Удивительно, до чего иногда дорогая жизнь походит на дешевый литературный штамп.
Сайто мог в любое время обратиться к одному из пяти секретарей, не считая личного помощника, у которого был собственный личный помощник. В приемной постоянно дежурила охрана. Достаточно было нажать на кнопку коммутатора, чтобы получить влажное полотенце, бумаги, голову врага на блюде или воды. В последнем случае секретарша наливала ее в стакан и ставила его Сайто в руку как в подстаканник. Так Сайто оказался низведен до положения инвалида, укутанного в ставшее брендом имя, как в броню. За ее пределами Сайто как будто и не существовало. Ему казалось, пожелай он, и его начнут кормить с ложечки. С другой стороны, ему не приходило в голову изменить положение вещей: так было должно.
Однажды за первым завтраком в офисе, домашним — на второй обычно назначались официальные встречи — помощник, забрав у секретарши чашку с кофе, польстил внешности Сайто:
— Вы так молодо выглядите.
В свежей газете, на первом развороте был напечатан его большой портрет в сопровождении пафосной статьи про энергоресурсы и светлое будущее Японии, ведущей за собой в такое же светлое будущее весь мир.
Сайто посмотрел на фотографию и не то чтобы не узнал себя тогдашнего, наоборот. Узнал и опечалился. Снимок был слишком давний.
Утренний кофе крепко пах пробуждением, освобождением от кошмаров. Сайто смотрел в окно и видел не привычную панораму Токио, а размытый отпечаток собственной грядущей старости в оконном пуленепробиваемом стекле. Старости, которая уже была когда-то.
— Иди за мной, — сказал в его голове далекий голос, такой же смазанный, как и отражение. — Мы снова будем молодыми.
Сайто попробовал улыбнуться и вдруг почувствовал, что мышцы лица как будто забыли, что такое искренность.
Иногда второй шанс — словно выстрел после осечки в «русской рулетке».
Сайто еле заметно вздохнул, допил кофе, и утренние дела поглотили его.
Чуть позже, в машине, во время выезда на официальный ланч, Сайто спросил у помощника о новостях в мире. «Новости мира» Сайто понимал весьма узко.
Ход машины не чувствовался, из-за чего город походил на гигантскую диораму, мягко плывущую за окном. Помощник кашлянул и нервно погладил узел галстука.
«Столько лишних движений», — подумал Сайто без малейшего раздражения. Помощник лучше всех представлял себе его сущность и оттого боялся его до седых висков. Это было правильно.
— Вчера ночью умер Питер Браунинг. — Помощник вложил в протянутую руку газету. — Вот здесь, на…
Сайто поднял ладонь, призывая к молчанию. Оно тут же наступило, совершенное и плотное. Сайто принялся читать, вылавливая из обильной словесной воды скудную информацию.
Питер Браунинг умер ночью от инсульта у себя дома. В это время с ним находилась внучка. Миссис Браунинг рано утром услышала детский крик и прибежала в библиотеку, в которой мистер Браунинг остался почитать внучке сказку на ночь. Они часто засиживались допоздна. Миссис Браунинг, как это часто бывало, уснула, не дождавшись мужа. Утром, в библиотеке она нашла уже окоченевший труп и насмерть перепуганную внучку. В газете писали, что мистер Браунинг умер во сне. «Дитя», очевидно, насмерть перепугалось, проснувшись с утра на коленях у мертвого дедушки. Девочка перестала разговаривать и, судя по всему, находилась в шоковом состоянии. Похороны назначили на субботу.
— У меня есть какие-нибудь дела в Нью-Йорке в эти выходные? — спросил Сайто, не поднимая головы.
— В Нью-Йорке всегда есть дела, — помолчав, ответил помощник.
— Договоритесь о встрече с Домиником Коббом. Будет сложно. Сделайте это.
Машина плавно остановилась.
***
Кобб согласился его принять.
— Удивлен, что вы пригласили меня домой.
Гостиная из-за темных деревянных панелей выглядела и уютной, и гнетущей одновременно. Лампы светили мягко, но слишком тускло. По всему было видно, что здесь живут дети, и что их любят и балуют: за входной дверью, прямо на дорогих панелях был нарисован мелом страшный кривобокий человечек и старательно подписан «папа», еще пара — дедушка и бабушка, и еще двое — такого же роста, как дедушка и бабушка, «Джеймс» и «Филиппа». На полу валялся наполовину собранный гараж из лего-конструктора. Он казался памятной вещицей из тех, которые ставят на каминную полку и забывают о них на ближайшие тридцать лет. Кобб в толстом шерстяном кардигане выглядел еще более заматеревшим и до странного спокойным. Из его глаз и движений ушло подспудное напряжение. Он как будто потух.
