Право на нежность

Ты пролился из рук Полуночной грозой, Сбылся вмиг, как плохая примета; Ты - как тень, я - как звук, Мы сплетались с тобой, Наплевав на условности света. Акира с трудом разлепил опухшие веки, уставившись воспаленными глазами в потолок. Несколько секунд он пялился на трещины, в изобилии покрывавшие грязную отсыревшую штукатурку. Кое-где она отвалилась, обнажив гниющие потолочные балки и перекрытия. У-уу, проклятая дыра. Серый рассвет уже пробирался в комнату сквозь запыленное окно, неторопливо, словно осторожный вор. Где-то вдалеке слышалась грызня собачьей своры; одиноко хлопала на ветру ветхая ставня. Ее жалостный скрип заставил парня поморщиться: нервы, точно оголенные провода, гудели в черепной коробке, отдаваясь болью в висках. Да и не только в висках… Попытка присесть раскаленным прутом хлестнула по пояснице – казалось, одно неосторожное движение, и он просто развалится на части. Ночью снова прошел дождь. Лежа на спине, он жадно глотал холодный воздух, в котором витали отчетливые запахи дыма, плесени и еще один, сладковатый и удушливый – разложения. Обычные запахи утренней Тошимы. Акира привык к ним настолько, что едва замечал. Ветер, проникавший сквозь треснутое стекло, свободно гулял по комнате и его обнаженному телу. В голове постепенно прояснялось, но промозглая уличная сырость пробирала до костей – в ней уже чувствовалось дыхание скорой зимы. Осень истекала последними яростными ливнями и в исступлении рвала сухую листву, бессильная ей помешать. Когда выпадет снег, они уйдут отсюда; Шики не любил долго оставаться на одном месте. Мысль об этом вызвала облегчение – вонючая сырая дыра, в которой они жили последние три месяца, надоела ему до тошноты. Старая продавленная кровать со смятыми простынями тоже пахла сыростью и жутко скрипела. Акира безуспешно пытался нашарить в скомканном белье одеяло, пока не понял, что оно безраздельно принадлежит его сожителю. Чертов ублюдок. Он тихо выругался, надеясь, что до Шики его слова не донеслись - слух у него был почти кошачий, и даже крепко спящий, он вполне способен был услышать. Акира просверлил глазами его спину, борясь с мучительным искушением дать ему пинка в качестве пожелания доброго утра. Губы парня тронула улыбка, когда на один краткий, сладкий миг он представил обнаженного сонного брюнета, поздоровавшегося копчиком с полом. Но увы, этим мечтам суждено было остаться мечтами; Акира слишком хорошо знал своего любовника, чтобы незамедлительно представить его реакцию и последствия, которыми эта реакция грозит для него лично. Не далее как вчера этот псих скрутил ему руки проволокой и привязал к кровати. В ответ на протесты Акиры он лишь криво улыбнулся: «Прости, принцесса, пушистых розовых наручников поблизости не оказалось». Блондин оскалился и клацнул зубами в миллиметре от его горла – проволока не позволяла двигаться дальше. «Я вижу, сегодня ты хочешь пожестче». Кровавые глаза блестели издевкой, поэтому Акира тогда лишь мысленно простонал и приказал себе расслабиться; в конечном счете, продолжи он трепыхаться, ему же было бы хуже. Он потер красные, опухшие запястья и попытался отыскать под кроватью собственную рубашку. Но как назло, в ворохе одежды попадались лишь кожаные шмотки Шики: майка, брюки с шипастым ремнем, грубые ботинки на стальных заклепках. Смирившись, он укрылся его черным плащом и обхватил себя руками, пытаясь согреться. Его теплое тело так близко… Откинуть бы одеяло и прижаться к нему, переплетая свои заледеневшие ступни и руки с его. Как же велико искушение… Изящная шея и покатые плечи – их матовая, безупречная кожа цвета сливок невольно притягивала взгляд. Затем глаза Акиры скользнули ниже, где тонкая ткань обрисовывала мягкие изгибы узких бедер и стройных, длинных ног. Красив, словно языческий бог, и столь же порочен. Было что-то сверхъестественное, непостижимое в той легкости, с которой он подчинял его себе – одно лишь касание этих умелых рук доводило его до оргазма. В их отношениях никогда не было и намека на нежность. Пылкие прелюдии, чувственные поцелуи и ласки, принятые у влюбленных, были Шики незнакомы. Он брал его почти