We live in a world on two different axles
Лиам благословил Гарри и сказал, что у него алмазные яйца, раз он решился пойти на вечеринку главных укурков школы, которые даже под страхом смерти не вспомнят, когда в последний раз они прожили хотя бы день без скрутки в зубах. А теперь Гарри жалел о своём решении и желал забыть о том, что пообещал Лиаму (который благополучно слился под предлогом свидания) и себе пойти в это место, похожее, честно говоря, больше на помойку, чем на жилой дом, а всё из-за дурацкого Томлинсона, будь проклят этот засранец. Из-за него он стоит сейчас в прихожей, заваленной обувью, наверно, полсотни людей, пропахшей травкой ещё, кажется, с восьмидесятых годов, где обои были в худшем состоянии, чем в сумасшедшем доме: разводы от разлитого пива, граффити, нарисованные под ЛСД, что больше похоже на рисуночки для теста Роршаха, и пятна чего-то ещё, о чём Гарри не хотел бы задумываться, чтобы не травмировать свою психику. Все уже были настолько обкуренные, что Гарри, пришедший только что с пивом в руках, в слишком приличной и чистой одежде для такого места, не смущал вообще никого. Единственной, кто заметил присутствие ауры трезвого человека в доме, была какая-то девчонка, проходившая по коридору мимо него в длинной растянутой футболке с кучей пятен от китайской жрачки из дешёвенького прилавка за углом, которая отдала Гарри свой наполовину скуренный косяк, вытащив из его рук пиво — типа обмен. Сказать, что Гарри чувствовал себя не в своей тарелке, — всё равно что вообще ничего не сказать. Он пришёл за тем, чтобы очаровать Луи каким-то образом, при этом не втянув ни одной затяжки самокрутки, но выйти сухим из воды невозможно. Может, просто уйти? В любом случае никто не заметит. Но у стечения обстоятельств совсем другие планы, потому что Гарри услышал самый прекрасный (для него) звук на свете — сиплый смех Луи сквозь биты музыки, которая, кстати, была приятно ненавязчивой, будто заменяла воздух в каждом уголке этого дома. Это заставило Гарри пересмотреть своё решение, так что он глянул на тлеющий уголёк едко пахнущего косяка и, не давая вновь прибывающим мыслям против этой затеи, незамедлительно затянулся, через пару секунд откашливаясь. Он присел на ступеньку лестницы, ведущей на второй этаж, и затягивался снова и снова, наконец, начиная постепенно ощущать расслабление и лёгкое головокружение, да и проблема того, как же подкатить к Луи, испарялась вместе с выдыхаемым дымом. И все доводы Лиама против глупой влюблённости в безнадёжно скурившегося парня переставали быть такими весомыми, какими они были полчаса назад. Да, Луи был первым кандидатом на вылет из школы, постоянно приходя посреди третьего или четвёртого урока, дай бог, два дня подряд, а обычно он приходил раз в неделю с сонными и красными глазами, в излюбленной синей куртке, заходя в класс ленивой и лёгкой походкой. И такие дни были для Гарри праздником, потому что он мог с открытым ртом наблюдать за особенно нерасторопной грацией Луи, а потом дрочить на него поздно вечером. Объяснить влюблённость Гарри не мог даже он сам, а заставить себя влюбиться в кого-то другого не получалось, потому что бездонно сине-серые глаза Луи всегда заманивали Гарри в тупик, от которого тот пытался убежать. Чувствуя больше лёгкости в груди, Гарри встал на ноги, едва не упав, и направился в, предположительно, кухню, надеясь, что угадал с расположением. Он не был готов к тому, что угадает с расположением кухни и Луи, развалившемся на столешнице в одних боксёрах и футболке, поэтому он оторопел на секундочку, пялясь на любовь всей своей жизни, который глянул на него сквозь туман в глазах. — Эээй, привет, — весело протянул Луи своим высоким, осипшим голосом, смотря на Гарри, пока тот успел заметить, что на кофейном столике расположился годовой