— Чего-нибудь выпьете? Черный чай, зеленый?
Сайто усмехнулся.
— Зеленый, пожалуйста.
Дом стоял смирный и тихий. В центре его опустевшей вселенной Кобб заваривал Сайто чай.
— Как ваши дети?
Кобб застыл на мгновение, невидяще глядя на деревья за окном.
— Джеймс пошел в старшую школу, Филиппа поступила в университет. Все хорошо, — заключил Кобб, наливая Сайто чай в широкогорлую кружку с надписью «Лучший папа».
Кобб постарел. Еще не стал стариком, нет, ему до этого было далеко, но Сайто не хотелось на него смотреть, потому что это же время, вереница дней, месяцев и лет, которое покинуло Кобба, покинуло и его, на прощание вымыв из них обоих легкость.
— Не ожидал, что вы обратитесь ко мне.
«Спустя столько лет».
Глаза у Кобба были прежние — светлые, жесткие.
— Мне нужна консультация, — Сайто отпил чаю. — Расскажите мне про свою жену. Что именно и как с ней произошло.
Кобб внимательно и молча смотрел на него — без криков, без возмущения, без попыток выставить из дома. И дело было не в изрядном гонораре, Сайто знал это.
Кобб прищурился. Судя по всему, он прикидывал — сколько Сайто известно, и что из этого удачные догадки, а что — компромат.
— Меня не волнует этическая сторона дела. Нравственная. Мне все равно, что вы сделали с ней сделали. Мне интересно знать, как вы это сделали.
— Вам известно как.
Непроизнесенное имя Роберта Фишера повисло между ними, как струйка пара над чашкой.
— Именно об этом вы расспрашивали Имса, насколько я знаю.
Сайто кивнул головой, как машинально покачивал бы ей в такт музыке.
Он поймал Имса за локоть при выходе из аэропорта и предложил ему выпить кофе и денег на четверть от той суммы, которую заплатил за операцию. Имс посмотрел насмешливо и недобро. Патологический лжец, как мысленно обозначил его для себя Сайто — без тени осуждения, к слову — он полчаса рассказывал про то, как сражался с проекциями на ледяном уровне. Сайто терпеливо слушал. Имс, не поднимая головы, без остановки говорил и складывал салфетки. Сайто думал о том, что определение «патологический лжец» не совсем отражает суть вещей. Скорее насмешник, трикстер. Имс редко когда хотел намеренно оскорбить, но задеть — всегда. Оттого и говорил исключительно правду — искаженную, преувеличенную, гротескную.
— Мистер Имс, — терпеливо сказал Сайто, дождавшись паузы, — это не то, что мне интересно было бы узнать.
Имс воткнул в салфетки коктейльную трубочку.
— Вот все, что вам нужно.
Сайто наклонил голову, чтобы лучше видеть. Перед ним на столе лежало грубое подобие детской вертушки — треугольники салфеток на оси пластиковой палочки. Сайто смутно вспомнил фотографию из бумажника Фишера.
— Благодарю вас, мистер Имс.
Имс обозначил улыбку. На его губах она смотрелась на редкость дружелюбно. В глазах была жесткая насмешка. Сайто понял, что никогда не сможет найти этого человека и нанять — ни за какие деньги. Не из-за неудачного сотрудничества, а потому что сумел его, слегка расслабившегося после удачной работы, поймать в толчее аэропорта.
— Прощайте, мистер Имс, — Сайто поднял голову и понял, что говорит с пустотой.
— Ну вот, Имс все уже показал, — Кобб поболтал чашкой. — Что еще вы хотите знать?
— Я хочу знать… — Сайто помолчал. — Что может пойти не так.
— Все прошло так, — Кобб был естественно терпелив. — Идея прижилась и, если речь не идет лично о мистере Фишере…
Сайто отпил чаю. В доме было так тихо, что слышно было, как ветки деревьев скребут по наличникам. Кобб вздохнул, кресло под ним скрипнуло. Все звуки отчего-то казались отчетливыми, резкими. Когда Кобб заговорил о своей жене, его речь, казалось, можно было увидеть — слова как будто сгущались в воздухе.
— ... Идея — она как сорняк, как клещ, как вирус, — подвел он итог. — Впрочем, я уже рассказывал вам об этом.
Поздний вечер перевалил в усталую ночь.
— Как болезнь, — подсказал Сайто. — Серьезные болезни меняют людей, уродуют, мистер Кобб.
Убивают.
— Что же делать, если лекарства нет?
— Лекарства действительно нет, — подтвердил Кобб, вдовец, жена которого на его глазах выпрыгнула из окна под воображаемый поезд, который никогда не придет. — И выхода два. Смириться. Или не заболевать никогда.
— Благодарю вас.
