Щенок

— СТОЙТЕ! НЕ … НЕ НАДО! ПОЖАЙЛУСТА ХВАТИТ! — мой голос срывался на истошный хрип, но они будто не слышали меня. Эти страшные лица, эти три пары рук, что избивали меня, срывали с меня одежду. Мои слёзы не трогали их, мои мольбы не достигали этих гнилых сердец. Сейчас меня изнасилуют и бросят умирать, а так хотелось ещё немного пожить, но видимо, мне не суждено испытать счастье, только боль и унижение.  — Заткнись сучонок! Будешь послушным и останешься живой, а нет, то мы трахнем тебя ещё раз после того как убьём! — после этих слов удар был намного сильнее и больнее, а в глазах потемнело. Чем я всё это заслужил? Разве мне мало того, что отец бросил меня и мою мать-алкоголичку, а все её мужчины всегда избивали меня и издевались? Разве мало того, что даже в школе я всегда мишень для издёвок, я так стараюсь хорошо учиться, но все смотрят на меня с таким презрением. Что я им всем сделал? Почему меня не могут оставить в покое все эти люди? Почему бог дал мне именно такую жизнь, чем я её заслужил?  — Ну и какого вы ублюдки здесь делаете? — чей-то грозный голос прервал их отвратительный смех, но я не мог рассмотреть этого человека, глаза заплыли слезами и всё расплывалось.  — Ты кто ещё такой мать твою? Видишь, взрослые заняты взрослыми делами! Проваливай или хочешь присоединиться к этому сучонку? — одна пара рук перестала сжимать мои колени. Мне хотелось закричать " Беги " и в тоже время " Спаси ", но моё горло сейчас сдавливала рука, я еле умудрялся дышать.  — Ты на кого тявкаешь, тварь? Ты хоть знаешь, на чьей территории находишься, а кусок дерьма? Если понял кто я, то тогда беги, считаю до пяти. Раз! — пошёл отсчёт, и моё горло стало свободным, а трое моих мучителей явно занервничали, я чувствовал их страх потому, что сам был на грани помешательства.  — Ты что нас за лохов держишь? — прорычал мерзкий голос, но в нём уже проскальзывала дрожь. - Три! А ты проверь? Четыре … — и я услышал резкий удаляющийся топот. Тишина, а потом грянул гром, и дождь полил как из ведра, каждая его капля дарила моему израненному телу резкую боль. Кто-то откуда-то спрыгнул, и шаги приблизились ко мне, тело отказывалось двигаться, но я сделал усилие и ухватился за чьи-то мокрые джинсы. Мне всё ещё было страшно, а ещё больно и холодно, но это было неважно.  — Спа-си … спаси мен-ня … — я действительно хотел жить, но больше ни на что меня не хватило и сознание покинуло меня. *** Мама … Я открыл глаза и увидел маленькую комнатку и довольно большой для неё бардак, полумрак и я лежу на чьей-то кровати весь в бинтах, прям как мумия. Тело ужасно болит, но уже не так как болело тогда, я попытался встать, а ноги отказались меня держать. Рухнув на пол возле кровати, я обнаружил на рядом стоящей табуретке булочку и остывший кофе. Я не хотел брать чужое без спроса, но я так давно не ел, что просто не смог удержаться. От каждого проглоченного куска и глотка, желудок и горло невыносимо сводило, хотя голод заставлял бешено запихивать в себя эту булку и давиться остывшим, но безумно вкусным и сладким кофе. Я так давно не ел так вкусно … Вдруг дверь распахнулась, и включился свет, меня ослепило, но проморгавшись я уставился на того, кто вошёл в эту самую дверь. Это был высокий парень, с короткими чёрными волосами и длинной чёлкой. Серые, стальные глаза не выражали никаких эмоций, они просто пристально смотрели на меня. Аккуратный нос был по горизонтали разделён внушительным шрамом, тонкие бледные губы, спортивное телосложение, слегка бледноватая кожа, красные шорты и чёрная майка, а на левой руке от самого запястья шёл чёрный узор, выходивший на шею. Кто он? Странное чувство спокойствия не отпускало меня, он ничего не говорил, но