Никого не волнующий секрет

      Я храню это в нелепом секрете от Джека, но иногда мне кажется, что он начал спать со мной из жалости. Ничему не удивляясь, принимая как должное то, что должно было оттолкнуть. У него рваный график, как и у нас всех, но засыпать без него чертовски страшно, и уже несколько месяцев я всегда дожидаюсь его ночами. Секс выматывает, помогает отключиться быстро, и иногда уже обходится без кошмаров. Именно из-за них Джек мог пожалеть меня, хотя посчитать, что наши с ним ...отношения?.. обязаны своим появлением одной только жалости, нельзя. Его альтруизм и опека над всеми нами, сломанными и покалеченными, не заходят так далеко. И это к лучшему, я и так считаю себя обязанным.       Со стороны кажется — он пользуется мной, но все ровно наоборот, потому что я никогда не смогу стать для него тем, кем он стал для меня. Тем, без кого не уснуть, с кем начинаешь верить, что любое дерьмо можно пережить, в кого до боли вцепляешься, опасаясь падения в еженощную смрадную пропасть. В пресловутую блядскую бездну отчаяния. Я разучился спать — стоит провалиться в сон, как Лиза зовет меня, тащит за собой, и я падаю, падаю, падаю… Не знаю, почему это настолько страшно, что я едва не свихнулся однажды от кофе и стимуляторов. Я подвел ее, взяв на себя больше ответственности, чем был готов понести.       Я подвел и Джека, но он будит меня каждую ночь, сонно шепчет: «Тихо. Я здесь», запускает пальцы в волосы на затылке, целует в висок. Это нагло с моей стороны, у него полно собственных потерь, понятия не имею, за каким чертом ему понадобилось взваливать на свои плечи еще и мою, но я благодарен. За то, что его руки стирают со лба холодный пот, за то, что в его шею можно уткнуться носом, за то, что он терпит мои ледяные пальцы на своем теле, горячем и таком живом. За то, что не засыпает, пока меня не перестает трясти. Господи, боже мой, Джек, блять. Я выдал бы тебе индульгенцию ото всех грехов только за это.       Подобные мысли делают ночь сносной. Третья подряд без сна, и очень долгие дни — как всегда в Торчвуде. Он звонит, уточняет какую-то ерунду, на самом деле пытаясь понять, смогу я его дождаться или отключусь раньше. Осталось не больше получаса, дождусь. На худой конец разорю заначку Оуэна, у него есть что-то из Рифта на этот случай. Но пока есть чем заняться. Проверить, как там новый заключенный в подвале, например. Джек через пару дней отвезет его за город и отдаст родителям. Мелкая сволочная каракатица, наделавшая шуму в Кардиффе, оказалась инопланетным подростком, за которым носились по всей вселенной, пока он не напакостил в сфере контроля Торчвуда. Удивительно, что вся эта ежедневная мишура ни капли не сглаживает яркость воспоминаний. Кормить каракатицу я спускаюсь с полным ощущением стылой обыденности, хотя я опасаюсь этого типа, он неприятен — в нем есть что-то, от чего хочется держаться подальше. Хотя он и ведет себя смирно, пока я выдаю ему стандартный паек. Рутина по-торчвудски. В подвале сумрачно, и спать хочется еще больше, и сразу наваливается ночной липкий холод от голоса Лизы, который я почти слышу. Блять, Джек! Пожалуйста… Где ты?! ***       …Ничего не помню.       Ничего не понимаю.       Ничего не…       Привычная постель, привычное тонкое одеяло. Знобит. У Джека тени под глазами и непривычно холодные губы.       — Лоб горячий. Если лучше не станет, придется тебе потерпеть Оуэна. Лежи пока, а мне нужно работать. А-а! Не вставай, кому сказал!       Конечно, все равно встаю, едва он уходит. На языке мерзкий привкус, болят ребра и горло. У душевой мокрым комом, вперемешку — мой костюм и одежда Джека, только шинели нет. От кома несет заливом. Ничего не…       Лучше бы я ничего не вспоминал. В голове возникает такая мешанина из образов и ощущений, что та начинает болеть и кружиться. Обжигающе-холодная вода залива, ее вкус и блаженная пустая темнота без кошмаров. И Джек. Злой и мокрый Джек, чье колено кажется таким твердым, если тебя на него швыряют согласно технике оказания первой помощи надышавшимся водой самоубийцам-неудачникам.       В зеркале — кто-то неузнаваемый. Опухший, бледный, взъерошенный идиот.       — Дошли до ручки, мистер Джонс? — интересуюсь сам у себя. Проснувшаяся память ответами все равно не балует. К черту. Джек явно знает о прошлой ночи больше, чем я, если не вспомню — расскажет. А сейчас мне вообще велено лежать.       Наверху поднимается такой ор, что я мигом забываю о том, что велено. Ну и бардак у него в комнате! С трудом нахожу свои джинсы, рубашка, кажется, не моя… Неважно.       