Все тело затекло, Сайто разогнулся с едва заметным усилием. Если после сорока ты проснулся, и ничего не болит — ты на самом деле не проснулся.
Кобб заказывал такси по телефону, Сайто смотрел ему в спину и, точно так же, как с Имсом, знал, что они никогда больше не встретятся.
***
После извлечения у Сайто появилось чувство, словно к нему вернулась подростковая пора — время, когда детская способность верить еще не потухла окончательно и можно еще, увидев вечером издалека девятихвостую лисицу, воскликнуть: «Я знал!».
Во сне своей жизни Сайто уснул еще раз и видел сон-во сне-во сне, и в нем — чистилище. В этом сне он вынес ранение, бегство, снова бегство, смерть и долгую мучительную старость длиною в вечность. Он помнил узкую полосу берега между океаном и скалами, которая вела куда-то вперед, но никогда не звала за собой. Сайто часто смотрел на нее, и само ожидание в нем — единственное, что осталось, — расплывалось бесформенной лужицей соленой пены. Однажды он все-таки дождался. Снова умер. Воскрес. И, как ему казалось, наконец-то проснулся.
После этого акценты в его жизни неуловимо сместились. До этого все его баталии были по преимуществу бумажными: война подписей, решения, принятые на опережение, плотный поток электронной переписки, затапливающий почту. Извлечение стало по сути таким же — нечто эфемерное, приносящее реальную власть. Сайто нападал и впервые это казалось чем-то столь настоящим — вкус дождя, запах кофе в гостинице, холод снега. Роберт Фишер, которого он раздел до самой души. Он жалел, что тогда, во сне, не вынес ранения. Имс во время встречи в аэропорте так и не рассказал ему того, что он по-настоящему хотел услышать — и сделал это вполне намеренно. С другой стороны, у него и не получилось бы — описать это восторженное идейное самоубийство. Смертельное желание любви.
Проснувшись, Сайто стал чувствовать себя свободнее. Дело было в новых людях: он впервые взаимодействовал с командой специалистов такого специфического профиля, впервые — с людьми не обремененными принципами корпоративного этикета. Сайто знал иностранные языки, уверен был, что знает чужую культуру. Он смотрел на команду Кобба и понимал, что не знает ничего. Подготовка к операции тянулась достаточно долго — он наблюдал, в нужной степени участвовал, и сам не заметил, как в определенный момент границы подобающего и должного для него размылись. Теперь легкие семена идейной свободы кружились над ним, как седые крошечные зонтики одуванчика и только и искали повода, чтобы прижиться. Сайто начал делать то, чего делать не стоило.
Обычно на научные конференции от имени компании ездили сотрудники не слишком высокого ранга — менеджеры, инженеры среднего звена. На той конференции Сайто решил поприсутствовать сам. Никто не посмел ему возразить. Впрочем, он быстро раскаялся в своем решении — конференция вышла скучная, и оттого выходка его получилась бессмысленной и детской.
От конференции там было только название — все мероприятие превратили в рекламную выставку. Сайто, отбившись от фотографов, бесцельно шатался от стенда к стенду. Следом за ним шатались его телохранители. Роберт Фишер заявился один. Сайто заметил его издалека и на какое-то мгновение испытал странное волнение, подобное мягкому удару в солнечное сплетение изнутри. Роберт Фишер был героем его сна, и его не могло существовать в реальности. Он должен был оставаться где-то там, внутри, среди холода и железа — белая фигура с тревожными глазами, которая спрашивала у него, такого же призрака: «Как вы? В порядке?». Разумеется, Сайто знал, что все наоборот — это он залез к Фишеру в сон, но никак не мог избавиться от ощущения, что по-настоящему извлечение произвели на нем, вытащив откуда-то из глубин его подсознания Роберта Фишера.
— Здравствуйте, мистер Фишер. — Роберт в ответ улыбнулся так заученно, что Сайто почти не поверил своим ушам, когда в ответ услышал собственное имя. Конечно, было бы странно, если бы Фишер его не знал — само олицетворения компании, одной из самых крупных, а теперь и самой крупной на рынке энергетики. Но была во всем этом непонятная магия узнавания. Фишер смотрел, склонив голову и выглядел не совсем так, как во сне — моложе, пожалуй. Ясный взгляд несколько сонных глаз, нерешительный рисунок губ. Сайто понял, что слишком долго молчит.
— Сочувствую вам по поводу отца.
Фишер криво улыбнулся, взгляд его стал еще холодней, чем был до этого.
— Великий человек, жестокий, — сказал Сайто, впервые радуясь своему отчетливому акценту — иностранцу допустим неправильный выбор слов. Фишер поднял брови. В прессе его травили — слишком глупым со стороны казалось его решение раздробить империю отца, слишком многих оно задело. Теперь Фишер пытался начать заново, но даже деньги не могли ему теперь помочь в полной мере. Он остался без поддержки.