запас марихуаны Снуп Дога, который Луи мог в одиночку скурить за вечер, и дремлющего парня на диване. — Хей, — и без того медленная речь Гарри в трезвом виде стала теперь похожа на стекающую с ложки патоку. — Не найдётся ещё? — спросил парень, указывая на зажатый между пальцами бычок. Луи кивнул головой на столик, где лежала пара готовых скруток, и Гарри взял одну, а затем, не чувствуя внутри себя стеснения, подошёл к Луи вплотную, от чего в трезвом состоянии он скорее пережил бы грёбаный инсульт, чем смог простоять хотя бы секунду рядом с Томлинсоном. Он без разрешения нагло вторгся в личное пространство Луи, чтобы, чёрт возьми, — у трезвой части Гарри случился разрыв сердца — прикурить от тлеющего косяка шатена, который даже бровью не повёл, видимо, не ощущая жара тела Гарри, который от этого находился уже на седьмом небе. — Ты Гарри, да? — просипел Луи, затягиваясь. Гарри едва не проглотил косяк, услышав вопрос, и кивнул, а затем ещё раз поперхнулся, глядя на то, как по-дурацки идеально выглядел Луи, такой расслабленный и покачивающий головой в такт музыке... Блять. Гарри спросит как-нибудь потом, откуда Луи-идеальный-утырок-Томлинсон знал его имя, а пока он хотел оставаться жутко накуренным и уверенным в каждом своём несуразном движении. — Я тааак люблю эту песню, — с энтузиазмом проговорил Луи, начиная тихо подпевать: — Bitch, don't kill my vibe... А Гарри всё больше погружался в атмосферу дыма, где он чувствовал себя Питер Пэном, и всё меньше ощущал скованность в мыслях и движениях, которые он хотел осуществить. Глаза Луи блестели искорками, едва пробивающимися сквозь туманную вуаль, а глаза Гарри были устремлены на Луи, на его медленные движения в такт музыке, на тонкие, сухие губы, подпевающие словам из песни, — что получалось плохо из-за зажатого между зубов косяка, — и Гарри сдавался всё быстрее, жадно запоминая каждую линию его лица, волосы в беспорядке, щетину, идеальную худощавую фигуру на случай, если это первый и последний раз, когда Гарри смог находиться так близко к Луи.How can I paint this picture when the color blind is hangin' with you?
Луи смотрел на Гарри из-под приоткрытых век и тихо пел о том, чтобы его не сбивали с настроя. Гарри и был его настроем (но пока не знал об этом). Томлинсон, хоть обкуренный и жутко расслабленный, всё же не дурак, чтобы понять, что Гарри первый раз делает что-то, заходящее за рамки общепринятых норм. И в этом доме он тоже первый раз. Но далеко не первый раз смотрит на Луи так, как сейчас.I can feel your energy from two planets away
В воздухе уже давно витал не только запах травки и алкоголя, но и жуткого влечения — непередаваемый словами аромат желания двоих людей. Пальцы вплелись в мягкие кудри, пахнущие елью и морозом, что будто иголочками врезалось в сознание Луи, слегка отрезвляя, потому что он не помнил, когда в последний раз выбирался за пределы Лос-Анджелеса. Туда, где пахло нетронутой природой. Гарри пах нетронутой природой. Может быть, всё дело в травке, но мозг Луи начал достраивать ассоциации: дыхание — шелест листвы, огрубевшая кожа на холодных ладонях — мёрзлая земля, цвет глаз — пожухлая трава, припорошенная снегом, а мягкие губы — вода в ручье, обволакивающая каждый изгиб. Гарри был нежен и неуклюж, а Луи дополнял его грубостью и уверенностью. Они были потерянными пазлами друг для друга, двигаясь под мягкий бит, и непонятно, кто настойчивее целовал, трогал, прижимал к себе.I can feel the changes, I can feel a new life
Возможно, завтра утром Гарри протрезвеет и попытается забыть этот вечер, думая, что это была лишь трава и взбунтовавшиеся гормоны, и он Луи нахрен не нужен. Возможно, с завтрашнего утра Луи начнёт чаще ходить в школу, вспоминая этот вечер, думая, что это далеко не конец, и Гарри ему, нахрен, очень нужен.