We'll Meet Again

Магнус Бейн с детства не любит места скопления людей. Что неудивительно. С его-то биографией и чертовски криво сложившимся началом жизненного пути. К тому же, Безмолвные Братья в качестве воспитателей тоже не способствуют развитию навыков общительности, по крайней мере, до тех пор, пока он не покидает стены Цитадели. И не встречает его. Восемь сотен лет спустя жажда уединения и тишины кажется ему смешной. Поэтому он много улыбается, а вовсе не потому, что ему нравится находиться среди этой толпы. Впрочем, они забавные, музыка грохочет и пульсирует в воздухе; коктейли, алкоголь и эйфория делают его пьяняще-сладким, а блестящая подводка заставляет глаза искриться. Верховный маг Бруклина снова в ударе сегодня ночью. Детка, присмотри-ка за тем столиком. Собственный клуб, пентхаус, выгодные клиенты — казалось бы, все идет отлично. По крайней мере, ему удается убеждать себя в этом каждое утро вот уже восемьдесят три года. Он не знает, в какой момент счет обнулится. Но нет ничего, чего он боялся бы сильнее. И ничего, чего он жаждал бы столь же отчаянно. *** Эта встреча похожа на выстрел: Александр Гидеон Лайтвуд — боже, ну и имя тебе досталось! — одним выстрелом укладывает врага на грязный пол, засыпанный блестками и мишурой, а он чувствует, что стрела вонзается ему в сердце. Снова. Снова. И снова. *** Впервые он встречает его, едва освоившись с самостоятельной жизнью в Милане. Клиенты идут редко, но более-менее постоянно. На жизнь хватает, а общество пока что присматривается к эксцентричному чужаку. Его не тянет к людям, обычных людей, примитивных в своем страхе перед неизвестным, не тянет к нему, Охотники не в счет, хотя им он тоже не особо доверяет. Жизнь, расстилающаяся впереди, кажется бесконечной, и это не так уж далеко от истины. Магия бурлит в крови, ночной Милан спокойнее Милана дневного, поэтому работать, как и жить, он предпочитает ночью. Полуденный зной разогревает черепичные крыши и желтоватый камень стен и мостовых, а с заходом солнца он щедро отдает тепло. Горячий воздух пахнет розмарином, вином и чем-то горчащим, подковы сапог звонко цокают по брусчатке площадей, колокольни соборов пронзают небо, словно пытаясь дотянуться до звенящих в бесконечной недосягаемой черноте звёзд. Он слышит город. Слышит его тайны, его секреты, его громкую, но мимолетную радость и такую же мимолетную скорбь. Сам он скорбеть давно уже разучился. Но тот, кто стоит в темном зеве переулка, явно дожидаясь, пока он выйдет из освещенного настенным факелом пятачка, - нет. Человек громко дышит и даже не подозревает, как сильно выдает его колотящееся сердце. - На твоем месте, я выбрал бы для самоубийства более изящный способ, — тягучая манерность, необходимая для разговоров с клиентами, похоже, въелась в голос намертво. - А на т-твоем — я бы меньше пол-лагался на свои силы, к-колдун, — голос совсем молодой. И совершенно и бесповоротно пьяный. Он выходит из тени — темные, вьющиеся волосы до плеч стянуты лентой, одежда мягких тонов, темно-синий плащ и шпага контрастируют с броским черно-красным облачением Магнуса. В ярко-синих глазах человека плескается боль. Что ж, по крайней мере, это ему знакомо. Незнакомец расценивает затянувшееся молчание по-своему. - Алессандро Инг-ганнаморте. Ты оскорбил честь моей сестры и моей семьи, — выговаривает он, пытаясь извлечь из ножен шпагу, но путается в плаще и едва не падает. Он ловит его за плечо, не давая растянуться на мостовой, и заливается смехом. В такого рода вещах его обвиняют часто, но никто еще не пытался вызвать на дуэль. - Даю тебе слово больше не обращать внимания на твою сестру, если продолжишь вечер со мной. Алессандро, кажется, оскорбляет такой подход: - То есть, она недостаточно хороша для тебя?! От него пахнет смесью разных вин, медом и, почему-то, цветком чайного дерева. Запах кажется неуловимо знакомым. - Это значит, что для меня