Genocide Skeletons

Санс посмотрел в глаза брату. В нем бушевало столько различных эмоций, что понять их было просто невозможно, поэтому все что ему оставалось — это смотреть. На Папирусе была куртка, покрытая прахом. Его прахом. Прахом Санса. Он почувствовал, как слезы наворачиваются на глазах, а его рука рефлекторно потянулась к красному шарфу на шее. Все еще пыльный. Это напоминание о том, что он не смог защитить своего младшего брата. Но монстр перед ним не был тем умершим Папирусом. Он носил куртку Санса. Значит он видел смерть своего брата. Значит он понимал, за что боролся. Значит Санс, так или иначе, не смог защитить его. Он не мог защитить Папируса от смерти. Он не мог защитить его от правды. Он знал, что он плачет и его руки сжимались на грязной красной ткани. — Санс… — прошептал Папирус. — Ты… Санс не мог подобрать слов. Что он мог сказать? Он был тем, кто должен был страдать. Он был тем, кто должен был наблюдать смерти друзей. Не Папирус. — Ты не мертв… — Выдохнул высокий скелет. Санс шмыгнул носом, жалкий плач вырвался прежде, чем он смог остановить его. — Ты жив! — Воскликнул Папирус. Он кинулся к Сансу со скоростью молнии, заключая того в объятия, которых оказалось достаточно для того, чтобы выдавить вздох из его несуществующих легких и всхлипы из его горла. -Брат- брат- ты в порядке… ох, Санс, я думал… я думал, что больше никогда тебя не увижу… — Папирус плакал. Оба брата упали на колени. Санс обвил руки вокруг своей же грязной куртки, не понимая, что происходит. Это было мучительно. — Папирус… — Проскулил Санс. — Мне жаль… Прости, Пап, я… Я… — Санс… брат, я видел, как ты умер- боже, Санс, это было ужасно, я пытался остановить человека, но я не смог, — Папирус всхлипнул, сжимая спину брата. — Санс, Санс… не оставляй меня больше, брат… Санс… Санс чувствовал каждый всхлип, отдающийся дрожью в теле брата, но все что он мог — это зарыться в столь знакомый шарф и прижаться к Папирусу как можно ближе. Как могло это быть правдой? Были ли они оба на самом деле мертвы? Санс почувствовал, как слезы Папируса стекали на его череп и понял, что это не сон. — Прости, Санс, за то, что звал тебя ленивым так часто, и за то, что не ценил тебя, и… И… И за все! — Папирус взвыл. Санс отпрянул от него, его брат был в истерике. — Ты лучший брат во всем мире, а я никогда тебе этого не говорил. Все, о чем я мог думать, это то, что я не успел сказал тебе, и как ты никогда не смог бы попробовать моей ужасной, ужасной стряпни, и как ты никогда больше не разбудишь меня посреди ночи, и как я… Я… Я никогда больше- не увижу- не увижу твою улыбку, когда ты шутишь, и мне жаль, Санс, прости, пожалуйста, Санс, я… Санс кинулся на брата, чтобы заткнуть его, потому что он больше не мог слушать это. Папирус ухватился за спину брата и рыдал в его плечо. — Нет, нет, нет, нет, Папирус, ты не сделал ничего плохого, я- я так сильно тебя люблю, шш, Папс, все хорошо, ты в порядке, я тут, бро, я никуда не уйду, я расскажу тебе столько шуток сколько захочешь, я люблю твою еду… Прости, Папирус, — Санс практически сорвался на последних словах, прежде чем сделать лихорадочный вдох. — Ты самый лучший бро и мой лучший друг, мне так жаль… Я тут, Папс, я тут. — Я никогда больше не хочу тебя терять- я не могу потерять тебя снова, я просто-, — Папирус рыдал, весь мокрый от слез и соплей. — Я наблюдал твою смерть, брат… Я… Я смотрел, как ты умираешь… — Я знаю, я знаю, но я тут… Рядом с тобой, Пап… Папируса бил озноб, он дрожал и плакал. Он не сдерживался — кто угодно в пределах мили мог услышать его крик. Санса это не заботило. Он и сам не пытался успокоиться, рыдая так же, как и его брат. Он почувствовал, как большие руки Папируса обвили его спину и крепко держали, будто Санс мог исчезнуть в любую секунду. Санс, держась за череп брата, прижал того так близко, что казалось их души соприкасались. Но этого никогда не будет достаточно — не после того, как он потерял его. — Пожалуйста, не уходи больше, — хныкнул Папирус. Его голос сломался. — Пожалуйста, больше никогда не уходи снова, брат. — Я не уйду. Я всегда буду тут. Но ты должен пообещать мне то же самое. Знаешь, я- я не справлюсь без тебя, Папс. — Я никогда не уйду. Я буду обнимать тебя, пока мы не умрем, — произнес Папирус. Санс выпустил легкий смешок, который превратился в всхлип. — Боже, мы застряли. — сказал Санс. Он и Папирус так крепко обнимались, что их ребра были частично сцеплены вместе, но тепло стоило дискомфорта. Находиться так близко друг к другу стоило того. Впервые за долгое время, Санс смог, наконец, выкинуть из головы изображение его умирающего брата. Папирус был живым. Он был прямо здесь. Это единственное, что его волновало. — Я так сильно люблю тебя, Санс, — сказал Папирус. Он немного успокоился, но его собственные слова заставили его снова заплакать. — Я люблю тебя, и я был ужасным братом, я сделаю все что угодно для тебя, я клянусь- — Замолчи, Пап, ты никогда не был плохим братом. Ты Великий, помнишь? Великий Папирус? Из Папируса вырвался громкий всхлип. — Я был Великим только благодаря тебе! Ты тот, кто позволил мне быть Великим! Сердце Санса больно сжалось. — Ты всегда был лучшим, это не из-за меня, бро, ты всегда был сильным, храбрым и- — Прекрати это! Я знаю, что ты сделал… я знаю, что… что каждый раз тебе приходилось видеть мою смерть… я знаю, ты всегда шел за человеком, и я знаю, что ты такой же сильный и храбрый, как и я! Я научился этому у тебя! Санс всхлипнул, как-то средне между счастливым и абсолютно сломанным. Ему было нечего сказать. Папирус все еще ревел. — Я люблю тебя, Санс, я люблю тебя очень сильно, прости, что не говорил тебе этого каждый день, как ты того заслуживаешь. Санс мог только дрожать и плакать, уткнувшись в брата. В этом всем не было смысла, они оба были мертвы, но все, чего Санс хотел, это прижать своего бро так близко, как только можно и постараться не сломаться окончательно. — Я люблю тебя, Санс, — хныкнул Папирус. — Я тоже люблю тебя, Папс.