сразу, сильно, жестко, глубоко. Первые дни Акире казалось, что в руках арбитра ему было бы все же лучше. Собственное тело становилось неудобным и грязным, словно дешевый гостиничный номер, а боль когтями разрывала изнутри, стоило Шики войти в него. Утро же он просто возненавидел – приходилось часами отлеживаться, пытаясь заставить трясущиеся ноги повиноваться. Шики к тому времени уже испарялся, бесшумный и грациозный, словно хищник, и лишь смятая рядом подушка напоминала о том, что засыпал Акира не один. Однажды он так и пролежал до самого возвращения брюнета – малейшее движение простреливало спину такой болью, что темнело в глазах. Шики это явно позабавило: «Настолько понравилось, что готов не вылезать из постели?» Насмешливый взгляд, словно сотканный из алого пламени, прожигал насквозь его обнаженное беспомощное тело - сил одеться у Акиры просто не было. Он прикрыл веки и пожелал Шики провалиться в преисподнюю, где ему самое место. Акира ожидал чего угодно: ядовитых слов, оскорблений, даже побоев, но только не того, что произошло – сильные руки подхватили его, почти бережно прижимая к груди, и понесли вниз. Ошеломленный, он даже не успел понять, как оказался в горячей ванне. Когда обжигающая вода соприкоснулась с саднившей кожей, Акира не сдержал судорожного полустона. Теплый пар обволакивал его, словно руки нежного любовника, ласкал влажными поцелуями. Нежность… Интересно, способен ли он на нее? Из-под полуопущенных век он видел силуэт прислонившегося к косяку Шики. В полумраке ванной комнаты его глаза блестели кусочками темного оникса, и в них разгоралось жадное, горячее желание. Однако в ту ночь просторная постель принадлежала ему одному – Шики растворился во тьме грязных закоулков Тошимы, прихватив с собой катану. Чувствуя теплую истому в каждой клетке, Акира заснул почти мгновенно, и ему снилось, что прохладные руки брюнета мягко оплетают его тело. Приятный сон… Только взгляды твои прожигали насквозь, Предваряя известный финал; Те слова, что, как золото, сжали мы в горсть, Ты не слышал, а я - не сказал... Ветер стальным кулаком ударил в хлипкое стекло, и Акира поежился – кожаный плащ почти не давал тепла. В отличие от его хозяина… Шики вздохнул и потянулся, переворачиваясь на спину. Одеяло сползло, и Акира невольно мазнул взглядом по открывшемуся рельефу мраморной груди и подтянутому, крепкому бедру. Вдоль позвоночника еще скользила легкая теплая судорога удовольствия, и он поморщился, чувствуя, как внизу живота вновь скручивается тугой узел желания. Акира свернулся клубком, подтянув колени к подбородку, но это не спасало – полуобнаженное, обманчиво-доступное тело спящего брюнета продолжало манить к себе. Если он попытается… Шики никогда не позволял ему касаться себя; Акире приходилось кусать подушку и комкать простыни в тот момент, когда больше всего хотелось исполосовать ему спину ногтями или в исступлении водить губами по влажной коже. Он бессознательно коснулся багровых меток на собственном теле, тянущихся от шеи к низу живота. Уже завтра они превратятся в фиолетово-желтые подтеки. «Это напоминание, - прошелестел знакомый голос в голове, – напоминание, что ты принадлежишь мне». Шики всегда улыбался, произнося эти слова, и от его улыбки желудок будто наливался свинцом – страх, слишком сильный, чтобы выразить словами. Так же он улыбался в тот день, когда арбитр попытался силой увести Акиру в красную бархатную комнату, насквозь пропахшую восточными благовониями, мускусом и мужским семенем. Его отрубленные руки и перекошенное лицо потом не раз являлись Акире в кошмарных снах. Шики же хладнокровно глядел на него глазами цвета крови, стекавшей с меча и черной одежды, и в их глубине плескалось нечто, не имевшее названия, пробуждая древние, как мир, инстинкты. Его губы сложились в одно-единственное слово: «Мой». Оно проникло сквозь кожу, выжженным клеймом отпечатавшись в сердце; горячим пульсом билось в мозгу, когда он брал его в первый раз, хрипло шепча на ухо бесстыдные слова, от которых тело становилось мягким и податливым, словно воск. И он был готов на все… Исполнить любое, самое дикое и извращенное его