School Killers

— Ты чего светишься, как гейские стразики на труханах у Намджуна? — так хотел спросить Чимин у довольного Чонгука, но вместо этого просто сказал: — Чего такой веселый?       У Чонгука с лица улыбка не сходит с того момента, как его освободили от душевой. Чонгук никогда не улыбается. Никогда и никому. Но теперь появилось одно исключение. — Э, ты что, прострелил Намджуну его печень? — переспрашивает Чимин, усаживаясь на свою постель. — Нет, — отвечает Гук и вытирает мокрую голову полотенцем. — Неужто… — У меня прошла дрожь. Меня заперли в душевой вместе с Тэрой, и я перестал дрожать от прикосновений. — Вас заперли? На ночь? — Да… Черт возьми, лучше врежь мне, но не смотри так, — Чонгук вспоминает, как недавно говорил о том, что любви нет, и Тэра ему не интересна. Была не интересна. — У вас… что-то было? — А, Чимин, только не по яичкам!       Чимин спрыгивает с кровати и начинает избивать Чонгука подушками, из которых вылетают пушистые перья. Чимин действительно был зол, но он понимал, что в каком-то роде шансов у него нет. Тэра с самого начала придерживалась дистанции. Пак давно должен был понять, в чем дело. — Если обидишь ее, я лишу тебя половых признаков.       Гук положительно кивает и смотрит, как у Чимина в глазах все рушится. Впервые у Гука где-то в мозгу проснулась совесть, ему стало стыдно. — Эй, Идеал, если я вдруг обижу ее, то разрешаю тебе похоронить меня на школьном кладбище. — Да щас! Ты будешь у меня голым по школе бегать, ясно?!       Гук прыскает и жмет ладонь приятелю. Чимин не обижен. Просто расстроен, это пройдет. — Тебе идет, — говорит рыжий. — Что? — Улыбка. Она идет тебе. Из-за Тэры ты стал много улыбаться. Ради твоей улыбки я готов уступить. — Фу, прекрати пидорасить мне тут!       Чонгук добивает Чимина подушкой и останавливается, когда в дверном проеме стоит Тэра с кружкой чая. — Не помешаю?       Чонгук останавливается и роняет подушку на пол, а Чимин пользуется этим и оседлает брюнета сверху, засовывая ему перья прямо в трусы. Тэра давится чаем и тут же обжигает пальцы. — Придурок! — ржет Чонгук и подходит к девушке. — Иди сюда.       Гук притягивает ее руку к себе и начинает дуть на пальцы, после чего тянется, чтобы поцеловать их, но тут же отстраняется, потому что видит сзади наглую морду Намджуна. — Че, все-таки неприступная наша богиня Тэра скользнула кому-то в трусишки? — смотрит Джун на Гука и ухмыляется, когда находит на его бедрах пушистые перья. — Чонгук-индюк.       Чонгук смотрит на свои трусы и начинает дико краснеть. Чимин и Тэра, несмотря на своего неприятеля, еле сдерживают смех, но Чонгук опережает их и смеется в голос. — Блядь, точнее не скажешь! — Или это не твои перья, а твоей курицы?       Чонгук тут же перестает улыбаться и шмыгает носом, хмуря брови. — Повтори. — Я же не попугай, чтобы повторять, индюк.       Чонгук срывается с места и идет к Киму, но Тэра тут же хватает его за спину и просит остановиться. У Чонгука срабатывает антивирус, он мгновенно останавливается. — В следующий раз прихвачу фотоаппарат, — фыркает Джун и уходит. — Эй, Гукки, ты как? — спрашивает Тэра. — Отлично, — улыбается он и смотрит на девушку, а потом взглядом указывает на ушедшего парня.       Пока тот агрился, Чонгук успел впихнуть Киму парочку перьев в штаны, так что теперь и он отчасти был курицей. Или петухом. Или попугаем.       В какой-то момент, Чонгук почувствовал себя счастливым. Он не знал точного определения этому слову и уж точно не знал, каково это, но когда все же смог почувствовать что-то приятное, он тут же открывает глаза. — Чонгук блин! Еще раз так свалишься, и я тебя прикончу! — кричит Тэра, стоя в той же одежде, что и была в душе. — Айщ, что случилось? — Не помнишь? Тебе напомнить?! Ты, черт возьми, пока лез за душем, поскользнулся и упал! Чонгук, Джин собирал тебя по кусочкам, хочешь снова предоставить свои органы ему на собирание в паззлы?!       