достаточно хорош ты. С этого вечера начинается их дружба. Алессандро — средний сын в семье банкира, но экономика мало его интересует, зато фехтование — его страсть, как и путешествия. Поэтому он с радостью соглашается на приглашение Магнуса отправится в Тоскану. Говорят, там гостит Микеланджело. С живописцем — тогда еще не столь великим, но вполне уже модным — они знакомятся случайно: Алессандро не может пройти мимо драки, а Магнус слишком беспокоится за импульсивного и горячего друга, – хм, друга — чтобы остаться в стороне, но все кончается благополучно. Спасенный оказывается популярным художником и неплохим знатоком вина — то есть сочетает в себе два качества, которые Магнус ценит в знакомых. Алессандро и здесь становится исключением. Буонаротти вводит их в богемный свет Флоренции, но оказывается удивительно неустойчивым к алкоголю. После одной особенно бурной ночи они оказываются на крыше высокого здания, откуда до звезд, казалось бы, можно достать рукой. Микеланджело растягивается на плаще в обнимку с этюдником, а у них на двоих остается бутылка тосканского, бурлящая в крови Магнуса магия и горячая южная кровь Алессандро. Он знает про его особенности, Магнусу было трудно, да и не очень-то хотелось скрывать это, потому что рано или поздно он узнал бы. Но тому нравятся огненные цветы и карты созвездий, до которых действительно можно дотянуться. У Алессандро синие глаза в обрамлении черных ресниц, неожиданно длинных для юноши, смуглая кожа и горячие ладони. То, как он внезапно смущается и опускает взгляд, прикусывая губу, заставляет Магнуса потерять осторожность и потянуться вперед. Чтобы встретиться на полпути, едва не столкнуться лбами и быть поваленным на спину. Он говорил что-то о смущенном взгляде и затрепетавших ресницах? Похоже, он чего-то не понял. Губы Алессандро на вкус как вино с медом, а из волос не выпутаться при всем желании. Он выгибается и удивленно охает, когда пальцы Магнуса с нажимом пробегают по его бокам, заставляя тысячи крохотных искр рассыпаться по коже. Секс с применением магии? О да. Он горячий и гибкий, у него сильные руки и поджарое тело, а сам он похож на живой огонь, который привычно распускается на кончиках пальцев. Держать его в руках невыносимо трудно и даже больно, словно разучился приручать пламя и приходится учиться этому снова — шаг за шагом, осторожно, бережно, стараясь не выпустить и не сжать слишком сильно, не задушить. Но это стоит того. Позже они лежат, сплетясь в тесный клубок на не успевшей остыть за ночь черепице, в гнезде из двух плащей, и теплый сухой ветер целует голую кожу. Магнус смотрит на него неотрывно, словно пытаясь запомнить каждую черточку, заметную в подступающих рассветных сумерках. Глаза Алессандро смеются, а сам он похож на сытого кота. - Что означает твоя фамилия? - Ровным счетом ничего. Я ее выдумал, — Магнус щурится и запускает пальцы в воронье гнездо на голове у любимого человека. — А твоя? - «Инганнаморте» — «Победивший смерть», — он смеется, сверкая улыбкой. Он горд и счастлив, и весь мир сейчас принадлежит ему. Он умрет через шестнадцать дней. Потому что Магнус опоздает на какую-то пару секунд, и отравленный клинок войдет прямо в сердце. *** «Микеланджело был хорош в постели» Ложь. Он часто так поступает — бросает фразу и ждет реакции. Не от окружающих и тех, кто случайно услышал ее. На них ему плевать. Все это — ради одного человека. Того, у которого так громко стучит сердце. И который до боли знакомо опускает глаза. *** Два века проходят словно во сне. Алкоголь. Работа. Мужчины и женщины. Путешествия. Работа, алкоголь, путешествия, череда бесконечных партнеров, ни один из которых не задерживается больше, чем на неделю. Запах чайного дерева и меда, который мерещится ему повсюду. Алкоголь. Путешествия. Работа. На дворе восемнадцатый век — век Просвещения, книг, развития наук. Но, как бы люди ни пытались обмануть