Setting Sun

В свои двадцать семь я все-таки понял, что закат не такой завораживающий, каким его описывают в каждой второй книге. Но стоит ли ожидать большего от произведений, завязанных на откровенной лжи? Всем плевать на вранье, когда через предложение попадается какое-нибудь миленькое словечко. Счастливый конец в подобной писанине ожидаем: мелькает между строк с самого начала, растворяется в воде слов на протяжении всего повествования и, в конце концов, таится на последних бумажных страницах. В то время как на самом деле его нет и не будет, сколько ни жди. Из кожи вон лезь, волком вой от беспомощности и невозможности хоть что-либо изменить, но закат становится ближе с каждой минутой, с каждым ужасно громким "тиком" секундной стрелки. Ты - мой лучший друг, и без сомнения в твоей груди живет самое настоящее солнце. Удивительно теплое, ласковое, согревающее всех вокруг. Солнце, сумевшее осветить самые темные уголки моей души, о существовании которых я старательно умалчивал. Но закат близится, и мы оба знаем это. Болезнь делает тебя слабее, Фрэнк. И порой мне кажется, что кольцом большого и среднего пальца я сумею обхватить сразу два запястья твоих невыносимо худых рук. Но ты не изменяешь себе: из последних сил продолжаешь улыбаться и говорить, что все в порядке. Но я-то знаю, что это не так. А ты знаешь, что я не верю тебе, хотя раньше верил безоговорочно каждому слову. Нам сложно, но мы обещаем друг другу справиться. Ты мучаешься мыслями о будущем, которого может не быть, а я о том, что солнце, светившее мне в самые тяжелые времена, все-таки угасает. Ты продолжаешь уверять меня, что все случается так, как должно. Но разве так должно? Ты ведь и сам не веришь в это, я знаю. Другие, может, и согласились бы, выслушав твои философские размышления. Но дело в том, что я смотрю не на твою натянутую улыбку, а в глаза. Сейчас ты снова улыбаешься мне и всем людям вокруг, а еще час назад плакал и говорил, как тебе страшно. Ты плачешь теперь слишком часто, хотя раньше я никогда не видел твоих слез. Но я рядом, помнишь? Я всегда буду рядом, до конца. И к лучшему, что я не знаю, как скоро мой мир погрузится в абсолютную темноту. Врачи смотрят на тебя с сожалением, после - на меня. Кто-то говорит о трех месяцах, кто-то обещает полгода. А знаешь, зачем они просят тебя покинуть кабинет? Чтобы сказать мне, что твоя смерть будет абсолютно безболезненной и, скорее всего, внезапной. Выходит, ты толком ничего и не поймешь. Это радует меня, если такое вообще может радовать. Но в то же время, если честно, это пугает меня больше всего. Я не знаю, правда не знаю, что дальше. Но что бы ни случилось: я буду с тобой. Потому что ты - мой лучший друг. Но больше всего я боюсь, что мы не успеем осуществить всего, что тебе так отчаянно хотелось. Да, мы уже прыгали с парашютом и гладили слона с жирафом в Центральном Зоопарке; мы читали твои стихотворения в вагоне метро под недоуменные взгляды пассажиров и купались в фонтане; мы не спали всю ночь, пересматривая в тысячный раз твой любимый фильм, от которого меня уже откровенно тошнит. А потом, выйдя из дома, мы лежали на влажной траве и придумывали созвездия. Последнее звучит фальшиво и приторно, как в тех самых треклятых книжках, но на деле та ночь, я уверен, навсегда останется одним из лучших моих воспоминаний. Да, мы сделали многое, но не сделали гораздо больше. Впрочем, сам ты сделал главное - полюбил жизнь и научил меня тому же. И, может быть, моя любовь не такая яркая и солнечная, как твоя, но в глубине души я люблю все вокруг хотя бы за то, что в моей жизни есть ты. Такой потрясающий друг. - Ты всегда говорил, что прожить всю жизнь в одном городе - настоящее кощунство. Потому что пусть мы не знакомы еще со своей родственной душой, но именно благодаря ее существованию имеем возможность различать цвета окружающего нас мира. Говорил, что ни в коем случае нельзя сидеть на месте, ведь не знаешь, в какой момент все вдруг станет черно-белым. Говорил, что за красочный период нашей жизни мы должны успеть впитать в себя всю акварель этого мира. "Краски неба над Тихим океаном и неба над Сахарой. Только подумай, как контрастируют они между собой и как в то же время похожи. Цвет тропических лесов или, может, цвет яблок, которые покупает моя бабушка по четвергам. Она готовит мне из них шарлотку. Окрас моей собаки! А самое потрясающее знаешь что? Цвет глаз того самого человека, которому мы обязаны всем этим, но с которым еще не встречались" - ты всегда говоришь удивительно красиво, и это завораживает. - Тем не менее, сейчас мы на пути к осуществлению очередной твоей мечты. В этот раз она оказалось пустячной, но, без сомнения, вселенски важной для тебя самого. Сегодня в кинотеатре, в центре города, показывают черно-белую картину. Ты убедил меня сходить, потому что "когда мы увидим этот мир черно-белым хотя бы на экране, то отчетливее станем понимать, что не можем терять ни секунды". И пока мы идем по улице, ты все так же улыбаешься всем вокруг. Кто-то смотрит на тебя, как на сумасшедшего, а кто-то улыбается в ответ. Жаль только, что эти "кто-то", в основном, дети. Но ты говоришь, что они еще не разучились отвечать взаимностью, не стали воспринимать добро как что-то странное и неправильное, и это здорово. В баре мы берем большое ведро твоего любимого сладкого попкорна, и садимся в зале на соседних местах. По-началу ты с интересом наблюдаешь за всем происходящим. То и дело трясешь меня за плечо, когда замечаешь какую-то незначительную мелочь. Как обычно громко (и все-таки тише) смеешься над забавными, но абсолютно глупыми репликами. Но в конце концов ты устало кладешь голову мне на плечо, устраиваясь поудобнее. Ты всегда делаешь так, и я люблю это. Хорошо, что свет выключен, и никто не видит нас. Они сказали бы, что это странно. Но нам можно, правда? Мы ведь лучшие друзья. - На экране крупным планом показывают очередной, уже порядком поднадоевший, слащавый поцелуй. К счастью, это финальная сцена. "Фильм, стоит признать, оказался абсолютно отвратным" - думаю я, когда наконец начинаются долгожданные титры. Я закрываю руками глаза, чтобы резкий свет не вызвал неприятную головную боль. Обдумываю, как бы поаккуратней разбудить тебя, ведь на середине фильма ты все-таки заснул и больше не восклицал каждые пять минут что-то вроде "эй, как думаешь, какого цвета ее волосы?", от чего зрители на задних рядах начинали недовольно бурчать, а я - только сильнее улыбаться. Шепчу, не поднимая век: "Фрэнк, Фрэнки, пора вставать. Фильм уже закончился. Тебе, кажется понравилось". И улыбаюсь. "Фрэнк?" - Но ты не просыпаешься, отчего мое сердце пропускает удар, и я в страхе открываю глаза. - Фильм закончился. Спинки кресел продолжали оставаться серыми, вместо привычного красного.