Гук хмурится и озирается вокруг. Душевая. Свет работает. Он в шортах. Что вообще тут происходит? — Погоди, как давно я в отключке? — Может, минуты три. Чего разлегся? Вставай! — Погоди… мне приснилось? — Что тебе там приснилось? — Тэра не переставала злиться, потому что у парня на виске показалась струйка алой крови. — Неважно, — Чонгук тут же посерьезнел и оперся спиной к стене, после чего начал истерично смеяться и закрыл рукой лицо. — О, вижу, ты сильно приложился…       Тэран подошла близко и заглянула Гуку в глаза. Тот убрал руку с лица и посмотрел в ответ. Не прерывая зрительного контакта, Тэра прикоснулась рукой к свежей ране, но тут же одернула себя. — Блин, прости, я забыла, что у тебя… — Все нормально.       Чонгук ждет, пока Тэра вновь прикоснется к его лбу и прикрывает глаза, осознавая, что все ему приснилось. Не было никакого перепихона в душе. Не было никаких признаний и поцелуев. Не было перьев в трусах и вообще не будет! — Блин, ну че ты такой невезучий-то… — шикает Тэра и переводит взгляд на рану, пододвигаясь ближе, чтобы хорошенько рассмотреть.       У Чонгука в голове каша. Он смотрит на девушку и едва ли не рыдает оттого, что счастье ему приснилось. Гадко даже от того факта, что его счастье заключается в ней, но, увы, не взаимно. — Тэра. — М?       Гук тянется к ее лицу, чтобы почувствовать те маленькие фейерверки в животе, чтобы снова окунуться в ее очаровательный запах клубники и в сотый раз убедиться, что он все же зависим. Зависим не только от ее рук, прикосновений и дыхания, но и от ее присутствия. Возможно, если бы не этот нелепый сон, Чонгук бы никогда этого не понял.       Но Тэра с ужасающим видом отпрыгивает назад и выпячивает глаза. Чонгук смотрит на нее и не может понять, что вызвало у нее такую реакцию, а потом вновь вспоминает, что она ему вовсе не обязана отвечать. — Я всегда знала, что у тебя глупые шуточки, но не на столько же! – Тэра с устрашающим видом смотрит на Гука, а тот лишь ударяет кулаками по холодной плитке. — Да чтоб ты провалилась!       Он не имел в виду Тэру в только что сказанном, скорее он злился на нелепую ситуацию и на то, что позволил себе проникновение в черствую душу. Если бы в том сне Чонгук не проявил инициативу и не перешел к решительным действиям, а сразу бы пришел в чувства и не допустил поблажек – сейчас бы сидели себе молча и выжидали время. Но нет же! Теперь он вынужден бороться с этими странными чувствами, которые нахер никуда не денешь. — Эй, да что с тобой? — Тэра взволновано смотрит на Гука, но не решается подойти. — Почему на тебе сухая одежда? — удивляется Чонгук и оглядывает девушку с ног до головы. — Может потому, что я только что пришла? — В каком смысле «только что»?       У Чонгука теряется все представление об окружающем мире и вообще о реальности. Если на ней все еще сухая одежда, то значит, они не обливали друг друга из душа. А значит… их еще не успели закрыть? — Пошли, - хватает Чонгук ее за руку и выводит из душа. — Блин, если передумал мыться, дай хотя бы я схожу! — Душ закроют через две минуты, - цедит Гук и грубо волочет девушку за собой. — Да прекрати тянуть меня! Ты, чертов буйвол!       Слова Тэры ранят прямо в сердце, оставляя за собой кровоподтёки на всех участках тела. «Мама ведь предупреждала, что будет больно, кретин» - говорит сам себе Чонгук и пытается разобраться в собственных мыслях. «Любви не бывает, это самовнушение!» - повторяет он, но с каждой секундой верит в сказанное все меньше и меньше. «Ты не человек, и никогда им не был!» - убеждает себя, но проваливается в бездну от собственных мыслей. — У тебя сегодня день рождения? — осторожно спрашивает Чонгук, когда выводит девушку в коридор. — Как ты узнал? — спрашивает она, потирая больной участок кожи от грубых прикосновений. — Дерьмо!       Чонгуку кажется, что он кукла. Какой-то конченый кукловод устроил представление, смешивая историю с правдивыми фактами, а сейчас показывает кому-то по ящику в эфире, какой Чонгук неудачник и нагло смеется, постепенно отрывая одну нить, тянущуюся от частей тела куклы до своих рук. И пронзительная боль вонзается Чонгуку в сердце, когда последняя нить все же срезается и уносится холодным дыханием в пустоту. — Ты должна знать кое-что… — продолжает Чонгук, когда понимает, во что он влип. — И что же? — Тэра недоверчиво смотрит ему в глаза и постепенно шагает назад, ибо вид Чонгука уже был хуже безумного. — Я убил твою сестру.       