В хабе драка. Тош жмется к компьютерам, я ловлю ее мимолетный взгляд и вижу в нем удивление. Непривычно, чертовски плохо выгляжу. Надеюсь, не настолько плохо, как взбешенная Гвен, которую капитан пытается оторвать от ошарашенного Оуэна. Я вовремя — она будто с ума сошла. Мне удается практически обездвижить ее и оттащить в конференц-зал. Джек советует ей успокоиться и запирает дверь снаружи. Оуэн внизу рявкает на Тошико, пока капитан останавливает меня на скрытом от глаз закутке лестницы и тыльной стороной ладони проводит по лбу и щеке.       — Все еще горячий.       — Джек, что было ночью? — слишком короткое, легкое прикосновение. Непривычное, почти невесомое и мучительно недостаточное.       — Не знаешь? У меня есть догадка, но ее еще нужно подтвердить. Легко улыбается и убегает, а я спускаюсь медленно — надо остыть. Чертова температура. Да-да, все из-за нее.       — Оуэн, угомонись и делай свою работу. Йанто заболел.       — Еб твою мать! Вижу.       Харпер, скотина. Я просто выгляжу, как ты обычно.       — Гвен спускалась к камерам в подвале?       — Оттуда такая и пришла, — Джек спрашивал у Тош, а не у Оуэна, но как же промолчать в тот момент, когда втыкаешь мне иглу в вену? Почти не промазал.       Вдруг снова мучительно хочется спать, я почти не обращаю внимания на то, что происходит вокруг, пока Оуэн осматривает меня.       — Вроде обычная простуда. Точнее скажу, когда будут готовы анализы. А пока выпей это, — уверен, он специально искал таблетки размером побольше, — и иди дальше греть постель капитану.       Джек, можно я тоже его ударю?       — Оуэн, еще снотворное или успокоительное помощней. А можно и то, и другое.       — Колыбельную ему не спеть?       — Сам спою, дай снотворное.       А что, если Оуэн просто ревнует? Что, если до меня капитан опекал его?.. Острая жалость сдавливает и без того больное горло. Нет, не хочу об этом даже думать.       Джек приносит стакан воды и ждет, пока я не выпью все лекарства.       — Работы почти нет, тебе нужно прийти в себя, так что иди. Я скоро.       Он часто лжет мне, но чаще всего — нечаянно. Конечно, работы приваливает, в Торчвуде нельзя говорить: «Мне нечем заняться». Конечно, он приходит не скоро. Сон на таблетках не приносит отдыха, только помогает убить время, если совсем паршиво, и когда Джек садится на край кровати, я чувствую себя уже не таким больным, но все равно уставшим.       — Как твоя догадка?       Голос теперь… Будто меня душили.       — Подтвердилась. Наш малолетка в подвале своим психическим полем усиливает эмоции. Его раса — хищники, обычно их боятся, но тебе было больно, и он усилил это. А Гвен с утра поссорилась с Рисом, спустилась к нашей каракатице и взбесилась потом на первого, кого увидела. Если бы не это, я бы до сих пор не понял.       Он замолкает, смотрит в пол, стискивает мою руку. Мне становится страшно.       — Что?       — Ты ведь мог решить застрелиться. И я бы не успел.       Он мотает головой. Продолжает с нервным смешком:        — Не могу перестать думать об этом.       Хорошо, что никто не видит, как я умею сгребать грозного капитана в охапку.       — Ты успел. И я перепишу инструкции для поведения с незнакомыми видами пришельцев. Ничего подобного больше не случится. Никогда и ни с кем.       Тош зовет его через систему связи, я нехотя разжимаю руки. Джек улыбается.       — Хотелось бы мне однажды стать таким же надежным и продуманным, Йанто.       Он уходит, и я остаюсь с открытым ртом. Вот оно как, значит. Эпилог.       Кажется, этого инопланетного ублюдка даже собственные родители передумали забирать… На связь не выходят. Все утро слежу за небом над Кардиффом, сканирую передачи на всех доступных частотах — на всякий случай. А Джек подглядывает из своего кабинета. Не удержался все-таки, тоже спустился к нашему заключенному, чтобы проверить, какую его эмоцию тот нащупает и усилит.       Эффект вышел неожиданный. Глаза у Джека сейчас абсолютно пьяные, и приподнятое настроение. И не только настроение. Уже не рискую проходить мимо, чего-чего, а стеснительности ему чужое пси-поле не добавило. Гвен и Тош смущаются, Оуэн делает козью морду и говорит гадости. Мне все равно, в общем-то, если от Оуэна не абстрагироваться, работать с ним невозможно — до того хочется убить.       — Йанто…       — О господи! — Джек, блять! Определенно, в нем появилось что-то от мартовского кота. Помимо очевидного. Неслышная походка, например. — Десять утра только, третий раз?!       — Что я могу поделать? Это все каракатица. Кто бы мог подумать, что это сработает так.       Настолько невинное выражение лица, настолько честные глаза, что я почти верю. Почти, Джек. Потому что я все это уже видел в твоем исполнении, и думаю, что ты спустился в подвал только ради того, чтобы развязать себе руки. Во всех смыслах. Это еще один маленький, никого не волнующий, но все-таки секрет.