себя, им все еще нужна магия. Даже если сам маг давно уже не верит в чудеса. Очередная столица, кажется это Париж, судя по тяжелому запаху духов и разврата, встречает его благосклонно. Он красив, загадочен, изыскан, и, по слухам, по-настоящему бессмертен, и потому очередь к нему на аудиенцию растет с каждым днем. Люди, в массе своей, хотят одного и того же: денег, власти, славы, красоты и вечной молодости, знать свою судьбу и уничтожить соперников. С теми, кто прячется в сумерках, работать интереснее, но и опаснее, хотя последнее его не волнует. Охотники заходят к нему несколько раз, убедившись в его лояльности. Безразличии. Ему все равно, кому оказывать услуги. Очередной бал, очередные залы, очередная вереница напудренных лиц в полумасках и париках, очередная скука, очередная боль в груди, тянущая, спрятанная так глубоко, что, кажется, невозможно вспомнить то время, когда ее не было. Он уже не помнит его лица. Помнит горячие ладони, мягкость волос, смеющиеся синие глаза, а лицо – нет. Только запах прошел с ним сквозь годы, тянущий, тревожный, вынимающий душу. Кажется, его жалкое подобие как раз в моде в этом сезоне. Какая…неприятность. Он залпом допивает свой бокал и подзывает слугу со следующим. Кто-то в черной маске проплывает совсем близко, почти касаясь его плеча. Полный бокал выскальзывает из пальцев и вдребезги разбивается о паркет. У этого человека синие глаза в обрамлении черных густых ресниц, кошачья мягкость походки и запах. Он идет за ним, словно привязанный, не задумываясь о том, как это выглядит со стороны. Зал оставлен позади, череда коридоров и будуаров уходит вглубь дома, когда человек резко оборачивается и прижимает нож к его шее. - На твоем месте, я выбрал бы для самоубийства более изящный способ, — произносит Магнус немеющими губами. Глаза в прорезях маски смотрят так знакомо и совершенно иначе. - А на вашем — я бы меньше полагался на свои силы, господин маг, — голос насмешливый и уверенный, но Магнус знает, что будет дальше. - Я оскорбил честь твоей сестры? — интересуется он, хотя губы расползаются в улыбке. - Нет. Посмели игнорировать меня, — лезвие отстраняется от шеи и исчезает в пене кружевных манжет. Целоваться они начинают прямо там, не обращая внимания на изредка снующих мимо слуг. Потом Алессандро на мгновение приходит в себя и затаскивает его в ближайшую нишу будуара с притулившейся в углу оттоманкой. Магнус скорее кусает, чем целует, он голоден, он бесконечно голоден, он так скучал по этому телу в руках, по этому голосу, по стонам, проклятиям, по этим рукам и этой нежности, которая выплескивается из его партнера и увлекает их обоих в огненный водоворот. Они уходят последними, точнее, выскальзывают через черный ход, чтобы не привлекать внимание хозяина и старших слуг, и плетутся по пустому утреннему Парижу, не чувствуя холода, вдыхая обжигающе-свежий воздух, совершенно пьяные то ли от присутствия друг друга, то ли от вина, то ли от ослепительного, головокружительно высокого неба, щемящего счастья и того, что они оба, наконец-то, живы. В этой жизни его зовут Александр. В этой жизни он говорит по-французски, а не по-итальянски, зато читает еще на нескольких языках. В этой жизни он предпочитает ранить словом, а не шпагой, хотя последней владеет весьма и весьма. В этой жизни Магнус делает все, чтобы его защитить. Они проживают сорок счастливых лет. Они сменяют несколько стран и имён, словно скрываясь от чего-то, но от самого страшного преследователя — судьбы — им не убежать. Александр умирает в Англии. Ему шестьдесят семь, это более чем солидный возраст — Магнус сделал все, что мог. За последние десять лет он перерыл множество архивов, и пусть для этого пришлось унижаться перед Охотниками — ему плевать. Но магия бессильна. Александр гладит его по волосам — все таким же густым и темным, как в день их первой встречи. Он не помнит свою прошлую жизнь, хоть