Сэр, где моя дочь?

      Самолет начало трясти, и она проснулась, обронив свой стаканчик с кофе на пол. Напиток испачкал пустое сиденье возле иллюминатора, а стаканчик укатился к ногам. Женевьева встрепенулась и повернулась в сторону крайнего пассажира.       – Простите, сэр, – вопрошающе начала она, легко тронув мужчину за плечо. Он отвлекся от маленького телевизора, встроенного в сиденье. – Вы не видели, куда вышла маленькая девочка, которая сидела здесь? Светленькие волосы и голубые глазки. Это моя дочь.       – Да, конечно, – мужчина приветливо улыбнулся, вынимая оба наушника из ушей. – Она вышла где-то полчаса назад и пошла по направлению к хвостовой части самолета. Думаю, не стоит беспокоиться.       – Да, вы правы, – женщина кивнула. В хвостовой части, должно быть, много детей летит. Малышка просто решила поиграть с ними. Такая самостоятельная стала, удивительно!       В иллюминаторе виднелось розовеющее небо. Румяные краски заката разливались нежными цветами по ватным облакам, а крыло самолета едва ли касалось их, словно огибая. Такой красотой можно наслаждаться лишь на высоте. Иногда сквозь облака просвечивало что-то темно-синее, и, скорее всего, это была вода. Она виднелась отовсюду, словно не кончалась, источником сочась изо всех сторон.       Женевьева вдруг почувствовала, что вся взмокла, будто окунулась в эти самые водные просторы. Пришлось даже скинуть с себя теплый плед: наверное, слишком жарко. Женщина попыталась включить маленький вентилятор над своей головой, но он, почему-то, не работал. Воздух совсем не поступал. Но из-за такого пустяка беспокоить стюардессу – глупость.       Вокруг не было слышно ни одного детского голоска, поэтому Женевьева решила проверить свою дочь. Быть может, она пошла в туалет и не может открыть дверцу? Ведь раньше она ходила туда только со своей мамой.       – Еще раз простите, сэр, – женщина вновь окликнула соседа, но внезапно стихла: мужчина уставился в совершенно пустой, темный монитор маленького экрана. Похоже, что задумался. – Сэр, я хочу выйти, вы не могли бы пропустить меня? Я буквально на секунду.       – Да, пожалуйста. Все равно нам еще нескоро на посадку, – мужчина привстал и, остановившись в проходе, в ожидании посмотрел в сторону Женевьевы.       Она благодарно кивнула, вставая и разминая затекшие руки и ноги. Немного постоять не помешает, ведь все болит так, как если бы она все время лежала в одной позе, а потом вдруг решила вскочить на ноги. В общем, неприятное чувство, от которого по голове словно колотила кучка маленьких, но тяжелых ручонок.       Женщина осмотрелась вокруг. Все пассажиры, за исключением некоторых, спали. Спокойным сном, удобно устроившись на своих креслах, они едва дышали. Те же, кто не спал, тихо переговаривались друг с другом, занимались своими делами. Молодой парень рядом держал на руках малыша, который увлеченно пожевывал какую-то погремушку.       – Какой у вас спокойный мальчик, – заметила Женевьева, встретившись с юношей взглядами. – Я за весь полет ни разу не слышала, чтобы он плакал.       – Что вы, он обычно очень часто капризничает, – охотно ответил парень: видимо, ему тоже надоело лететь, да еще и в тишине. – Но сейчас успокоился. В самолете совсем тихо, как в морге.       – Сплюньте, – с улыбкой отмахнулась женщина. – В самолетах так не шутят. Жутковато становится.       Женевьева внимательно огляделась второй раз, и вот теперь ее покой нарушился, а сердце гулко заколотилось в груди: ее родной дочки нигде не было. Совсем не видно, все детишки, что находились в самолете, даже не пытались вставать со своих мест, не то, чтобы резвиться по проходам. Озадаченная, женщина вернулась к своему месту: не могла же ее дочь выйти, верно? Конечно, не могла, они же в воздухе, летят отдыхать.       – Сэр, – вновь обратилась Женевьева к мужчине, – вы точно уверены, что она пошла в хвостовую часть самолета? Где моя дочь?       – Вы что же, пошли ее искать? – удивился вдруг пассажир, вскинув густые темные брови и почесав затылок.       – Конечно. Я, как мать, потерявшая свою дочь, беспокоюсь, что ее нет поблизости. В замкнутом-то помещении! – женщина облокотилась о сиденье: от волнения стало нехорошо.       – Вы должны радоваться, мэм, – покачал головой мужчина, – и вашей дочери здесь нет и быть не должно.       – Почему же? – совсем сбитая с толку Женевьева покачала головой. Мужчина же ободряюще улыбнулся ей и указал на иллюминатор: они отдалялись от облаков все выше, и самолет поворачивал по направлению к солнцу.       – Потому что с вашей дочерью все хорошо. А вот вам лучше не оставлять кресло свободным. Иначе его могут занять.       – Да кто его может занять?       – Другой мертвец.