желание, подчиняться беспрекословно, отдаваться целиком, до изнеможения, до сорванного бесконечными криками горла. Это чувство, ядовитое и сладкое, словно наркотик… Оно вливалось в кровь вместе с оргазмом, когда он кончал в него раз за разом; теплой судорогой сводило губы, когда Шики перед уходом лохматил ему волосы – небрежное, грубоватое касание, от которого внутри почему-то все переворачивалось. И Акира никак не мог схватить это новое, прежде неизведанное чувство. Чувство, похожее на… Нет, невозможно. Даже в мыслях это слово звучало ужасно по-идиотски. Так почему с каждым днем все отчаянней хотелось… Люби меня. Непонятное чувство нарастало, пульсировало и клокотало внутри раскаленной лавой, требуя выхода наружу. Ненавидеть было легко – сколько раз он мечтал перерезать ему во сне глотку? Трахаться – просто и понятно. Секс с ним, пусть и жесткий, всегда приносил какое-то особенное, жгучее удовольствие. Со временем он даже научился мириться с мгновенными приступами ярости, вспыхивавшими всякий раз, когда что-то шло вразрез с его желаниями. Его вечно раздраженное, хмурое лицо, его привычка пить горький, как полынь, кофе, их утренние перепалки и короткие драки, в конце которых он неизменно заваливал его на стол или прижимал лицом к стене – прежде чем Акира успел осознать, все это обернулось зависимостью. Шики, словно медленный яд, уже отравил его тело, подобравшись вплотную к самому сердцу. Шики, чьи упругие мышцы живота сейчас так мягко перекатывались в такт мерному дыханию, снова превращая мозги в безвольный студень. Акира представлял себе миллион вещей, которые мог бы сделать с ним, не будь он таким жестоким, эгоистичным садистом. Он бы начал с волос – густых и жестких, как звериный мех, как шкура черной пантеры, каковой Шики и являлся. Погрузить в них пальцы, легкими массажными движениями скользя по затылку и темени, чуть сильнее нажимая на чувствительные точки за ушами. Он бы заставил его мурлыкать, подобно огромному дикому коту, тянуться за новой лаской и изгибаться в судорогах удовольствия. А затем… Акира даже не заметил, как вслед за мыслями его рука сама коснулась кончиков волос спящего. Невесомое, неощутимое прикосновение… Но алые глаза внезапно полыхнули из-под распахнувшихся век, и в следующее мгновение он оказался лежащим на лопатках, придавленный весом оседлавшего его сверху брюнета. Старая кровать надрывно скрипнула, но выдержала их манипуляции. В нос Акире ударила волна сырости от слежавшихся простыней. Он сдавленно прохрипел и попытался вывернуться – напрасно. - Что, тяжело? Сам виноват. – Хриплый смешок раздвинул его чуть припухшие губы, а кончик языка влажно обвел их контур. Акира вновь выгнулся и рвано выдохнул, когда руки Шики властно легли на его бедра, крепко сжав ягодицы. Одним сильным, резким движением он дернул его на себя и привстал на колени. Улыбка, больше напоминающая хищный оскал, обнажила белые ровные зубы; прикусив чувствительную кожу вчерашних засосов на животе, он провел по ним горячим, шершавым языком. Хриплые вздохи Акиры давно превратились во всхлипы, а тело рвалось от возбуждения, с новой силой разгоравшегося от каждого прикосновения этих острых, словно жало, губ. - Н… нет… Стой… Подожди!!.. – Это все еще был стон, а не голос. Шики вопросительно изогнул бровь и приподнялся на полусогнутых руках. - Ты выбрал неподходящее время для разговоров. – Его ладони вновь скользнули вниз по ногам, слегка разведя их в стороны и согнув в коленях. – Сам же меня разбудил. А значит… - Еще один влажный, болезненный засос на внутренней стороне бедра. – Готов к последствиям. Колючий жар разлился по венам. Безумие или смелость?.. Но пока он так близко, это желание… Сильнее всего. - Надеюсь, и ты готов. Наши души сцепились голодным зверьём, А телам было этого мало - И наутро безумное сердце мое, Застонав, на весь день умирало. Резко подавшись вперед, Акира обхватил его за шею руками. Их лица почти соприкоснулись; в алых глазах промелькнуло удивление. Простое, мимолетное касание, но такое… волнующее. Аперитив, что бывает слаще основного блюда. Плавно, словно в замедленной съемке, он коснулся его губ теплым, почти