— Хм. — Судя по всему, Фишер не знал, как побыстрее закончить разговор и сбежать.
— Я думаю, он гордился бы вами. — Сайто точно знал, куда бить. — Я сам отец, мистер Фишер. Главная радость отца — смотреть как сын растет, как сначала идет по твоим стопам, а потом выбирает свою дорогу.
Фишер мялся. Видно было, как ему неуютно, однако Сайто что-то затронул в нем, и он теперь слушал со смущением, но жадно.
— Я знал вашего отца. Разумеется, мы были конкуренты, но это не значит, что я не признавал его замечательных деловых качеств. Как человек он был… сложен. Но его деловую хватку — я вижу в вас. — Сайто вдохновенно нес банальности. Это он устроил Фишеру нынешние трудности и теперь наслаждался извращенным удовольствием — утешал человека, им же отравленного.
— Вы мне чересчур льстите. — Фишер смотрел на него с легкой, ничего не значащей улыбкой, но во взгляде его было столько болезненной благодарности, что у Сайто сбилось дыхание. Он замолчал. Тишина между ними налилась тугим напряжением.
— Удачи. — Сайто неуклюжим жестом потрепал Фишера по плечу. Он все никак не мог привыкнуть к этим европейским штучкам.
— Спасибо. — Фишер улыбнулся на этот раз искренне. — Надеюсь, мы еще как-нибудь встретимся, мистер Сайто.
— Да. Да, разумеется.
Вся ситуация отчего-то стала до ужаса неловкой. Сайто отвел глаза.
Напоследок Фишер захватил его ладонь в теплое, пронзительное рукопожатие. Сайто потом долго еще кружил по выставке от стенда к стенду. Его собственная рука в кармане ощущалась словно чужая.
***
Они «еще как-нибудь» встретились в тот же вечер в ресторане отеля, в котором остановился Сайто и, как выяснилось, Фишер тоже.
Он подошел к столику Сайто, они обменялись приветствиями. Фишер непринужденно заговорил о конференции, в голосе его сквозило приятельское доверие.
«Как все просто», — подумал Сайто и заказал себе виски.
Он потихоньку пил и кивал, и вставлял «да-да», «как это верно», «что вы говорите», а Фишер принимал его вежливость за чистую монету. Сайто же в это время отчего-то чудилось, что контроль, глобальный контроль, власть над собственной жизнью уплывает от него. Правда же была в том, что он давным-давно не владел ею. Мрачное отрезвление приходило к нему на волне алкогольного марева. Виски был отменным и невкусным. Лицо Фишера в приглушенном свете ламп, казалось, матово светится изнутри. Где-то между вторым и третьим бокалом Фишер замолчал. В ресторане заиграло фортепиано. Молчание вышло прозрачным, объединяющим.
— Расскажите мне о своем сыне, — внезапно попросил Фишер.
Сайто открыл было рот и понял вдруг, что ему нечего рассказать. Его сын родился, у него было детство, садик, школа. Сайто о нем ничего не знал кроме оценок в табеле, редких жалоб жены и суммы, которую его сын ежемесячно тратил. Сайто отпил из бокала и принялся рассказывать — о воздушном змее, красном, с нарисованной белой цаплей, и как они запускали его с пригорка, и о летней прогулке в императорском сливовом саду, и о новогодних походах в храм, и об уроках верховой езды. В одном месте он едва не проговорился: «И тут отец похвалил меня», но вовремя поправился: «И тут я его похвалил».
Фишер слушал, и во взгляде его плескалась безадресная нежность. Сайто смотрел на него и представлял, как идея прорастает в его костях, и думал — жалеть ли Фишера, навечно прикованного к воображаемой тени счастья?
— Вы знаете, кто такие «извлекатели»? — спросил он, поддавшись импульсу, чего не случалось с ним уже долгие годы.
Глаза Фишера медленно заледенели. Сайто поболтал виски в бокале.
— У меня хотели выведать парочку секретов. Мой сын продал меня. Деньги, поверьте мне, были достаточно хорошие. Я ждал, на что он их потратит. Он потратил их на новую приставку, одежду, развлечения и на то, чтобы впервые попробовать наркотики.
— Я плохой отец, — констатировал Сайто. — Я его по-своему люблю. Но отец из меня ужасный.
Все дело было в том, что он напился. И в Фишере.
— Не буду спорить. — Фишер в один глоток допил вино и встал. Сайто взглянул на него.
— Идемте, — сказал он.
Фишер застыл на долгое мгновение, лицо его было статично, никаких видимых душевных метаний. Сайто взял его за руку.
***
Сайто не стал включать в номере свет. Фишер стоял у окна и выглядел ужасно растерянным. Он был тихим, вел себя мягко и оттого казался ведомым. Сайто же чувствовал в нем подспудную упрямую силу.
