Самый замечательный

Тсуёши женится на девушке, которая кружит ему голову, как крепкое саке. У неё в волосах запутались звёзды; она улыбается, когда нужно плакать; она держит мужчину крепко за руку и осыпает его щёки мягкими поцелуями. Тсуёши откладывает катану в массивный сундук, когда она говорит, что беременна. Больше никаких скошенных от ужаса лиц и отпечатков крови на ботинках — теперь его ждала другая жизнь. Тсуёши обожает блеск в её карих глазах, запутанные волосы и скромный нрав. Она любит его за весёлый смех, тёплые руки и забавную картавость. Сына они называют Такеши. Она смёется потому, что их сына будут звать бамбуковым деревом. Он напоминает ей о втором значении, а она лишь закатывает глаза и говорит, что храбрость — это слишком просто. Тсуёши так любит свою жену, что почти забывает о катане в сундуке. Она, кстати, бамбуковая. Он называет её дитём света, а она лишь смеётся и широко разводит руки, приглашая в радушные объятья. Если бы он только мог забыть всю темень, если бы он только мог… Она умерла в январе, когда Такеши было три годика. Он по-смешному ловил снежинки ртом и улыбался, не понимая, почему мама не возвращается из гостей. Тсуёши остаётся совершенно один с сыном на руках. Свет погас. * Такеши — замечательный ребенок. Он наивно улыбается, прыгает, играя в классики, и жуёт клубничную жвачку. Он боится Кинг-Конга, когда понимает, что большая обезьянка с лёгкостью может разрушить их дом, даже не задумываясь над этим. Тсуёши не знает, как объяснить своему ребёнку, что монстры окружают его с самого рождения, если не живут в нём самом. Такеши любит Рождество и заставляет отца повесить носки на книжную полку. Такеши говорит, что Санта, наверное, догадается войти через дверь. Тсуёши думает, что запад так или иначе проник в японский уклад жизни, и подкладывает в праздничные носки акварельные краски, бейсбольный мяч и молочный шоколад. — Вот видишь! — Такеши подпрыгивает чуть ли не до потолка и заливисто смеётся. — Видишь, папа?! Видишь! А ты не верил мне! — Я верил-верил, — говорит Тсуёши, — но ведь новый год же скоро. Зачем это Рождество? Мы не христиане. Такеши непонятливо моргает, а до мужчины только доходит, что он разговаривает с ребёнком. — Это тренировка, — мальчик пожимает плечами. — Когда я уеду в Америку, буду справлять только Рождество. И буду слать тебе красные открытки. Или ты со мной хочешь, папа? Всё-таки, Такеши — самый замечательный ребёнок из всех. * Такеши невозможно удержать на одном месте. Даже на подготовительных курсах для поступления в начальную школу он качается из стороны в сторону, изучает внимательным взглядом потолок или пол, ковыряется в носу и рисует в тетради ужасных монстриков, показывая потом на одногруппников, говоря: «это ты». Он любит солнце и любит подвижные игры. И Тсуёши решает, по совету соседки, которая просто в восторге от красивого и смышлёного мальчишки, отдать его в бейсбольную секцию. Такеши с особым восторгом описывает первую тренировку за ужином и размахивает руками так сильно, что омлет с зеленью летит на пол, а сам виновник хватается за живот от смеха. * Такеши обожают буквально все, кто задерживает на мальчике взгляд дольше пяти секунд. Воспитательница в детском садике, учитель в подготовительной группе, два тренера по бейсболу, соседи, продавцы в круглосуточных магазинах, родственники жены, — все без исключения. И Тсуёши солжёт, если скажет, что ему, как отцу, не льстит такое хорошее отношение к его сыну. Ведь Такеши — самый замечательный ребёнок, которого ставят в пример абсолютно всем. Когда воспитательница, донельзя бледная от ужаса, говорит, что Такеши бейсбольной битой разбил одногруппнику лицо, Тсуёши долго не может поверить, качая головой из стороны в сторону. Тсуёши как-то совсем не вовремя вспоминает о бамбуковой катане в сундуке. * Случай поднимают. Такеши не без труда переводят в другой садик. Теперь вместо привычных пятнадцати минут приходится целых полчаса тащиться на машине через душный центр, слушая нудное радио. Такеши весело болтает ногами на детском сидении и рассказывает, как ему не хочется переводиться в новый садик, ведь в прежнем остался его лучший друг и даже девочка, которая