целомудренным поцелуем. Солоно… Кровь? Слезы? А может, горьковатый вкус его собственной кожи, который впитали в себя губы Шики? Акира легко провел по ним языком и скользнул внутрь. Горячо, влажно и так… приятно. Он медлил, легкими, дразнящими движениями исследуя его рот. Шики редко позволял целовать себя в губы – было в этих поцелуях что-то такое… интимно-манящее, запретное, гораздо более чувственное и откровенное, чем секс. Это ощущение… словно все наносное стерлось, а естество перевернули наизнанку. Прикосновение обнаженных душ, у которых не осталось друг от друга секретов. Акира придвинулся ближе, обхватывая его ногами и прижимаясь всем телом, чувствуя, как с каждой секундой возрастает обоюдное возбуждение. Мягкие касания превратились в торопливые укусы, а губы сплелись намертво. Теряя контроль, Шики распахивал его до отказа, вжимался жадно и глубоко, слизывая готовые сорваться с языка гортанные стоны. Воздух кончался вместе с терпением – резко оттолкнув, Акира бросил его на кровать и сел сверху, крепко сжав коленями бедра. - Хо-оо, это что-то новое. Малыш решил поиграть? – Шики облизнул искусанные губы и прищурился. - Именно. Буду играть с тобой, пока криком не закричишь. - А я-то всегда считал, что кричать ты у нас мастер. – Красные глаза насмешливо полыхнули. – Проверим? – Его палец проворно скользнул к основанию позвоночника, но Акира вовремя перехватил его. - Давай сегодня сделаем все по-другому. – Он сам не понимал, откуда взялась эта спокойная, мягкая властность в голосе. – Не волнуйся, тебе понравится. – Акира наклонился ближе, дохнув на него теплом и с удовольствием отметив, как в глубине его взгляда разгорается интерес. - Решил отыметь меня? – Шики саркастично изогнул бровь. – Кажется, ты забыл. Все, что от тебя требуется – пошире раздвигать ноги и кончать, когда я разрешу. - Разве ты не хочешь… поэкспериментировать? – Язык юрким ужом скользнул по шее. - Ощущения, что тебе еще не знакомы… и наслаждение, которое ты не испытывал. В этот раз… - Акира приблизил губы к самому его уху, – в твой первый раз я постараюсь быть… нежным. Шики расхохотался в голос; Акира отстранился, разочарованно щелкнув языком. И в такого, как этот упрямый, циничный ублюдок, его угораздило… Нет, он скорее умрет, чем признается в этом даже самому себе. Акира предпринял последнюю попытку. - Не отказывайся. После можем попробовать стоя, как ты любишь. - Он слегка поерзал на нем, чувствуя, как мгновенно отвердевают его мышцы. - Если согласишься, потом сделаю все, что захочешь. Шики вскинул на него глаза: - Все, что захочу? – Он скользнул ногтями по его ноге, поглаживая округлое бедро. Акира хорошо знал его главную слабость. Никогда он не видел его таким возбужденным, как в те моменты, когда добровольно передавал ему власть над собой. Шики всегда доводил его до состояния прострации, до полного психологического истощения. Боль была настолько сильна, что уже не ощущалась, а обездвиженное тело рефлекторно содрогалось в такт его движениям. Крики перетекали в молящие хрипы, и под конец он просил взять его едва ли не со слезами. Утонченная, изощренная пытка, тягучая, словно патока. Всего лишь игра, очередное безумие, но… В этих умелых, безжалостных руках даже безумие приобретало какой-то сладкий, притягательный оттенок. И остановиться с каждым разом было все сложнее. Несколько секунд Шики медлил, словно взвешивая что-то. На мгновение Акира ощутил страх: возможно, он слишком поторопился? Мысль о том, что с ним может сделать Шики, заставила тело покрыться холодной испариной. Но лицо брюнета внезапно полоснула шальная улыбка, и он выдохнул ему в губы: - Что ж, давай поиграем. В любом случае, - его ногти глубже вонзились в кожу, - трахнуть тебя я всегда успею. – Шики откинулся на подушки и развел руки. – Удиви меня. Мои чувства и мысли нырнули в туман, Разум мой удалился от дел; Как признанья мои превратились в обман, Ты не слышал - а я не смотрел... Акире казалось, что каждый его нерв превратился в натянутую струну. Он так близко… желанный, мягкий, доступный. Каждый изгиб, каждая линия этого совершенного, расслабленного тела сейчас принадлежали