Он подошел к Фишеру. Тот с задержкой посмотрел на него сверху вниз, он был несколько выше. И моложе. Сайто обнял его и долго гладил по спине, пока он не расслабился, а потом поцеловал — требовательно, напористо и грубо, как не целовал ни одну женщину. Фишер напрягся. Тьма, залегшая между его веками, казалась презрительной и больной.
— Ты можешь уйти, — сказал ему Сайто, отлично зная, что, если тот решится, применит силу.
Лицо Фишера отвердело, парадоксальным образом не утратив плавности черт. Все то же самое, только из мрамора.
— Что мне делать? — спросил он, неуступчиво сжав рот.
— Доверься мне, — вкрадчиво попросил Сайто. Он все еще верил, что пьян. Все было как во сне — из этих, со внедрением. Ложь с привкусом тотального присутствия.
Сайто был семейным человеком, с двумя семьями — своей собственной, с женой, сыном — и семьей любовницы. Она приходила к нему и волокла следом за собой проблемы мужа, проблемы детей. Сайто это не трогало. Его жизнь составляла корпорация. По сути, его не трогало ничего.
Сайто принялся раздеваться.
Роберт Фишер, помедлив, снял пиджак, оставшись в брюках, жилете и рубашке, протянул руку — по-мужски твердую, с отчетливым рисунком вен на запястье — и сжал плечо Сайто. Для того это было как будто первое прикосновение в истории.
Дальше все происходило сумбурно и неловко. Сайто поспешно раздевал Роберта, трогая поцелуями щеки и ключицы. Тот реагировал вяло и невпопад, но кожа его горела. Сайто положил руку ему на грудь и почувствовал, как часто бьется у него сердце.
Сайто хватило только на то, чтобы стянуть с него жилетку, брюки и расстегнуть рубашку. Он затащил Роберта на кровать, приспустил нижнее белье.
— Что дальше? — спросил Роберт отвратительно трезвым голосом.
В отеле клиентам предлагали не только напитки из мини-бара, но и презервативы. Сайто не знал, что стал бы делать, если бы Роберт не возбудился. Он забрал его член в кулак, провел несколько раз вверх-вниз. Член налился, Роберт часто задышал — грудь и соски его покраснели. Смотреть ему в лицо Сайто не хотелось. У него самого стояло, как в хентайном аниме. Он натянул презервативы себе и Роберту.
— Я никогда… Никогда, — пролепетал Роберт.
Сайто посмотрел ему в глаза. Роберт казался дезориентированным, как человек, внезапно разбуженный посреди ночи. Сайто поцеловал его как только смог пошло и возбуждающе. Чего только он ни попробовал в жизни. Такого, что случилось дальше, не происходило с ним никогда. Он дрочил им обоим, Роберт лежал, покорно раскинувшись, тяжело дышащий, упоительно развратный из-за контраста, который создавала внутренняя его флегматичная чистота с потемневшими глазами и румянцем, запятнавшим лицо. Сайто смотрел на него, возбуждение плескалось в нем, как алкогольное отравление, и никак не находило выхода. Он устал, руки дрожали, член налился до боли, но кончить у него все никак не получалось.
У Роберта отяжелели веки, на Сайто как будто глянула темнота. Роберт погладил его по груди, выгнулся, скрестил ноги у него на талии и приподнял бедра. Сайто выдохнул, вцепился в его ягодицы, жестко потерся о него раз, другой и кончил — преимущественно от невыносимой смеси стыда и неловкости. Такого опыта у него еще не случалось.
Он скатился с Роберта, тяжело дыша лег в подушки. Он всегда следил за собой, знал, что ухожен и подтянут. Это не меняло того, что именно теперь у него появилось чувство, словно он как будто только что из лимба — морщинистый, отвратительный старик с кожей, усыпанной пигментными пятнами. Роберт тихо лежал рядом и пялился в потолок, изредка моргая. Сайто снял с него презерватив, обтер член и низ живота бумажными салфетками.
Роберт посмотрел на него горьковато-кротким взглядом, как до того в ресторане, когда Сайто рассказывал ему про сына.
— Разденься, — попросил Сайто.
Его самого ждала юката, заботливо сложенная на стуле. Роберт, помедлив, встал, принялся раздеваться. Он нагнулся, и позвонки выступили у него на спине ровной острой грядой. Ладно пошитый костюм маскировал его угловатость. В длинном теле Роберта кости оказались слишком узкими и тяжелыми.