Зрительный зал и люди, сидящие по ту сторону ящика, где показывали представление, тут же срывается на ярые аплодисменты. У Чонгука челка падает на лицо, а глаза принимают зверский вид, который Гук не примерял на себя очень давно. — Что ты сказал?       Шатенка прекрасно знала, что парень безумен до костей мозга, и именно поэтому воспринимает его информацию, как истинную правду. До нее теперь по-настоящему доходит правда о его прозвище. Истинный Ганчоль — кого попало так называть не будут. Он говорит такие страшные вещи в лицо и даже не хмурится. Надменный, ужасный и черствый. — Ока Мадока. Пятнадцать лет. Моментальная смерть от выстрела в голову. Комиссионный класс номер девять. Месяц смерти — февраль. — Ты лжешь… — Тебе лучше убираться отсюда. Скоро комиссия вернется, чтобы я убил тебя. Я помогу тебе сбежать. — Не приближайся!       У Тэры слезы градом. До сих пор она верила, что сестра просто надежно спрятана у них в школе или в деревушке неподалеку. Верила и надеялась, что однажды Чонгук поможет ее найти. Но вместо этого он признается, что собственными руками положил ее хрупкой и несчастной жизни конец. В мире Тэры больше нет места для солнца.       Чонгук срывается на крик, когда девушка уносится в неизвестном направлении. Вместо того чтобы принять свои чувства и попытаться добиться взаимных, он просто ломает все к чертям. Сердце не выдерживает такого морального давления и жмет так сильно, стараясь лопнуть и прыснуть сквозь ребра. Он сам позволил себе эту слабость, и теперь ему с ней жить. Чонгук поломал три тысячи шестьсот сорок жизней и даже бровями не повел, но сейчас, угробив жизнь Тэре, он понимает, насколько ужасен и низок. Насколько он противен даже самому себе. — Хэй, не плачь, Гукки, — слышит он мерзкий, такой сиплый голос со спины и пытается ответить, но не может. Не хочет. – мне так не интересно радоваться, когда еще не финал, а ты уже плачешь, как девчонка. — Намджун, — зверским, огнедышащим голосом хрипит Чонгук и словно соскребается со стены. — Здорово ты ее с днем рождения поздравил, ничего не скажешь! Даже я до такого не додумался бы… — Гнида… — Гук чувствует, как его вены наполняются стоградусной жидкостью и царапает стены. — Тц, как не вежливо. Хотя, чего это я бы так не смог? Смог бы. И сделаю. Добью ее признаниями о том, кто я. — Она итак знает, что ты дерьмо, — наконец, встает Гук и собирается с силами. — Кхм, не суди по себе. Я ведь не об этом… Девчонка не рассказывала тебе, как трагично провела свое детство без матери? — На что ты намекаешь? — Я — тот самый мальчик, что «по ошибке» выстрелил в ее мать из арбалета, - показав пальцами в воздухе кавычки, Намджун довольно ухмыльнулся.       Чонгуку хватает три десятых секунды, чтобы врезать светловолосому в лицо, но Намджун не дает ему это сделать, блокируя его удары. — Слишком ожидаемо, — пафосно ухмыляется он и ждет следующего нападения.       Чонгук хочет врезать парню в живот с колена, но и этот удар удается блокировать. Гук не понимает, откуда Намджун просекает все его приемы, но тот признается сам. — Я слишком много отхватил от тебя, чтобы не запомнить твою тактику ударов, — улыбнулся он и нанес сильный удар по правому колену.       У Чонгука в глазах появились маленькие звездочки, которые кто-то или что-то рассыпало ему на веки. Его кости в районе колена сместились до такой степени, что их едва ли можно будет вернуть назад. Эта сволочь словно прочитала досье о слабых местах Чонгука и просто ждала времени, чтобы отомстить. И теперь грех этим не воспользоваться. — Знал бы ты, как долго я ждал этого момента, — почти шепотом говорит Намджун и добивает парня сверху, нанося тяжелые удары на левую руку, в которую Чонгук был ранен как минимум шесть раз. — Сука! — цедит Гук и падает на пол, в то время как некоторые ученики сбегаются и толпятся в коридоре.       У Гука не было сил для того, чтобы подняться. И дело не в ударах или привкусе крови. Просто в сердце жгло и отдавало неприятным запахом во все рецепторы. У счастья вкус горькой клубники.