ему. Кровь бросилась в голову; одна его часть – весьма специфическая часть – требовала взять его без промедлений и вонзаться глубоко, до потери сознания, пока он не задохнется в собственных криках. Алые глаза искушали, сверкали знакомым дьявольским блеском, а ноги раздвинулись, словно приглашая. Пальцы сами потянулись к его бедрам, но он сдержался и вместо этого запустил их в волосы, как делал сотни раз в своем воображении. Мягкие… И пахнущие так сладко, что рот наполнялся слюной. Наяву все оказалось другим – более острым, ярким; горячее тело пластилином извивалось в его руках, реагируя на малейшее движение. Первые, невесомые касания – словно ток под кожу. Губами к виску, по щеке, вдоль точеных скул скользить вниз, к подбородку. Добавить язык, мягко обвести прямой контур носа, легко коснуться поцелуем опустившихся век. Когда они вновь распахнулись, Акира прикрыл их ладонью и прошептал на ухо: «Не смотри, а чувствуй». Прикусив мочку, он быстро скользнул языком по ушной раковине, ощутив под собой рваное дыхание брюнета. И напоследок губы – призывно открытые, они уже ждали его, но он лишь слегка мазнул по ним, лизнув нижнюю. Самоконтроль висел на хлипких остатках разума в голове, и испытывать его не стоило. На горле Шики торопливо билась жилка; Акира накрыл ее ртом, и пульс участился, сливаясь с бешеными ударами его собственного сердца. Осознание, что он тому причиной, доводило до экстаза. Безумно хотелось большего… Но рано, еще рано. Кончиками пальцев по телу – от яремной впадины к пупку, по линиям ребер, слегка царапая ногтями нежную кожу. Это чувство… Дорожкой влажных, быстрых поцелуев пройтись по груди. Словно внутри засела раскаленная игла. От каждого прикосновения по телу разбегалась волна мурашек, соски сжались и отвердели. Ты тоже ощущаешь его?.. Акира мягко обхватил их губами, посасывая и оттягивая на себя. Желание, что никогда не угасает. Шики задвигался под ним, испустив слабый стон. Мне всегда мало. Акира сжал зубы, слегка прикусив чувствительную кожу. Эта зависимость как опиум в венах – однажды она раздавит меня. Ногти Шики вонзились ему в спину; Акира заломил его руки над головой и медленными, жаркими касаниями языка зализал укусы. Но пока ты во мне… Шики сдавленно прохрипел и выгнул позвоночник – чувственные, бесстыжие губы уже спустились к его возбужденному члену, жадными прикосновениями вбирая его в себя. А я в тебе… Глубокие, тянущие движения его рта, высасывающие остатки разума. Пока длится эта пытка… По телу брюнета прошли судороги; удовольствие поднималось внутри горячей волной, сладкой, томной негой разливалось в взвинченных до предела мышцах паха. Невыносимая, разрушающая изнутри… Проворный язык обволакивал, гибкой лентой скользил вниз и вверх, дразня его напряженную плоть. Я всегда буду просить лишь об одном. Шики запустил руки во влажные вихры серебристых волос, крепче вжимая его в себя. Прекра… Не останавливайся. Последняя, ломающая кости конвульсия – и перевозбужденное тело истекает горячим соком. - Какой нетерпеливый. – Акира поднял голову и вытер ниточку слюны с подбородка. - Иди к черту. – Бледные скулы окрасил легкий румянец. Смущенный Шики – это сексуально. Вскользь брошенная фраза едва не стоила ему удара в зубы, но Акира ловко увернулся и чмокнул его в губы. Кровь медленно закипала в венах. Играть его телом, доставлять ему удовольствие… Акира даже вообразить не мог, что это будет так приятно. По его бедру еще стекала вязкая, белесая струйка; он провел по ней рукой и облизал испачканные пальцы – неторопливо и демонстративно, наблюдая за его реакцией. Шики прерывисто дышал, не сводя с него тяжелого, мутного взгляда. Кадык двинулся, и он нервно сглотнул, следя за каждым движением раскрасневшихся, влажных губ. - Еще немного – и я тебя просто изнасилую. - Могу сказать то же самое. - Акира усмехнулся и дернул его на себя. Еще один быстрый поцелуй с соленым, пошловатым привкусом – он дразнил его, запрокидывая голову вверх и не давая проникнуть глубже. Шики рычал и чертыхался, пытаясь поймать его губы; когда ему это удалось, он больно укусил его. Но вместо злости внутри почему-то взорвался смех – резкий и отрывистый, как у истерички со стажем. - Что… смешного?.. – в перерывах между поцелуями выдохнул Шики. Как объяснить, что происходит с ним? Что не издевается, просто мысль не в ту извилину залетела; что эйфория, словно тяжелое похмелье, огромным молотом бьет по мозгам. Что то самое, непонятное чувство вдруг обрело форму и завладело всем его существом, накрыло с головой, точно лавина в горах. Акира захлебывался смехом, ощущая себя последним идиотом – неужели до этого момента он даже не догадывался, как глубоко увяз? Ведь каждый день как на игле. Каждый день – по малым дозам внутрь. И если б не это, давно подох в какой-нибудь канаве на радость карателям. Но черт возьми, ему не страшно. Не страшно жить вот так – на разрыв, понимая, что каждый день может стать последним. Только не теперь, когда он осознал, что пути назад не существует и единственный выход – это нестись вперед, рискуя сломать себе шею и задыхаясь от рвущего жилы адреналина. А что до всего прочего… Самые лучшие лекарства ведь всегда горчат на вкус. И прямо сейчас он готов принять очередную порцию. Обнаженные, горячие тела слипались влажной кожей. Легкая дрожь частого пульса ударяла по нервам – сердца яростно бились, стараясь перекричать друг друга. Шики раздвинул ноги и обмяк в его объятиях, подернутым поволокой взглядом смотря ему в лицо. Акира поцеловал его за ухом – темные пряди прохладным шелком коснулись щеки, – и провел пальцем вдоль промежности, где острое желание чувствовалось сильнее всего. Лаская анус, он ногтями выводил узоры на его спине. Шики жадно ловил губами воздух, запрокинув голову назад; в полуприкрытых глазах тлел восторг. Его отзывчивое тело было таким покорным… Покорным настолько, что от возбуждения хотелось взвыть. Акира вошел медленно и мягко, стараясь не причинять ему боль. Тугие мышцы поддавались неохотно. На грани сознания мелькнула шальная и до безумия приятная мысль, что он действительно первый, кому Шики позволил быть сверху. Душа облилась сладким медом торжества. Нащупав внутри маленький комок нервов, он легкими, дразнящими движениями надавил на него. - Ты слишком напряжен, расслабься. Тебе ведь хорошо? – Мягкий шепот щекотал слух. – А если хорошо… Не сдерживайся. Резкий гортанный стон послужил ему ответом; Шики забился в его руках, крича в голос от наслаждения и боли. Акира погрузил пальцы глубже, сжимая и поглаживая чувствительную точку, двигаясь резче, быстрее. Возбужденный. Горячий. Теряющий контроль. Чем сильнее трение напряженной плоти, тем больше закатываются глаза – в экстазе, в эйфории, предчувствии того, что еще немного, и они оба дойдут до предела. В голове пустота и он, такой огромный-огромный Шики, сквозь бессвязные вздохи произносящий нечто, отдаленно напоминающее его имя. Еще, еще… Расплавленный, влажный взгляд, в котором застыла немая просьба… Скажи, скажи это вслух. Акира опрокинул его на живот, перехватив сзади запястья. Шики выгнулся всем телом и привстал на колени, зашипев от боли в вывернутых руках – хватка была железной. - Давай… Скорее… - прохрипел он в подушку, с трудом переводя дыхание. - Попроси меня. – Акира прижался к нему бедрами, давая ощутить собственное возбуждение. - Да пошел ты в… - Именно туда я и стремлюсь. Скажи, как ты хочешь меня, попроси взять тебя… нежно. – Рука Акиры резко опустилась вниз, сжимая налитые горячей судорогой мышцы члена. – Я жду. Воздух сделался раскаленным, сухой наждачкой царапая горло. Ловкие, умелые пальцы сводили с ума: оттягивали, смыкались стальными тисками, а затем мягко скользили по всей длине, слегка касаясь пылающей кожи и доводя до исступления. Шики извивался под ним, едва сдерживая рвущиеся наружу стоны. Акира удвоил усилия и сильнее прижался сзади, замерев на грани, на пике. Еще несколько секунд и он не выдержит… «Ну же…» - Аагххх… Хо… Хочу… Хочу тебя… Возьми… Выдержка лопнула, словно надувной шарик. Первое проникновение вовсе не было нежным; Акира вбивался в него бедрами до конца, до упора, ведомый слепым инстинктом. Шики до крови прикусил губы, подаваясь ему навстречу и принимая в себя. Так странно и непривычно… Ощущать под собой его живое, теплое