let's have some fun

Во всем виноват банановый сок. Обычный, ничем не примечательный банановый сок в ярко-розовом пакете. Купленный Исюанем банановый сок совершенно без какого-либо коварного умысла. Или во всем виноваты кривые руки Сынена. Или сам Сынен, которому вечно неймется. Сынен, он такой. Сынен смеется и подмигивает, и говорит, мол, да ладно, что в этом такого, никто не узнает. Ибо сидит на кухонном столе, поджав под себя ногу, и болтает второй, задумчиво кусая губу. Смотреть на то, как Сынен вливает соджу в пакет сока, смешно, но в то же время до жути интересно. И это немного непривычно, что Сынен подначивает Ибо сделать кое-что неправильное, кое-что запретное, кое-что, за что можно даже от Исюаня огрести люлей. Все должно быть наоборот, вообще-то, но – Сынен крепко завинчивает крышечку, трясет пакетом – раз, два, три, – смеется под нос и прикладывает холодный пакет к шее. На его коже остается влажный блестящий след. – Ну что? Пойдем? – Сынен призывно подмигивает, и Ибо спрыгивает со стола. Что он, будет пасовать перед каким-то там Сыненом. Пф. Не первый раз они с Сыненом проворачивают всякие не очень хорошие и явно неодобряемые хенами дела, но за соджу с соком можно... реально получить можно. Поэтому Ибо включает самый непробиваемый покерфэйс, когда проходит мимо комнаты Исюаня. Сынен даже приветливо машет им рукой – Исюаню и Сонджу, которые сидят ровно на таком расстоянии друг от друга, на которое успеваешь отодвинуться, когда слышишь в коридоре шаги в неподходящий момент. Ибо ухмыляется. Он, конечно, несовершеннолетний, все дела, а хены шифруются очень мило. Главное, чтобы смазку оставляли где всегда – там удобно ее пиздить. По-тихому, потому что просить целиком весь тюбик неудобно. Сынен плотно закрывает дверь и кидает на пол пару подушек. Он втискивается в узкое пространство между кроватью и шкафом (там их точно не будет сразу видно с коридора), и Ибо не остается ничего другого, как умоститься рядом. Его голое бедро тесно-тесно прижимается к такому же голому бедру Сынена, так что скоро кожа в соприкасаемых местах станет мокрой от пота. Об этом сейчас лучше не думать. Равно как и о воплях, которые поднимет Сонджу, когда заметит пропажу бутылки алкоголя. Равно как и о тонкой, почти прозрачной майке Сынена. Равно как и о трех поцелуях и одной неловкой дрочке друг другу в ванной, потому что Сынен наглый и крикливый и ввалился к Ибо в ванную и его так невовремя захотелось. Об этом правда лучше не думать. Ибо недоверчиво смотрит, как Сынен разливает воняющий соджу сок по стаканам; Ибо хотел бы, чтобы в этот раз Сынен поцеловал его сам. Об этом тоже лучше не думать. Первый глоток едва ли не оказывается на дверце шкафа. Мерзость, противно, горько, жжется, с отвратительным сладковатым привкусом – Ибо едва заставляет себя глотнуть и вытирает рот. Сынен проглатывает содержимое стакана в два глотка; держится он лишь немногим лучше. – Кажется, многовато налил, – неуверенно говорит Сынен, посматривая на розовый пакет. Ибо хочется ему врезать. Вместо этого Сынен притаскивает такой же ярко-розовый пакет, но с упоротой клубничкой на торце. Ибо вздыхает и думает, что хуже уже не будет. Как же он оказывается неправ. В смысле, что дело идет веселей и содержимое пакетов оказывается в их желудках очень быстро. В смысле, что на улице жара неимоверная и их голые с Сыненом бедра трутся друг о друга, и брезгливому Ибо это даже как-то по-извращенски нравится. В смысле, что Сынен говорит: "Что ты паришься в этой своей тупой кофте" – и стаскивает с Ибо тонкую одежду, неуклюже дергая и попутно вырвав хороший клок волос. В смысле, что они полупьяные, полуголые и Сынен решает попробовать выпить прямо из пакета. В смысле, что Сынен мокрый, весь в бело-розовых потеках и воняет бананом, клубникой и соджу. В смысле, что пиздец. Сынен говорит "ой" так растерянно, что это почти мило. Его совсем немного пошатывает; Ибо расфокусированным взглядом рассматривает, как Сынен пытается поймать каждый стекающий потек, глупо хихикая, и ему кажется, что у Сынена начнется истерика. – Блять, – стонет Сынен, падая на пол, и лениво доползает к Ибо, разваливается, опираясь на него плечом. Скоро истерика начнется не только у Сынена. Наверное, это просто какой-то массовый психоз; Ибо закрывает глаза, и ему кажется, что мир вокруг кружится, словно карусель, и плавится одновременно. В сознание врывается красивый смех Сонджу – Ибо фиксирует его автоматически, отмечая, что скоро кому-то понадобится тот самый тюбик, из которого он пиздил. Но это все фоном – а так этот психоз Ибо очень даже нравится: карусель, жара, щекотные струйки пота по спине, жаркий тяжелый ленивый Сынен и противное послевкусие соджу на губах. – Я хочу целоваться, – хрипло говорит Сынен. Ибо кивает, не открывая глаз. Толчок под ребра – один, второй. – Эй, – Сынен привстает и, судя по всему, оборачивается. – А ты? Ибо хочется сделать вид, что он не понимает. Ясен хуй, Ибо тоже хочет. Ибо хочет даже больше, чем Сынен. (А может, и наоборот.) Сынен возится, толкается, куда-то лезет, что-то пихает, Ибо несет на карусели все сильнее – он очень плохо воспринимает алкоголь, тем более пробовал его два раза – а когда карусель останавливается, Сынен сидит на его бедрах, и у него такой же привкус противного соджу на губах. Сынен наглый, противный и липкий; он крепко держит Ибо за плечи и умудряется так прижиматься, что Ибо тоже становится липким и противным: кожу на груди неприятно стягивает и он тоже воняет алкоголем. – Пизда нам, – выдыхает Сынен ему в губы. – Пизда, – соглашается Ибо и лезет Сынену в трусы. Все равно все можно списать на соджу, жару и психоз. Со спизженной смазкой было бы, наверное, удобнее – Ибо (как бы избито не звучало) на себе проверил – но Сынен делает все только хуже — елозит, возится, вздыхает, кусает Ибо за шею и голые плечи, липнет, постанывает – и это все очень хорошо и очень плохо одновременно. А еще Сынен, оказывается, пиздец тяжелый – особенно когда тупо валится на Ибо сверху, тяжело дыша в плечо. У Ибо саднят плечи и шея. У Ибо рука в липом и теплом, и он весь перемазан смесью сока и соджу. У Ибо стояк и пиздецки нехорошее предчувствие, что Сынен ему помогать не спешит. Сынен скатывается с Ибо и, подхватив пустые розовые пакеты и поправив трусы, кидает "я в душ". – Вот… говнюк, – шипит Ибо на китайском в надежде, что Сынен не услышит, а если услышит, то не поймет, и запускает руку в испачканные соком шорты.