Он лег к Сайто — обнаженный, тихий и ничего не стыдящийся. Сайто долго гладил его по жестким плечам, по рукам — до кончиков пальцев, по груди, по твердому животу и таким же твердым бедрам, по худым коленям. Юношеская легкость давно покинула это тело, оно стало тяжелым, ожесточилось. Мягкая мечтательность взгляда скорей всего тоже была обманкой, есть такие лица, владельцев которых невозможно заподозрить в безжалостности. Сайто посмотрел на Роберта. Тот спал, болезненно сдвинув брови. Сайто укрыл его одеялом, погладил по руке и со временем тоже уснул, не выпуская его ладони.
***
Утром Роберт пил кофе, глядя в окно. Небо отражалось у него в глазах — очень ясных, холодных, как солнечное январское утро. Эта свежесть как будто распространялась на него целиком: даже вчерашняя рубашка выглядела так, словно он только что достал ее из шкафа.
— Роберт…
— Я не против, если вы будете звать меня по фамилии, — сказал Роберт, не оборачиваясь. — Как-никак фамильное имя.
Сайто мучила головная боль — не из-за похмелья, из-за ощущения совершенной ошибки. Роберт для Сайто теперь уже навсегда был Роберт. «Бобби», — примерил он мысленно и поморщился. С его акцентом имя прозвучало бы жестко, как плевок в лицо.
Сайто, не таясь, рассматривал его и думал, что и впрямь место преступления так и тянет к себе преступника.
Роберт неспешно допил кофе, надел, встряхнув, пиджак.
— Надеюсь, мы еще как-нибудь увидимся, мистер Фишер, — сказал Сайто.
— Может быть, так и произойдет, мистер Сайто, — отозвался Роберт. И улыбнулся напоследок — рассеянно и прохладно.
***
Так не произошло. Повода для встречи у них не было. Единственное, Сайто включил Роберта в список семейной рассылки. На каждый праздник он традиционно рассылал открытки. Все так делали. Фирма, например, отправляла короткие поздравления партнерам и клиентам.
«Уважаемый господин (госпожа)! Нынче стоит чудесная зимняя погода. Надеемся, что…»
Для родственников Сайто подписывал открытки сам. Для Фишера — тоже.
«Уважаемый мистер Фишер! У нас стоит замечательная погода. Зима щедра к нам. Позвольте поздравить вас…»
Фишер отвечал:
«Господин Сайто, с Рождеством».
Его ответы позволяли Сайто посылать ему открытки год за годом.
***
Похороны вышли неожиданно скромными. Даже журналистов было не так много, хотя в крови Питера Браунинга нашли следы снотворного и завели в связи с этим уголовное дело.
Фишер, по-зимнему бледный, весь в черном, вздрогнул, когда Сайто подошел к нему. Он расположился на отшибе, в стороне от толпы скорбящих, темным частоколом окружившей могилу. Сайто молча встал рядом.
У священника изо рта шел пар, у вдовы покраснели глаза и щеки. Солнце равнодушно гладило полированную крышку гроба.
— Я прилетел по делам, — сказал, наконец, Сайто, не дождавшись от Роберта никакой реакции.
— Разумеется, — ответил тот до странного охрипшим голосом. Сайто заметил вдруг, насколько Роберт похудел и побледнел.
— Мои соболезнования.
Роберт диковато взглянул на него:
— Вы ошиблись с адресатом. Вон его вдова. Вон дети. Справа — старший, Малькольм с семьей. Слева — Александр.
Сайто представил, как будет выговаривать эти имена при обращении, поморщился и решил ограничиться «мистерами Браунингами».
— Он был вашим крестным. — Сайто сказал это так мягко, как мог. Роберт со скрипом сжал руку в перчатке в кулак. Сайто внимательно посмотрел ему в лицо. Роберт был прежний. Он как будто вышел из номера Сайто не позднее пары месяцев назад и эти пару месяцев плохо питался и скверно спал. Сайто захотелось распахнуть на нем пальто, чтобы проверить, какой на нем костюм. В груди у него как будто расправилось крыло и затрепетало.
— Последнее время мы с крестным не слишком ладили, — сказал Роберт пустоте перед собой.
— Последнее время это сколько?
— Лет десять.
Гроб опустили в могилу и начали закапывать. Вдова разревелась и повисла на руках у сыновей. Сайто видел, как побледнели у Роберта губы. Он развернулся и пошел к воротам. Сайто последовал за ним.
***
— Сэр? Мистер? — Полицейский склонился к самому лицу Сайто.
— Да. — Тот потер глаза.
— Распишитесь здесь.
Сайто начал искать по карманам печать, а потом вспомнил, что находится в Америке.
— Удивительно неудачный день. — Полицейский покачал головой. — С утра похороны, вечером убийство.
У Сайто дрогнула рука.
— Роберт еще не умер.
Полицейский посмотрел с сочувствием.