тело, сокращение мышц, раздвигающихся под его напором. Вдоль позвоночника серебристыми нитями сбегали бисеринки пота. Акира слизывал их языком, и они казались такими сладкими на вкус… Радужным калейдоскопом в сознании вспыхивали образы: белые от напряжения пальцы Шики, вцепившиеся в простыню; тугие канаты проступивших на спине мускулов; аккуратная родинка на правой ягодице, к которой так и хотелось припасть губами… Акира прижался щекой к его затылку, пытаясь выровнять дыхание: - Больно? - Идиот, кончай уже… скорее… - Его голос звучал надтреснуто и глухо. - Ты так приятно меня сжимаешь, что я и правда могу не сдержаться. – Акира прикусил зубами аппетитную впадину на его плече, получив в награду еще один сдавленный стон. Обхватив руками бедра, он крепче вжал его в себя, ускоряя ритм. Резче, сильнее… Глубже. Шики по-кошачьи выгнул спину и шире развел колени, подхватывая его темп. Взлетая и падая, на два голоса, на два хрипа, вместе… Закрыв глаза, Акира водил ладонями по его телу. Изгибы и впадины… Мягкие контуры вздувшихся вен… Рельефы мускулов и костей… Каждый миллиметр его кожи. Даже если однажды ему откажут все пять чувств, его образ навсегда останется с ним, намертво отпечатается в крови и нервах. Какой же он горячий и влажный изнутри… Акира бережно поцеловал поясницу – там, где следы от его пальцев уже начали расползаться синеватыми узорами. Чувствуя, что конец близок, он резко вышел, а затем вонзился в него последним, отчаянным движением. Взгляд Шики поплыл; его глубокий, протяжный стон взорвался в каждой клетке, и в голове точно сорвали стоп-кран. Тугой спазм пробежал по спинному мозгу, сладко кольнул в паху, резким толчком изливаясь наружу. Нестерпимое, яростное наслаждение ударило по нервам; горячая рука оргазма сжала низ живота, выжгла весь кислород в легких. Несколько мгновений тело казалось невесомым и легким, точно вата, а затем асфальтным катком вдруг накатила усталость. Возбуждение медленно сходило на нет, уступая место приятной, вязкой тяжести и истоме. Мучительно хотелось пить. А еще – захлопнуть проклятую оконную раму, чей визгливый скрип раздавался при каждом новом порыве ветра. Но больше всего, обнять этого идиота до хруста костей и, уткнувшись в пахнущую хмелем и потом спину, замереть в блаженном забытьи. Акира лег на него животом, чувствуя, как содрогается под ним все еще напряженное тело Шики. Он протянул руку, чтобы помочь ему кончить, и… внезапно мир перевернулся. Лежа на спине и наблюдая причудливые узоры трещин на потолке, Акира испытал острое чувство дежавю. Шики навис над ним: - Неплохо, но ты же не думал, что удовлетворишь меня этим? – Его губы растянулись в усмешке. – Ведь мне всегда мало. Я бросаюсь, как в воду, в объятья твои, Снова пальцы скользят по плечу; Вырвать корень твоей ядовитой любви Ты не можешь - а я не хочу! Вяло ползущий состав мыслей Акиры взорвался, когда Шики одним быстрым движением закинул его ноги себе на плечи. Ломая и без того измученное тело, он не отрываясь смотрел ему в глаза. В них тлело то же безумие, та же необъяснимая, мучительная зависимость, что сжигала его самого. Глухими волнами накатывала боль, но даже она сейчас казалась чем-то естественным и привычным. Плата за нежность. Доказательство, что они связаны. Интересно, существует ли предел? Грань, которую невозможно перешагнуть в стремлении обладать другим человеком? Как бы сильно ты кого-то ни желал, он никогда не станет полностью твоим. Вгрызаться до крови, сплетаться телами, погружаться друг в друга, чувствуя, как с каждым разом жажда лишь становится острее. Пить эту близость быстрыми глотками, обжигая губы, и захлебываться от невозможности стать еще ближе. Но мы не перестанем пытаться. Возможно, кто-то назовет это эгоизмом. Кто-то – банальной похотью. А кто-то любовью. Не так уж важно, как зовется это чувство. Важно другое: незримое, оно сидит в каждом из нас, ожидая лишь часа, чтобы мертвой хваткой вонзиться в сердце. Слова – вялые отголоски слепой души, неспособные вместить ее истинных чувств. В них нет никакого смысла, как нет его и в самой жизни. Лишь эти два выжигают язык, стремясь вырваться