руины.

-она больна, знаешь? Чжинхван говорит это с читаемой в голосе болью. Он знаком с ней уже три года, а никак покоя не найдёт. Крутится вокруг этой девушки, дарит ей время и частицы своей души, когда от самого обломки остались. Мне на него смотреть больно; плакать хочется. Постоянно говорит мне о ней, но только ничего из часовых монологов не объясняет этой любви. Да и увидел я её только сегодня, на его дне рождения. Она ничем не отличается от других иностранок, только ростом маловата, да и бледная уж до такой степени, что все вены, словно кистью по холсту. -она не выглядит больной, только не улыбается почти. А ведь и правда. Эмоций мало до такой степени, что можно принять её за манекен. До ужаса красивый манекен. -этого не видно. ты либо узнаешь со временем, либо не узнаешь никогда. Вот, она подходит к нам, говорит своим странно хрипловатым голосом, что отлучится в ванную ненадолго, и уходит. А у Чжинхвана в глазах грусть и тьма зарождающейся истерии. Кидается за ней, но застаёт лишь наглухо запертую дверь и тихий звук воды по ту сторону. Стучит со всей силы и кричит, чтобы она открыла ему. -пожалуйста, Ана, открой. не делай себе больно. Опускается на колени и заходится в рыданиях, а я, кажется, начинаю понимать. -сумасшествие - её болезнь, - хриплым от слёз голосом, - пожалуйста, Чживон, открой эту чёртову дверь. И я начинаю бить со всей силы, срывая её с петель, не видя перед собой ровным счётом ничего. Чжинхван подрывается и через секунду уже слышится звук падающего лезвия. Смотрю вниз и вижу: он трясущимися руками, весь в чужой крови, прижимает тело девушки к себе и шепчет тихое "пожалуйста". И этот шёпот сливается с тихим и рыданиями, становясь какофонией звуков. Я осознал то, что так долго пытался донести до меня друг. Она пытается лишить себя жизни. Я понял, почему он пропадал ночами и от него пахло лекарствами; почему так много времени проводил с ней. Он хотел спасти её. Всегда спасал. И даже сейчас - он смог, раз она тихо роняет слёзы на его плечо. Он не может оставить её. Не может потерять то, что так ему важно. -спасибо, Хван, - говорит она, и между словами читаются мольбы о прощении, - спасибо за то, что успел. И я сам начинаю тихо плакать от осознания всей тяжести, лежащей на плечах моего друга. Мне больно за него и, после случившегося, за неё тоже. Больно за них двоих. Здесь боль витает в воздухе. Сердце как на части разрывает, и я покидаю их, чтобы не нарушить итак шаткую связь этих двух руин, в которых лишь сердца живы. Теперь я знаю, что любовь бывает очень болезненной и всеразрушающей, но связь лишь сильней - это и является спасением.