. Отряхнула платье, утерла под глазами. Анна сидела на барном стуле, спокойно, размеренно водя тонкой красной соломинкой по поверхности содовой. Вайолет нервно откупорила свою минералку, доставая из-за стопки полотенец чистый стакан. - Я должна извиниться, - начала было Вайолет, с трудом вытягивая из себя эти постыдные слова. В самом деле, просить прощения за то, о чем не жалеешь – одно из самых гадких в мире чувств. Анна прервала ее легким взмахом руки. Жест походил на желание отмахнуться, заткнуть, и Вайолет хотела было возмутиться, как вдруг Анна заговорила, страдальчески усмехнувшись, продолжая глядеть в свой стакан: - Я тоже виновата. Провоцировала. Я заслужила это, - Анна вскинула бровь, затем подняла взгляд на Вайолет и улыбнулась. И эта улыбка… Вайолет передернуло. Весь год она испытывала смежные чувства к обладательнице этой улыбки: злость, гнев, презрение, ненависть, сочувствие… но сейчас, в данный момент улыбка казалась приятной. И Вайолет вдруг вспомнила минуты, проведенные на парах, когда ее мельком, но даже умиляла эта улыбка. Когда Анна улыбалась, то походила на милого зайчонка из мультика про Бемби: именно такую форму принимали ее щечки и именно так сужались ее глаза. Больно кольнуло от осознания того, что Анна, в общем-то, всегда была просто рада всему и всем вокруг. И улыбалась она всегда так искренне, и смеялась так задорно… Анна продолжала механически помешивать содовую. А Вайолет чувствовала себя все более и более мерзко. Слишком громко щелкнула крышечка на бутылке; девушка заполнила стакан наполовину и медленно потягивала воду. И казалось, будто неловкость чувствовала лишь одна Вайолет – настолько спокойной выглядела вторая посетительница бара. - Тебе, наверное, странно думать о произошедшем? – осторожно спросила Вайолет, сжимая крышечку от содовой. На ладони оставались ребристые следы. Анна лениво вскинула брови, тяжело вдохнув, затем откинула волосы. - Признаться честно, Джеймс меня всегда пугал. Здесь постоянно всякое дерьмо творится. К такому сложно привыкнуть, - Анна говорила так спокойно, что Вайолет начала подумывать, а не приснилось ли ей все самой? На щеке все еще ощущалось жжение, да и левая часть спины побаливала. – И ты прости, что врезала, - не дала ей та шанса задать вопрос, продолжив. Вайолет чувствовала себя крайне странно: еще недавно они хотели убить друг друга в порыве ярости, а теперь каждая сыпала извинениями. Она потерла шею, выбросив крышку в пустое мусорное ведро; прошуршал мешок. - Я не знаю, что на меня нашло… - нелепее разговора не было со времен некоторых университетских пар, к занятиям по которым Вайолет забывала подготовиться и приходилось импровизировать в таком вот духе: с усилиями веселого пациента психиатрической клиники. Анна осушила свой стакан. - Да все ты прекрасно знаешь, - прозвучало холодно, властно. Эту сторону Анны Вайолет видела лишь изредка. И, видимо, по лицу Вайолет скользнула уж слишком заметная тень страха. – За идиотку меня принимаешь? О нет, Вайолет и думать не смела когда-нибудь считать Анну умственно отсталой. Эта-то малышка с пристрастием к алкоголю, вечеринкам, курению, нецензурной лексике и посредственной музыке была, к не прекращавшемуся удивлению Вайолет, одной из самых умных людей, каких она встречала в жизни. В Анне удачно, но крайне неожиданно, уживались две абсолютно разные персоны: за партой она была сущим зверем, готовым биться до конца, но доказать, что она может, знает, понимает и умеет, а за стенами лекционных аудиторий она была настоящей оторвой, что, не стыдясь, покупает выпивку по поддельным документам. Анна внезапно замолчала, роясь в огромном кармане джинсовки. Достав пачку красных Мальборо, она вытащила одну сигарету, нервно постукивая кончиком о поверхность стойки, продолжая медленно выдыхать, будто успокаивая подступавшую истерику. - Кит хороший, - с нежностью в голосе продолжила та, прокручивая колесико зажигалки. Легкая полуулыбка коснулась уголка ее губ. Ее руки дрожали. – Он просто зайка. Знаешь, не каждый человек умеет слушать, особенно если это парень. А Кит всегда выслушивает все, что ему говоришь. Порой дельные советы дает… когда, конечно, шутить прекращает, - вновь нервная улыбка. Анна долго затягивалась, выпуская густой дым. Вайолет кусала губы. Она все знает , - крутилось в голове Вайолет, когда та замолкала, делая очередную затяжку, - она знает о моих чувствах к Киту. Что она должна ответить? Что та все не так поняла? Что все это не то, чем кажется? Глупо отнекиваться, когда ты так очевидно с маниакальной заинтересованностью смотришь на человека. Анна беспокойно выпустила очередную струйку дыма. – Все видят во мне лишь веселую пати-девочку, думают, что я живу вечеринками, - Анна отстраненно глядела куда-то на стойку, перед собой, - ты слышала, что Софи говорила обо мне в тот раз, когда нас еще освободили от двух практик по истории кино? Вайолет дважды спокойно кивнула с каменным выражением лица. То, что сейчас происходило можно было объяснить лишь двумя способами: либо ей действительно все приснилось, либо в стакане у Анны была вовсе не газировка… - Сказала, что в первый день подумала, будто я типичная тамблер-герл, - продолжила Анна и громко издала смешок. – Согласись, жутко неприятно такое услышать. Я и правда создаю впечатление пустышки? Вопрос