приближался всё ближе и ближе. По идее мне надо бы бояться его, вид у него внушительный, но меня он не пугал, он мне нравился, от него так и веяло силой, а я хотел защиты. Больше не хотелось чувствовать эту боль во всём теле, не хотелось слушать оскорбления и издевательства. А что я могу дать ему взамен? Я забитый шестнадцатилетний мальчик … Он подошёл и присел передо мной на корточки, его серые глаза будто рентгеном сканировали меня. Его длинные пальцы коснулись моего подбородка, а в желудке всё так резко свело, что я не успел отреагировать, и меня моментально вырвало на него. От ужаса моё сердце начало пропускать удары.  — Блять! — мышцы на его лице заиграли, но он больше не сказал ничего, а просто встал и вышел за дверь. Я пытался сдерживать рвотные рефлексы и слёзы ручьём заструились по моему лицу. Вот жжешь я идиот, забился в угол между кроватью и тумбой, и меня накрыла тихая истерика, а из-за двери раздался истерический смех.  — Аха-ха! Твой щеночек тебя облевал впервые же минуты нахождения с тобой, чем ты его так напугал Айзек? — звонкий мужской голос всё продолжал громко смеяться. Щенок – я? Айзек … Его имя обозначает - " смеющийся ", но почему-то у меня не получается представить, как это будет выглядеть. Ему идёт быть пугающе прекрасным, как ангел смерти воплоти. Да я и сам забыл, когда в последний раз улыбался от души, да и вообще радовался тому, что живу.  — Захлопни варежку Дик! Я его и пальцем не тронул ещё, просто его желудок видать пока не принимает твёрдой пищи, хер его знает, сколько он голодал. Попроси Анну сварить бульон, раз уж решил завести питомца, то надо не дать ему сдохнуть. — это тот самый голос, что я тогда слышал. Значит, это его я просил спасти меня, и он меня спас, а теперь я его зверюшка, хотя всё лучше, чем возвращаться домой к матери, которой я не нужен и к вечным побоям ото всех подряд.  — Какие мы заботливые стали! Блять, идиот, ты мне чуть руку не сломал. Я же просто пошутил, тоже мне грозный бублик. — звонкий смех утих и послышались тяжёлые шаги.  — Я не понимаю таких шуток, ты прекрасно знаешь. Он моя зверюшка и не более. Мне просто скучно, так что шевелись Дик, чтоб бульон был готов через полчаса. — голос Айзека действительно не выражал сострадания и заботы, но всё же он казался мне красивым и мужественным, хоть он и был молод. На короткое время шаги затихли, а потом дверь снова распахнулась, и вошёл Айзек в одном полотенце на бёдрах, кинул на меня простынь и закинул на плечо, как мешок с картошкой. От боли во всём теле я смог только хрипло проскулить и когда он притащил меня в ванную, то уже более аккуратно поставил меня на мои дрожащие ноги. Простынь упала на пол, и он быстро снял с меня бинты, затащил под тёплую воду в кабинку душа, отвернулся и начал намыливать себя гелем. Я стоял, как вкопанный и не знал, чего от него ждать, да и я как-то в первый раз оказался в душе с голым мужчиной.  — Мойся! — приказным тоном сказал Айзек и, взяв мою руку, налил на неё геля. Двигаться мне было больно, и всё тело пробивала дрожь, но я, стиснув зубы начал пенить на себе гель, хотя получалось это сейчас, как будто я вообще даже не знаю, как это делается. Его пристальный взгляд следил за моими жалкими потугами, казалось, что я его только злю, и вот-вот он взорвётся. Я тихо скулил и старался быстрее намылиться, но он резко одёрнул мою руку и стукнул кулаком в стену кабинки.  — Блять! — от неожиданности я вздрогнул и, сжавшись, зажмурился. Он меня ударит? Через минуту мои глаза распахнулись в крайнем удивлении потому, что Айзек намылил руки и начал скользить ими по моему телу. Было больно, но я старался не подавать и звука, а просто молча, кусал губы. Я мог поклясться, что если бы моё тело не болело, то это было бы довольно приятно. Почему-то даже сейчас, когда его руки касались меня везде, я не испытывал страха или отвращения, как к тем мужикам, что почти изнасиловали меня. Я пристально следил за тем, как его руки плавно повторяли изгибы моего тела, а когда одна его ладонь проскользнула меж моих ягодиц, то невольно прохрипел и слегка дернулся. Первый раз я увидел на его лице немного ошарашенное выражение, но оно тут же исчезло, Айзек резко развернул меня к себе спиной и по-быстрому намылив мне голову, толкнул под струи воды. Из душа меня так же вынесли, но уже не на плече, а как принцессу на руках, по шею замотанного в большое полотенце. Мне было так стыдно и страшно, что те люди, которые там живут, меня вот так увидят, что я ничего лучше не придумал, как уткнуться лицом в его обнажённую грудь. - Вау, да он такой миниатюрный и худой! — я услышал приятный женский голос, что заставило меня инстинктивно сжаться на руках Айзека.  — Угу … бульон сварила? — его голос вибрировал в груди и отдавался эхом в моём ухе.  — Да он в комнате, а ещё убрала неприятность, но в следующий раз … — он не дал ей договорить.  — В следующий раз он сам всё будет убирать! — его строгий тон был направлен ко мне и я еле заметно кивнул. Мы опять начали движения, но нас опять остановили.  — Ути боже мой! Да он действительно как маленький щенок с задатками анарексии. Я хочу взглянуть на него Айзек! — тот звонкий голос был совсем рядом и я испугался, меня, откровенно говоря, начало трясти и я старался вдавиться в Айзека.  — Грабли убрал старпёр! Он и так припадочный какой-то, а тебя увидит, так вообще кони двинет! Насмотришься ещё, всё я спать, а попробуешь зайти в комнату, воткну нож в лобешник! — женский голос засмеялся, а звонкий мужской тихо, но нецензурно выразился. Когда дверь в комнату за нами с грохотом захлопнулась, я опять вздрогнул, но быстро расслабился и облегчённо вздохнул. Меня сгрузили на кровать и вручили большую кружку ароматного бульона. Айзек же скинул с бёдер полотенце и грациозно прошёл по кучам разбросанной на полу одежды к шкафу, открыл, посмотрел, закрыл. Меня это конечно бы удивило, если бы я не заметил, что в шкафу нет одежды, вообще нет, видать вся она была на полу. Глотать было больно, но я старался выпить хотя бы пол кружки, да и желудок принял его с большей радостью, чем булку с кофе.  — Я спать! — его голос оповестил меня об этом, свет погас и Айзек завалился на кровать голышом. Минут пять я крутил кружку в руках и думал, куда себя деть, в голове мелькали картинки произошедшего, и хотелось зареветь. Теперь я буду с ним как зверюшка, но сейчас мне казалось, что лучше быть его щенком, чем жить той жизнью, что была у меня. Он конечно выглядит устрашающе, но я не испытываю к нему страха или отвращения, хотя я даже не знаю кто он. Меня никто никогда не любил, даже собственной матери насрать жив я или мёртв, а остальным тем более. Мне больше некуда идти и умирать я не хочу, теперь надо сделать так, что бы я и ему не стал в тягость.  — Спать ложись! — от неожиданности я чуть не выронил кружку из рук. Поставив кружку на тумбу, я лёг на краешек кровати всё так же замотанный полотенцем, но долго я так не пролежал. Айзек рывком притянул меня ближе к себе и тяжело вздохнул, а у меня сами собой потекли слёзы, я старался не издавать звуков, но он всё-таки заметил.  — Блять, вот гемор то! Не реви! — потянув за полотенце, он развернул меня к себе, и я уткнулся в его грудь носом. Его руки были тяжёлые и грубые, но сейчас это была приятная тяжесть, он обнимал меня, и было так тепло, спокойно, что я и сам не заметил, как уснул. Что теперь будет с маленьким никчемным щеночком, как я? …