Магнус и рассказывал ему об этом, зато все время повторяет, что обязательно вернется. Магнусу очень страшно. Он, вынужденно привыкший считать себя почти всесильным, совершенно беспомощен сейчас, когда магия не дает ответа, как ему жить дальше. Он бросает все и сбегает в Америку. *** Алек красив, застенчив и очарователен, он предан делу Охотников, он готов пожертвовать всем ради своей семьи, он совершенно не способен понять, насколько захватывающе, всепоглощающе прекрасен, и он совершенно не узнает Магнуса. *** В Америке совершенно не ощущается, что идет война. Первую Мировую он замечает лишь потому, что создания сумерек наглеют и становятся слишком оживленными, а поток клиентов увеличивается в три раза. Правда, их интересует будущее финансовых фондов. Все-таки это очень необычная нация. Или мир изменился, а он не заметил этого. Застрял в своих воспоминаниях, заждался синеглазого человека с яркой улыбкой. Нужно идти в ногу со временем. К середине Второй Мировой у него есть квартира на Манхэттене, магический клуб для избранных и несколько прикормленных бизнесменов из числа смертных, которые с него пылинки сдувать готовы. Бизнес есть бизнес. Ему нравятся пятна неоновых огней, блеск стекла и стали, грохот машин далеко внизу, изысканная томность ночной жизни, тягучая, плавная музыка, серебристые струйки дыма и отполированная гладкость зажатого в пальцах мундштука. Он ненавидит тишину, а мегаполис успешно заполняет своей диссонансной симфонией каждую секунду его бесконечной жизни. Он стоит на балконе сто двадцать второго этажа — в его кровати кто-то лежит, а он не выносит этого — и смотрит вверх. Звезды почти не видны на лилово-оранжевом небе, а самые яркие из них вполне успешно заменены багровыми глазами сигнальных огоньков на вершинах антенн и громоотводов — «здоровая конкуренция». Некоторые иногда перемещаются — что же, магическая живность тоже адаптируется ко времени. Иногда Магнус ловит себя на мысли, что он сам — точно такая же тварь, как и они: живет одним днем, подстраивается под изменчивый мир, полный чужих непонятных существ, ждет…чего-то. Он совершенно не уверен, что они встретятся снова. То, что это случилось дважды — чудо, невероятное, невозможное, удивительное стечение обстоятельств. Если бы Магнус чтил верования своей родины, он мог бы вспомнить про реинкарнацию. Но ему семьсот двадцать четыре года, а от иллюзий он вполне успел избавиться в первые две сотни. От всех, кроме одной. Прошло уже больше тридцати лет, половина среднестатистической человеческой жизни, война закончилась, человечество встряхнулось и отправилось дальше, наращивая темп, а он до сих пор просыпается, словно от удара, ощущая в руке чужую холодную ладонь. Проходит еще сорок лет, и он постепенно отучает себя ждать. Серьезно, Магнус, ты на пороге юбилея — восемь веков, как-никак, пора бы уже бросить цепляться за иллюзии. Двадцать первый век приносит с собой множество интересных вещей, с появлением Интернета времени на мысли и тишину становится все меньше, чему он несказанно рад. Боль наконец-то не мешает дышать: не затухает, просто отходит на второй план, селится где-то за сердцем и терпеливо ждет момента, когда он окажется в одиночестве. Все идет неплохо, даже, пожалуй, очень неплохо до того момента, пока в его клуб не вваливаются бесцеремонные Охотники в погоне за какой-то тварью. *** Стрела пронзает создание сумерек с ювелирной точностью, и в этот самый момент все меняется. Человек спускается по лестнице, и ярко-синие глаза смотрят в упор, разбивая возведенные с таким трудом барьеры из иллюзий и не оставляя ни единого шанса на спасение. Взгляд, вызывающий, чуть настороженный, проходится по толпе соратников и останавливается на нем. Магнус смотрит в ответ, не в силах отвести глаз, чувствуя, как сердце разлетается на осколки. Магнус знает, чем все это закончится. Магнус улыбается и делает шаг вперед.