наружу. И возможно, однажды он осмелится произнести их вслух… Люби меня. Люби меня. Люби меня. Акира запрокинул голову, сильнее обвивая лодыжками его шею. В груди что-то немилосердно комкалось, сокращалось, царапалось дикой кошкой. Любовь?.. Не-е. Кашель. Всему виной проклятый ветер, который все не унимался, широкими мазками полируя обнаженную кожу, заползая в ноздри запахом прелой листвы и ближайшей выгребной ямы. Опершись обеими руками о кровать, Шики методично двигался в нем. Рваные, резкие толчки вышибали дух, усиливая лихорадку. Налитые кровью глаза не отпускали его, магнитом приковывая к себе; Акира прикрыл веки, спасаясь от их немигающего пронзительного взгляда. Ему и без того слишком жарко, а Шики внутри – слишком много. Больно… Так хорошо и больно, как бывает лишь с ним. Он словно острый перец – обжигает нёбо, но после него любая другая пища кажется пресной и безвкусной. Это даже не зависимость, это уже одержимость. Теплая, скользкая влага разлилась внутри, и на излете колким сарказмом сознание зацепила тусклая мысль: «Этот придурок опять сверху…» Шики перекатился на спину, глубоко и часто дыша. Уже совсем рассвело. Хмурое осеннее утро расползалось над миром, ревниво пряча солнце за пеленою серых облаков. Иногда оно прорывалось, целуя холодную землю долгим, прощальным поцелуем, и тут же испуганно скрывалось вновь. Акира потянулся, разминая затекшие суставы. Тягучее напряжение огнем обожгло мышцы и разлилось приятной истомой, стоило вновь расслабиться. Тошима уже потихоньку просыпалась. Из ближайшей дешевой забегаловки потянуло запахом жареного; что-то разбилось, следом послышались крики и ругань, а затем глухие удары первой за сегодняшнее утро драки. В соседнем доме дребезжащей хрипотцой надрывался приемник, терзая слух незамысловатой попсовой песенкой. Акира слушал, и мечтательная улыбка блуждала на губах. Давно у него не было такого замечательного утра. Прижаться бы к нему, и стало бы совсем хорошо… Легкая дремота уже налипла на веки, когда Шики внезапно обхватил его за пояс и с силой дернул на себя. Чувствуя под щекой его сердцебиение, Акира испытал странную неловкость. В этой комнате, где пахло сексом, на грязных, перепачканных простынях, его отчего-то вогнали в краску простые объятия. Шики нашарил покрывало, обернув их еще не успевшие остыть тела. Смущение, колючее и шершавое, словно старое одеяло, накрыло с головой. Снова стало жарко; не от стыда или дискомфорта, а от того, что оказался не готов к таким ощущениям. И эмоциям: почти болезненного счастья. Украдкой улыбаясь, Акира поудобнее устроился на его груди и обвил ногами. Похоже, мечты действительно сбываются. - Знаешь, а в этом что-то есть, - задумчиво протянул Шики, жмурясь от болезненно-бледного солнечного света, мутными бликами игравшего на ободранных стенах. Кончики его прохладных пальцев порхали вдоль позвоночника – вниз-вверх, вверх-вниз. Акира блаженствовал, разомлевшей от удовольствия медузой распластавшись на нем. Двигаться или говорить ему совершенно не хотелось. - Ты имел в виду, что я чертовски хорош и у тебя все зудит в предвкушении следующего раза? – Он лениво приоткрыл одно веко и, не удержавшись, ущипнул его под одеялом за ягодицу. Шики сверкнул глазами: - Ах ты, мелкий сучёныш… Яростная, быстрая потасовка. Гибкий, словно кошка, Акира извивался под ним, но Шики был сильнее – одна его рука стальными тисками сжала запястья, а другая шею, перекрывая доступ воздуху. Кажется, снова останутся синяки… Почти физически ощущая его торжество, Акира обреченно прикрыл глаза в ожидании заслуженной кары, и…. ножка старой кровати с треском сломалась, увлекая их обоих вниз. Акира задохнулся сухим, лающим смехом пополам с кашлем, наблюдая, как Шики со злостью потирает ушибленную пятую точку, еще носящую следы его ретивой любви. Сладкой тошнотой к горлу вновь подкатила нежность. Сошел ли он с ума, или виной всему высокая температура, уже не имеет значения. И сейчас, прежде чем бронхит окончательно одолеет его, он все-таки завалит этого идиота на пол и зацелует до полусмерти. Обеспечив себе очередное «наказание». Жизнь определенно налаживается.

октябрь 2013