был скорее риторический, но Вайолет все равно инстинктивно помотала головой. Ей тоже хотелось курить. Она нащупала под стойкой пачку Лиз и, подумав, что та будет не против, вытащила одну. Управившись с зажигалкой, и Вайолет тоже затянулась, пристроив локти на поверхности. И вся натянутость будто испарилась вместе с сигаретным дымом. Вайолет искренне заинтересовалась. - Меня так тошнит от того, что все видят лишь нашу оболочку, - импульсивно продолжала Анна, стряхивая пепел в придвинутую Вайолет пластиковую пепельницу. Длинные острые ногти девушки переливались перламутром в белесой подсветке стеллажей, и сверкал, позвякивая, ее серебряный браслет. – Никому и невдомек, что у меня тоже есть личные проблемы. Кроме Кита. - Проблемы? – решила вставить хоть что-то Вайолет, желая показать свой неподдельный интерес. Анна почесала ухо, сунув за него прядь передних волос. - У меня нехилые такие проблемы с парнем, - нервная усмешка. Вайолет чуть было не выронила на стойку сигарету. Она не ослышалась? С парнем? Но, ведь… - Сложности? – Вайолет хотелось треснуть себя за односложные кретинские переспросы, словно у нее что не так со слухом. - Да, сложности, - кивнула та, выпуская дым, стряхивая пепел. – С виду я кажусь стервой, но когда меня узнают получше – понимают, что это не так. Я люблю жизнь, люблю людей, люблю своих друзей! – будто пыталась что-то разъяснить сама себе та. Вайолет ей не мешала. Потушив сигарету о дно пепельницы, Вайолет обернулась, стаскивая с полки бутылку бурбона. - Да к черту! - прокомментировала Вайолет свой недавний отказ Анне в выпивке, самолично расставив стаканы и плеснув из дозатора. Кистью придвинула порцию Анне, затем приподняла свою. Они чокнулись, но без тоста. Он был ни к чему. Обе сделали по основательному глотку. - Все так сложно, - продолжала исповедь Анна. – Все эти левые девицы и его концерты… - Речь о Ките? – все же решила уточнить та, не узнав собственного голоса. Анна издала смешок в стакан; забулькал бурбон. - Конечно нет, мы не встречаемся. Кит помогал мне разобраться со всей этой фигней. Он единственный, кто был искренне заинтересован, - Анна улыбнулась. – Уокер может дико тупить на практиках по литре, но когда дело касается обязанностей друга – вот тут нет человека более открытого и верного. Вайолет оставалось лишь соглашаться, ведь ей самой не довелось проверить сказанное в действительности. Они пили. Если и не долго, то точно основательно. Вместе с выпивкой лились и рассказы Анны: она поведала внимательному слушателю о своих переживаниях касательно ее молодого человека, о том, как он порой груб и отстранен, и как в другое время мил и учтив. О концертах, рок-группе, вечеринках, его случайных связях и ее любви к нему, не смотря ни на что. И чем дольше Вайолет слушала, чем больше узнавала об Анне, тем больше понимала, что она, в общем-то, вовсе и не такой плохой человек и нет смысла ее ненавидеть. Как, порой, поздно мы понимаем, что за внешностью тоже кроется какая-то внутренняя сущность. А Вайолет чуть было не погубила это живое существо со своими собственными переживаниями и эмоциями. - Ты расскажешь кому-нибудь о том, что произошло сегодня? – Вайолет стискивала меж ладоней пустой стакан. Анна издала смешок. - С ума сошла? Меня за безумную примут, - она вздохнула, пряча прядь русых волос за ухо. – Да и потом, Джеймсу не впервой. Проспиртованный разум Вайолет уловил суть произнесенного. Девушка отодвинула стакан рукой, которой подпирала щеку, и скептически нахмурилась. - В смысле не впервой? Анна прищурилась. Зашуршала какая-то бумага и через мгновение на барную стойку шлепнулись распечатанные листы. - Я так и думала, что для работника «Кортеза» ты слишком мало знаешь о его истории, - с этими словами Анна слезла со стула, схватила свою снятую ранее джинсовку и, перебросив вещь через плечо, едва ли ровной походкой направилась к лестнице, оставив Вайолет одну наедине со своими вопросами. *** Часом позже, когда она уже достаточно протрезвела, Вайолет сидела в комнатке для персонала, что позади стойки регистрации. Шумно гудя работала лампа. Вайолет написала два письма родителям: одно – первое – никогда не дойдет до своего адресата, потому что было результатом импульсивного порыва, а второе родители девушки обязательно получат. Конечно, можно поразмышлять о шансах почтальона потерять письмо, но это все безумные параноидальные мелочи. Письмо 1: Вы ошибались, говоря мне, что взрослеть тяжело. Ха, да ничерта подобного! Проще некуда - скатываться по наклонной! Мне понравилась моя сила. Он был прав: чувство власти окрыляет. И меня тошнит от этого. Все стало таким запутанным! Мне было гораздо проще, когда я видела в некоторых людях из моего окружения лишь врагов или лишь предметы обожания. Единственное, что мне тяжело выносить во взрослении – чувство смены ролей. Говорят, жизнь – это театр, но как по мне, так жизнь – это тот самый режиссер, который и распределяет роли как ему вздумается. И у меня такая каша! Господи боже, да если бы я только знала, никогда бы не поступала в университет! НИКОГДА! ЕСЛИ БЫ Я ТОЛЬКО ЗНАЛА! Письмо 2: У меня все отлично хорошо. Познаю аспекты взросления Познаю каково это – быть взрослым ответственным человеком. Каждодневный выбор. Но я справляюсь, честно. Надеюсь, вы гордитесь мною.

- Вайолет