— Два пулевых ранения, сэр. Вряд ли он выживет. Кто же знал, что Малькольм Браунинг…
Сайто знал. Вдова, когда поняла, кто он, вцепилась в него, как клещ. Он и теперь как наяву видел перед собой ее отчаянные глаза: «Будущее… Мои мальчики…»
Она как будто решила, что они с Питером были друзьями. Сайто пришлось остаться ночевать. Дом под вечер опустел, черные стада скорбящих рассеялись в нью-йоркских сумерках, подсвеченных неоновыми огнями.
В пять минут двенадцатого Сайто позвонил помощник.
— Мистер Фишер? — Сайто постучал в тяжелую темную дверь.
— Заходите, — отозвался незнакомый голос.
Роберт невозмутимо сидел в кресле и жестко, криво улыбался. Совершенно бесстрашно, несмотря на пистолет, приставленный к виску и трясущуюся руку, которая этот пистолет держала.
— Малькольм Браунинг, — Сайто сделал осторожный шаг вперед, — неудачно вложивший деньги из своего фонда и разорившийся.
— Закройте дверь, — шепотом рявкнул Малькольм.
Сайто громко захлопнул дверь, эхо раскатилось по всему коридору. Малькольм испуганно застыл, прислушиваясь.
Сайто непринужденно уселся на кровать.
— А потом нанявший команду извлекателей, — продолжил Сайто как ни в чем не бывало. — На заемные деньги.
Которые не из чего теперь было отдавать.
Малькольм Браунинг загнанно дышал. В темноте он казался копией собственного отца в молодости.
— Я ничего не взял бы у папы, — глухо сказал Малькольм. — Я только хотел узнать, где вот этот засранец держит деньги.
Малькольм жестко ткнул дулом Роберта в висок. Сайто увидел, как у того потемнели глаза и заходили желваки на скулах. Бледный Роберт в гневе оказался несколько похож на ангела мщения. Сайто сглотнул.
— Правда в том, мистер Браунинг, — он старательно выговорил фамилию, — что ваш отец тоже был не настолько богат, насколько вы думали. А мистер Фишер куда более успешен, чем вы могли бы предполагать.
— Этот неудачник? — Малькольм хихикнул. Роберт смотрел на Сайто из темноты и во взгляде его были скорбь и неверие.
— У вас все получилось, — тихо сказал Сайто, обращаясь исключительно к Роберту. — Вы смогли. Вы оправдали надежды отца.
Вы выбрали себе идею, одержимость. Вы отдались и служили ей. Она ответила вам взаимностью. Сайто вспомнил, как Кобб скупо рассказывал ему про жену — точнее, про явление в целом, про идеи и их внедрение, используя ситуацию с женой в качестве наглядного подтверждения. Это была история об одержимости, абсолютной уверенности в своей правоте. История о взаимной беспомощности и невозможности услышать друг друга.
Роберт сидел, уложив бледные ладони на подлокотники — тихий и цельный, человек, вырастивший в самом себе утешение — и был так прекрасен, что у Сайто перехватило дыхание.
— А ваш отец, Малькольм, подворовывал. — Сайто не отводил глаз от Роберта. Тот смотрел на него и улыбался — чисто и счастливо.
— Как же вы не заметили? — тихо спросил он у Роберта. — Почему?
— После того как вы его оболванили? — срывающимся голосом выкрикнул вдруг Малькольм. — Вы же залезли ему в голову! Вы одурачили его!
— Заткнитесь, — жестко бросил ему Сайто. Он мог купить всю его семью с потрохами и за мгновение до этого собирался сделать ему такое предложение.
— Отец говорил — Роб единственный стоял у вас на дороге, вам было нужно, чтобы империя его отца развалилась. Это вы! Вы что-то с ним сделали!
— И вы можете это доказать? — Ситуация, и прежде непредсказуемая, свернула и вовсе не туда. Чем глубже в сон, тем больше нестабильность.
Сайто глянул на Роберта и понял, что тому не нужны доказательства. Сайто видел это — шипастый росток идеи упал в него, моментально прижился и отравил его. Где-то в Роберте — наверное, там, где рождаются сны, там, где рядом с надгробием его отца в сейфе лежит старенькая детская вертушка — наступила тьма.
Малькольм продолжал говорить.
— Замолчи, — шикнул на него Сайто, — тиш-ш-шше. Тс-с-с.
Он видел дуло пистолета у виска Роберта, его вспотевший лоб, спокойные, ровные дуги бровей. В глазах у Сайто плеснуло черным и отчего-то кресло, в котором сидел Роберт, скачкообразно приблизилось к нему.
— А-а-аааа, тварь! Прочь! — голос у Малькольма был чудовищно испуганный.
Сайто моргнул. Лицо Роберта вдруг очутилось прямо перед ним, хотя только что находилось у Сайто на уровне груди. Грянул сдвоенный выстрел.
