Кофе со вкусом ванили

      Сердце предательски быстро колотится, не давая возможности сделать нормальный вдох. В голове смешалось почти всё, чуть даже своё имя не забыл. Тот твой звонок… Я помню, как на меня за него ругались, и как моё лицо тогда застыло в удивлении. Меня, наверное, около трёх минут пытались растолкать и привести в чувства, а то застывшая статуя, которая ещё и смотрела в одну точку не моргая, напугает кого захочешь. Исключением тогда не стали и мои коллеги-сослуживцы. Я смутно помню, как добился всё-таки того, чтобы отправиться с тобой на встречу, как отказывался от всех тех, кто пытался сопроводить меня под предлогом защиты от возможных сумасшедших фанаток. И вот сейчас я сижу в пекарне твоей мамы, которая согласилась даже на закрытие кафе на несколько дней, чтобы исключить возможность прихода фанатов с фотоаппаратами, которые и без того караулят тут почти сутками. Твоя добрейшая мама лишь говорила, что ей «как раз надо уладить организаторские дела» и «что это всё равно бы заняло несколько дней, так что нет поводов переживать», но улыбка на её лице не сходила за всё время разговора и казалась какой-то уж слишком странной.       Ты сказал непременно дождаться тебя в кафе, никуда не уходить, как бы долго ты не добирался. Так что, коротая время, я осматриваю интерьер, каждый раз про себя отмечая, как же здесь всё-таки удивительно чисто, уютно и светло. На дальней стене виднеются твои фотографии в рамках, а на стене с посланиями фанатов со всего света мне удаётся заметить небольшие, но забавные стикеры с нами двумя. За окном виднеется обычная городская суета, так что рассматривать её совсем не хочется. Наконец я вижу твой силуэт вдалеке, который быстро приближается к пекарне. Дверь открывается, и ты буквально залетаешь внутрь, останавливаешься, опираясь руками на колени, и пытаешься отдышаться. Боже… Видимо, путь действительно был неблизким.       Как же давно я тебя не видел… Пользуясь моментом начинаю довольно нагло рассматривать тебя, а ты даже и не против. Как же ты сильно исхудал. Чёрная кепка почти полностью прячет твои прекрасные глаза, армейский медальон, висящий на груди, отражает яркий свет в пекарне, а тканевая маска, похоже, мешает восстановить сбившееся дыхание, но снимать её ты не особо-то и торопишься – вот ведь глупая Анчовина. С этих своих мыслей невольно умилённо усмехаюсь, и судя по твоей реакции я сделал это вслух.       – Что? Что-то не так? – немного удивлённо спрашиваешь ты, после чего начинаешь осматривать себя на наличие предметов, которые могли меня рассмешить.       Всё-таки ты дурак. Не могу больше смотреть на это зрелище, поэтому поднимаюсь со своего места за столиком, подхожу к тебе и, осторожно протянув руки, снимаю уже наконец эту чёртову маску с твоего лица. Как же я по нему соскучился… Переложив маску в карман твоей куртки, осторожно провожу ладонью по щеке, отмечая про себя, что твоя кожа всё ещё такая же, как была и раньше, тогда, когда я мог прикасаться к ней хоть каждую секунду.       – Хёкджэ-я, давай отбросим все формальности, ладно? – спрашиваю тебя, не переставая наслаждаться твоей гладкой на ощупь кожей лица, отчего ты закрываешь глаза и трёшься лицом о ладонь как просящий ласки котёнок.       – Угу.       – Пошли уже сядем, красотка, – дразнил я, садясь обратно на своё место, где так долго ждал тебя, – или думал, что я не замечу подводку на твоих глазах?       – Эй! Ну не мог же я, в конце концов, прийти к тебе не прихорошившись, – смеясь, отвечаешь ты.       Остальные наши разговоры, продолжавшиеся ещё с полчаса, были буквально обо всём: о самочувствии друг друга, о трудностях службы, о нынешней холодной погоде, о любимых Эльфах, которые продолжали присылать письма в части, невзирая ни на что.       Даже самые большие стаканы с кофе, заказанные мной ещё давно, медленно, но верно опустошались. Твой звонкий смех, который я не слышал уже такое долгое время, немного звенел в ушах. В те редкие моменты, когда ты переставал смеяться, вновь делая глоток кофе, я смотрел в окно на людей, которые так забавно прятали головы в шарфы, стараясь спрятаться от несильного, но холодного ветра.       