Болото СССР

*** Каждый проходил такое препятствие, обыденное нехотение идти дальше. Но такое ли оно обыденное? .. Полное отрицание, а может простая нехватки реальности делает из тебя что-то далёко от былой тебя. Манит прошлое, не давая никакой надежды, начать новую жизнь где-нибудь в старой совковой хрущёвке или, в пошатнувшийся временем и артиллерийскими снарядами, деревянном домике на окраине деревни, чтобы все сочли тебя неким отшельником. *** Это была последняя запись, датированная 1994 годом. Тетради, подобие дневников, достались нам от пенсионерки, за которой мы, будучи бравыми октябрятами, были вынуждены ухаживать. Бабёнка, откровенно говоря, с замашками гения, но её похуизм к стандартам не давал ей возможности выйти в люди. Это вам не США с толерантными людьми, гендерным равенством и, что самое важное, право на выбор. Но не будем глаголить на эту тему, ведь СССР-сила, несмотря на все недостатки (нет, глупцы). Раз никто не хочет видеть очевидного, я вынужден рассказать историю этой героической и сумасбродной дамы. *** Я немного поясню, прежде чем пускать Вас в мою историю: Сегодня мы были вынуждены скрываться от нашей бравой милиции. Нет, мы не будем ловить бандитов/грабителей/извращенцев. Зачем же? Лучше мы помешаем нормальному народу жить и делать то, что он считает нужным. Возможно они считают нас очередными безумцами, которые идут к прогрессу человеческого восприятия, но зачем это нужно правительству? Но даже с этими прогнившими душами коммунистической закалки мы справимся, ведь мне дороже моя красавица, нежели своя жизнь. Наша любовь прошла слишком многое, чтобы во так кончиться. Теперь можно с самого начала. Меня зовут Василиса, в простонародии — Лизка. Да, знаю, Лизка не имеет никакого отношения к имени Василиса, но разве в детстве мы задумывались, как назвать своих друзей. Нам были важны лишь те тёплые узы, витающие в воздухе, то неуловимое спокойствие… Моя семья нечем не отличалась от остальных. Жили, как и все в те времена, есть было что, уже хорошо. Отец провёл большую часть жизни в отъездах, но ту малую половинку времени, когда он возвращался из свои «путешествий», отдавался полностью нам. Мама работала в магазине, поэтому мне изредка перепадали какие-то ирисочки или сосалки. То лето 1941 года изменило всё в моей беззаботной жизни. После очередного удачно завершенного учебного года, я решила поехала к своей любимой бабушке в деревню. Как меня не просили остаться мои дворовые одноклассники, я твёрдо заверила их, что приеду ровно через месяц и мы будем развлекаться, попадать в приключения и наслаждаться жаркими деньками все 24/7. Но как раньше уже по определению не смогло бы быть. –Лизка, некультурно ж нас так бросать, -заявил мне Борька, предварительно надев маску безысходности. И, естественно, его все поддержали, ведь по мимо того, что он являлся моим лучшим другом, он был кране харизматичен и все к нему тянулись с особым усилием. Чмокнув его на прощания, я была вынуждена удалиться под всеобщие вздохи отчаянья. На следующий день я встала достаточно рано, дабы успеть на первую электричку. Восходящие солнце напекало мою макушку, по улице летали белые хлопья, залетая в окна, в носы и души горожан, оставляя после себя легкость летнего утра. «Если утро столь чудесно, почему бы не пройтись пешком», -подумала я и заковыляла до посадочного экипажа, таща за собой тяжёлую ношу из одежды и других детских приблуд. Проходя мимо двора, в котором обычно собиралась наша банда, я была крайне удивлена, ведь Боря стоял там в ожидании чего-то. Таким выглаженным я его дано не имела радости видеть, его рыжие волосы были аккуратно уложены набок, веснушки на его худеньком личике были подстать лучам солнца, а озабоченные глаза нервно бегали, выискивая что-то в пустующем дворе. Как только его взор добежал до меня, мой друг улыбнулся мне самой лучезарной улыбкой и подбежал ко мне, галантно попросив разрешения проводить до перрона и помахать платочком мне вслед. В свою очередь, я не могла отказать такому счастью, плечи уже гудели от боли тащить этот потертый рюкзак с вещами. Шли мы в полном молчании, но это было не крик неловкости момента, а совсем наоборот — тишина двух сонных друзей. Разговорились мы лишь когда зашли в холодный, обделанный ледяным мрамором, вокзал. Борька тараторил, как в последний раз, а я лишь изредка поддакивала ему, по-видимому, нас вполне устраивал такой незамысловатый диалог. Купив билет на электричку, я принялась ждать долгожданной секунды воссоединение с бабушкой, а Борис всё мялся и нервничал. Вот и подан мой экипаж. Как и обычно мы обнялись на прощание, но в момент, когда наши тела соприкоснулись, он шепнул мне на ухо всего лишь три слова, от которых я больше не хотела уезжать, да и вообще отпускать его… ***