звала Такеши своим мужем. Тсуёши не помнит, чтобы сын до этого рассказывал о ком-то из ребят, с которым общается. А Такеши не рассказывает, что лучший друг и его «жена» — один и тот же человек. Намимори — маленький город. Но Тсуёши всё равно надеется, что об этом инциденте никто не узнает. Все опасения оказываются напрасными: новая группа, новая воспитательница, — словом, весь садик, — заглядываются на солнечного мальчика. * Все дети в школе, а именно в классе Такеши чем-то схожи между собой: чуть сутулые, с понурыми бледными лицами, замкнутые и трусливые до первого шага в совершенно новую жизнь. Такеши выделяется. Он смело шагает в старательно выглаженной белой рубашке и машет отцу рукой. — Папочка, смотри на меня! И сделай фотографии для тёти! — мальчик смеётся. — Она будет в восторге! За ужином Такеши живо описывает, что он в восторге от огромного здания, такого же огромного класса, доброй учительницы и первого классного часа. А ещё маленький бейсболист представляет, как же замечательно будут проходить занятия. А ещё он, кажется, влюбился в преумную Ханну, которая на первом же уроке сказала, что хочет поступить в лучший университет Токио. — А в какой университет хочешь поступить ты? — спрашивает Тсуёши, разделывая рыбу. — Я хочу в Америку, чтобы стать звездой бейсбола, — спокойно отвечает Такеши. Тсуёши не понимает такой верности другому материку, не понимает, откуда в ребёнке столько взрослой уверенности, но Такеши мал и ему можно иметь такие глупые мечты. — А что тебе нравится-то в твоей Ханне? — спрашивает мужчина, заставляя сына немного призадуматься. — Она умная, — кивает мальчик. — Я вообще сначала подумал, что она учительница! А ещё… а ещё у неё портфель с лягушками. Он такой классный, папа! Хочу такой же! — Получишь на Рождество, — говорит Тсуёши. Они уже несколько лет не празднуют новый год, но почему-то отмечают католический праздник, хотя ни разу не христиане. * Тсуёши редко решается заговаривать с Такеши о своей жене. Каждый раз он чувствует непонятный трепет в груди и ищет в чертах сына что-то, что хотя бы отдалённо напоминало о ней. Но ничего не находит. Такеши не похож ни на мать, ни на отца, только чрезмерной улыбчивостью доказывая, что принадлежит к чете Ямамото. — Расскажи мне о маме, — просит мальчик, когда во время грозы отключают электричество. Он жмётся красным носом к своей разбитой коленке и не без уныния смотрит на стену. — Она была удивительной, — произносит с тяжёлым сердцем Тсуёши. — Может, не такой умной, как твоя Ханна; может, не такой красивой, как девушки из телевизора; может, не такой весёлой и общительной, но она была самой удивительной и никогда не лгала мне. — А ты ей? — Такеши не по годам проницателен и умеет бить в слабые места. — Да, — Тсуёши знает, что сын уже отличает искренность от лжи, и не находит в себе силы на очередную неправду. — И ты делал много плохих вещей? — первоклассник оживляется. — Расскажи. — Об этом не стоит знать маленьким мальчикам вроде тебя, — мужчина смеётся и треплет Такеши по волосам. — Ну, а когда я вырасту, расскажешь?! — Конечно. — Тогда я запишу это в свою тетрадку. Хана говорит, что каждому нужна тетрадь, в которой записано всё, что мы не должны забыть. — Покажешь мне свою? — Тсуёши улыбается. — Нет, — Такеши на мгновение становится серьёзным, а после начинает распевать какую-то модную английскую песню. * Тсуёши приходит на первый матч Такеши с волнением и полным смятением: как он должен себя вести? Стоит ли что-то кричать во время матча или тихо наблюдать на краю трибун? Или как ведут себя обычные родители игроков? — Волнуетесь? — спрашивает женщина, сидящая на трибунах рядом с ним. — Да, — Тсуёши краснеет, как нелепый и неуклюжий школьник. — О, понимаю, когда мой сынок в первый раз выходил на поле, я нервничала так, что забыла имя своего мальчика! — они вместе смеются. Ямамото-старшему кажется, что его ребёнок сияет несмотря на то, что это первая игра школьника. Такеши — звезда, настоящий талант, бриллиант среди булыжников. Это ясно абсолютно каждому на поле и трибунах. И Тсуёши становится совестно, что дальше таких школьных чемпионатов его сын уйти не сможет. * — Твоя Ханна гордилась бы тобой! — заявляет