— Какое разочаро… — У Фишера выступила на губах кровь и остекленели глаза.
***
— Он не доживет до утра.
У фирмы Сайто было много филиалов и, соответственно, всегда можно было вызвать секретаря или помощника.
Сайто поднял голову — чуть поодаль маялся врач. Видно, у Сайто во взгляде было что-то такое, отчего тот побледнел и тут же ретировался.
— Доктора сделали, что могли, — обволакивающе шептал секретарь. — Мистер Фишер не будет мучиться, умрет, не приходя в сознание.
Сайто рассеянно кивнул и вышел в туалет. Лицо его в зеркале выглядело бледным до желтизны. Ярко проступили морщины. На воротничке запеклась кровь. Сайто тщательно вымыл руки, высушил их и позвонил Доминику Коббу.
— Вы уверены? — помолчав, уточнил Доминик.
Сайто был уверен — он был уверен, когда шел по коридору, когда знаками велел охране встать за дверьми палаты, когда зашел к Фишеру, к которому было ни в коем случае нельзя, и испуганная медсестра вилась вокруг и истерично напоминала ему об этом.
На помощнике блеснули очки.
— Позвольте мне эту дерзость, — у него дрожали руки, и Сайто позволил, молча повернувшись к нему. — Я понимаю, мистер Фишер, очевидно защитил вас, и вы теперь чувствуете себя обязанным...
Сайто посмотрел на него, и помощник замолчал, побледнев. В свете больничных ламп его кожа начала казаться синеватой.
— Купите их всех, — сказал ему Сайто по-японски. Помощник поклонился.
Фишер спал, с лицом, упакованным в прозрачный пластик дыхательного аппарата.
— Вы должны понимать, — говорил Кобб чуть раньше. — Таких испытаний практически не проводилось, он же в коме. Неизвестно, получится ли хоть что-нибудь.
— Спасибо, мистер Кобб. — Сайто нажал на отбой.
Через полчаса явился присмиревший врач в сопровождении анестезиолога и странного растрепанного человека, очевидно, специалиста от Кобба. Анестезиолог и специалист некоторое время шептались.
— Это ваш сон, так что когда придет время, — от человека странно пахло травами и тальком, — я устрою вам выброс.
Сайто смотрел на откинутую крышку «Пасива».
— Мне не нужен выброс, — сказал он, — мне нужно в чистилище. И вечность. И…
Последним, что он увидел, были мирные тени от ресниц на щеках у Роберта.
***
Замок стоял на камнях — далекий, большой, но при этом ненастоящий, как будто сделанный из папье-маше. Сайто отвернулся от него и пошел по узкой полосе между солью и камнями.
Рыбачий поселок походил на десятки таких же, разбросанных по побережью. Дома в них начинают гнить сразу же после постройки. В этих городках ничего нет — ни достопримечательностей, за которыми стоило бы приезжать, ни красоты. В этом не оказалось даже жителей.
Сайто вышел к стреле причала, нависшей над сероватой, нечистой водой. Роберт Фишер в аккуратном костюме-тройке сидел на потемневших от времени досках и держал на коленях пистолет. На вид Роберту было лет десять — одиннадцать.
Сайто подошел к нему, уселся рядом. Роберт поднял пистолет и приставил ему к животу. Его рука быстро начала трястись от тяжести.
— Я виноват перед тобой, — сказал Сайто, вглядываясь в выцветший горизонт. — Я, знаешь… Я не хотел ничего плохого. Прошу простить мне мою ошибку.
— А чего хотел? — спросил Роберт. Сайто понял, что Роберт не узнает его.
Взгляд на детском лице был взрослый, жестокий. Сайто рассматривала его смерть.
— Того, чего хочешь ты, — ответил Сайто. Ему вдруг оказалось очень легко от себя отказаться.
— И чего же я хочу? — Роберт больно ткнул пистолетом Сайто под ребра.
— Ты один? — спросил Сайто.
Роберт молчал.
— И я один. И жизнь моя полна сожалений.
Роберт, помедлив, положил пистолет на колени. На востоке клубился шторм. Тучи насквозь прошивали молнии. Роберт молча смотрел в воду и волосы его трепал соленый ветер.
— Видишь, — сказал Сайто и взял его за руку. — Я как ты, а ты как я. Мы одинаковые.
— Посмотри на меня, — сказал Сайто. — Кто я?
Он не знал принципов работы Имса и видел только итог. Сейчас он смотрел в глаза Роберту, и ему казалось, что он видит в них, как меняется его лицо. У Роберта по щеке вдруг скатилась слеза.
— Папа? — позвал он робко. — Папа!
Мистер Фишер-старший протянул костистую широкую руку и, улыбаясь, потрепал его по волосам.