Мы снова разговариваем обо всём на свете, иногда даже споря о чём-то совершенно глупом. Например, о результате смешения сил Супермена и Кюхёна. Ты настаиваешь, что такое «чудо природы» непременно должно называться Кюперменом, а мне не остаётся иного варианта, кроме как в который раз назвать тебя дураком и начать смеяться так, что щёки начинают просто пылать.       – Йа! Сколько уже можно? – недоумеваешь вдруг ты, но смех нам обоим никак не удаётся унять.       Все радостные секунды резко прерываются сигналом твоего телефона, лежавшего где-то в кармане куртки, благополучно разложенной на стуле рядом. В сердце опять начинает предательски колоть от предчувствия чего-то не очень хорошего. Все попытки успокоиться пошли прахом, когда ты отрываешь свой взгляд от телефона, смотря на меня с такой печалью в глазах, что в этот момент хотелось лишь обнять тебя крепко-крепко, спрятать ото всех, сказать, что всё непременно будет хорошо.       – Что случилось? – я наконец решаюсь спросить после паузы в несколько секунд, казавшихся мне вечностью.       – Мне уже пора, – отвечаешь ты, отводя свой взгляд от меня в сторону, чтобы я не мог видеть всех эмоций в твоих глазах.       – Сколько у нас осталось времени?       – Не больше пятнадцати минут.       Мне с трудом верилось в эти слова, что через какие-то пятнадцать минут ты вновь исчезнешь из моей жизни на неизвестный срок. Как же я этого не хочу! Почему нельзя остановить время? Ну или хотя бы сбежать от всех куда-нибудь далеко-далеко, где нас никто не найдёт и не будет мешать? Перевожу взгляд на тебя. Ты всё также сидишь напротив, смотря в окно и очень часто моргая. Слишком больно это видеть. Твои пальцы тревожно отстукивают странный ритм по столу, отдалённо напоминающий мне какую-то знакомую песню, название которой сейчас никак не хотело вспоминаться.       В этой тревожной тишине, нарушать которую никто из нас не хотел, наслаждаясь последними совместными секундами, мы провели около десяти минут. За это время телефон разрывался от звонков, которые ты сбрасывал, и без того прекрасно понимая, как мало времени осталось.       – Хэй! Как насчёт фото на память? – спрашиваешь ты меня, а лицо озаряет небольшая, но искренняя улыбка.       – А разве тебе можно? – на что в ответ я получаю кивок.       Надев обратно верхнюю одежду, чтобы в случае чего уйти быстрее, не задерживаясь и не зля лишний раз руководство, ты вновь достал этот злополучный телефон. К нашему общему удивлению удачное фото получилось буквально с первого же раза. Хотя, если хорошенько подумать, то удивляться тут нечему, мы ведь почти полностью «спрятались»: ты за своей маской, которая уже в который раз вызывает у меня недовольство и желание выкинуть её куда подальше, а я за уже столь привычным за все годы знаком «V».       – Я могу опубликовать это фото?       – Я-то не против, намного важнее, чтобы тебе потом за него не досталось.       – Не переживай насчёт этого, – тепло отвечаешь ты, возвращаясь на своё место и утыкаясь в телефон.       Мне стало лень возвращаться на своё место напротив тебя, поэтому я присел рядом, положив голову на твоё плечо и наблюдая за твоими действиями в телефоне.       – Слушай, а как правильно пишется слово «вчера» по-английски, м? – внезапный вопрос вырывает меня из пучины своих мыслей.       – Дай-ка сюда телефон, – я протянул руку, а когда требуемый предмет оказался на ней, быстро набрал это несчастное слово на экранной клавиатуре, попутно чертыхаясь из-за слишком мелких клавиш. – Держи.       И вот ты довольный продолжаешь что-то дописывать в комментарии к этому фото. На сердце, признаться честно, ужасно больно и тоскливо от всей горечи ситуации. Не хочу просто так тебя отпускать, ведь неизвестно, когда ещё выдастся возможность увидеть такое родное лицо. Поднимаю свою голову с твоего плеча и сажусь более-менее ровно, при этом довольно больно ударяясь ногой о ножку стола. Что я за неуклюжий такой… Где-то в закромах разума уже созрел небольшой план, как создать хотя бы ещё одно воспоминание с этого момента.       – Ынхёк-а-а…       – М? – ты разворачиваешься ко мне лицом, услышав своё имя. А я уже вновь стягиваю эту тканевую маску с твоего лица, приближаюсь ещё чуть ближе к тебе, приподнимаю твой подбородок рукой и накрываю твои губы своими с невероятной осторожностью и нежностью. Тепло… Тепло губ… Тепло твоих губ… Как мне этого не хватало, кто бы только мог представить. Потихоньку углубляю поцелуй, пытаясь распробовать заново и запомнить ещё надолго вкус твоих довольно пухлых губ. Ты даже не пытаешься отстраниться, а лишь наоборот сам пытаешься продлить этот поцелуй на максимально возможное время. Это невероятно сладкое «воспоминание», по вкусу почему-то напоминающее ваниль, тянется для нас вечность. Но всю эту хрупкую идиллию вновь нарушает звонок телефона, говорящий о том, что уже всякое возможное время вышло. Ты вновь сбрасываешь вызов, но на этот раз отправляя ответное смс: «Уже выхожу».       Мне приходится встать с места и немного отойти, чтобы дать тебе возможность выйти из-за стола, хотя мне безумно не хочется тебя отпускать. Настолько, что сердце вновь отплясывает какие-то сумасшедшие танцы в груди, руки начинают немного дрожать, а на глаза накатываются слёзы. Ты уже было начинаешь вставать со стула, но почему-то почти падаешь обратно, с удивлением смотря куда-то вперёд. Развернувшись в приблизительную сторону этого необычного взгляда, замечаю твою маму, стоящую за стойкой, облокотившись на неё, и смотрящую на нас с тёплой родительской улыбкой.       – Мам… – это единственное, что удаётся выговорить тебе, поняв, что мама видела всё происходящее.       – О, мама! Здравствуйте, – на автомате, более-менее чётко, без дрожи в голосе говорю я, при этом уважительно кланяясь.       – Здравствуй, здравствуй, Донхэ! – она по-прежнему широко улыбается, от чего в уголках её глаз появляются довольно милые морщинки.       – Как поживаете? – воспитание с детства даёт о себе знать.       – Да отлично! А вы, я так посмотрю, ещё лучше, да, Хёкки? Кстати, ты всё ещё пользуешься тем бальзамом для губ, что я случайно забыла в твоей куртке ещё до армии? – с этим вопросом она наклонила голову, подпёрла её рукой и начала смотреть на тебя, всё так же сидящего за столиком.       Развернувшись к объекту вопроса, я успел заметить, как ты безумно засмущался и даже покраснел от маминого вопроса.       – А то! Знаешь, как бальзам со вкусом ванили помогает в создании воспоминаний? Скажи же, Хэ? – что же, Хёкджэ был бы не Хёкджэ, если бы за доли секунды не прекратил смущаться, переводя все разговоры в «шутливую правду», как он её всегда называл. Мне даже не пришлось оборачиваться, чтобы хоть что-то ответить, так как эта семейка Ли буквально через пару секунд рассмеялась. Всё бы отдал, лишь бы подобная тёплая и домашняя атмосфера не покидала меня никогда. Я готов раствориться в ней…       – Ладно, – столь знакомый голос заставляет вновь вернуться в суровую реальность из расслабляющих размышлений. – Мам, спасибо за всё сегодня, – Хёк обнял её и тепло поцеловал в щёку, – мне пора.       – Пока-пока, сынок, я буду скучать!       – А как же иначе.       Я всё так же стоял спиной к стойке, потому что совсем не было желания видеть эту идеальную семейную картину. И вовсе не по каким-то злым причинам. Просто не хотелось потом лишний раз вспоминать её в какой-нибудь не очень подходящий момент.       – Эй! – ты подошёл сзади и обнял меня, прислоняясь своей щекой к спине, а руки скрепив в замок на талии, на что я накрыл твои руки своими. – Спасибо. Просто спасибо за воспоминания, – сердце пропустило пару ударов, а потом вновь забилось как бешенное после этих слов. Интересно, оно вообще может работать нормально? Видимо, когда я рядом с тобой, – нет. Нехотя разорвав объятья, ты подходишь к двери, ненадолго останавливаясь, чтобы ещё раз помахать нам рукой, после чего белая дверь открывается, впуская немного холодного ветра с улицы, а ты переходишь дорогу и идёшь к остановке рядом, где тебя уже заждались.       Вернувшись за столик, я допиваю свой кофе, у которого теперь, кажется, ванильный привкус из-за твоего бальзама, оставшегося на моих губах после поцелуя, прощаюсь с твоей добрейшей мамой и выхожу на улицу, ещё немного наслаждаясь свежим воздухом, имея в запасе время до возвращения в отделение полиции.