Тсуёши после выигранного матча. — Кто это? — недоумевает мальчик. — А, Ханна. Ну да. * Вскоре мужчина приводит домой другую женщину. Впервые за шесть лет. До этого он поговорил с Такеши, боясь встретить испуг и осуждение со стороны сына, но все опасения оказались напрасными. Всё же, его мальчик всегда отличался от других особой взрослой выдержкой и серьёзностью, поэтому тот лишь пожал плечами и спросил, почему Тсуёши вообще спрашивает о таких вещах. Амаи — так её зовут, — с первого взгляда очаровывается Такеши, любяще щипает его за по-детски пухлые щёки и говорит, что этот ребёнок — самый замечательный. Всё идёт так, как должно идти. * Пока Такеши не разбивает лица трём одноклассникам. Битой. Снова. Учительница говорит, что никогда не замечала за Ямамото агрессии или проблем с социализацией, ведь Такеши — замечательный ребёнок. И каждая мать в Намимори ставит его в пример своим детям. Тсуёши отчитывает его прямо в кабинете: ему страшно осознавать, что Такеши такой же монстр, каким был он сам до встречи с ней. Амаи просит Тсуёши успокоиться, спрашивает у Такеши, что случилось. А Такеши рыдает взахлёб, сам не осознавая, что натворил. — Я… Амаи-сан… я… они… Аха-ха-ха, — Такеши хватается за край её блузки. — Они сказали, что… они назвали… бесполезным Тсун… но я сказал… Аха! — он давит в груди беспомощный всхлип. — А они не прекратили. Амаи-сан! И тогда… они… сказали, что расскажут всем, что я… Я не хотел. Амаи-сан, клянусь. Женщина крепко прижала ребёнка к себе, не зная, что делать. Было ясно, что Такеши шантажировали эти ребята и они же обижали кого-то по имени «Тсун». — Такого не было в нашей школе со времён… никогда, — учительница невидящим взглядом смотрит на мальчика и его родителей. — Не удастся так просто замять. Это не просто драка, это — избиение. Такеши рыдает пять часов подряд, пока не засыпает на руках Амаи. Тсуёши долго смотрит то на сына, то на уставшую женщину и не знает, что та скажет. Она прямо сейчас может уйти, ведь их связывает лишь гражданский брак без каких-либо обязательств, но Амаи остаётся. Она сжимает руку Тсуёши и говорит решительным тоном, который не терпит возражений: — Я никому не позволю обидеть нашего сына. Тсуёши лишь благодарно кивает. Биологическая мама Такеши, будь она жива и здорова, сказала бы те же слова. * Где-то через пару месяцев Такеши впервые называет Амаи мамой. И она ходит на все матчи бейсболиста, посещает все родительские собрания в новой школе и даже устраивает для Такеши настоящий день рождения. Собирается вся бейсбольная команда, новые одноклассники и старшие друзья из новой школы. Особенно Тсуёши запоминает — вернее сказать, пугается, — мрачного Кёю, который, как оказалась, сын соседки через два дома. Брюнет меланхолично пьёт сок из трубочки и жалуется Такеши, что хочет спать. Такеши на друга внимания не обращает, восторженно выслушивая все поздравления и думая, как бы незаметно подглядеть в коробки, в которых покоятся подарки. Тсуёши украшает торт клубникой, пока Амаи уговаривает всех сфотографироваться на память, ну и для тёти, которая в тот же вечер потребует факс со всеми фотографиями. Такеши исполняется десять. И он всё ещё самый замечательный ребёнок из всех. * У Такеши проблемы с математикой. Историей. Литературой. Японским. Физикой. Химией. Только иностранный он кое-как вытягивает, каждый вечер перед зеркалом выговаривая: «Хеллоу, май нэйм — Ямамото Такеши». — Просто я трачу всё своё время на бейсбол, пап, — оправдывается парнишка. — Когда я уеду в Америку, никто не вспомнит о моей тройке по химии. Тсуёши хочется с горя хлебнуть дорогого виски и приложиться головой обо что-нибудь тяжёлое. Вся дилемма заключается в том, что у Такеши с бейсболом тоже проблемы. Такеши — уже проблема. * Тень из прошлого появляется в ясный день. Она напоминает о себе тонким запахом дорогой туалетной воды и ярко-алой чёрточкой на левом запястье. Якудза — это серьёзно. Якудза — это навсегда. — Симпатичный у тебя малый, — говорит Фонг, кланяясь при встрече. — Нет, — спокойно отрезает Тсуёши. — Он — не я. — Брось, ты даже не видел, с каким упоением он избивал того мальчика в садике или тех ребят в школе. — Нет, — повторяет мужчина. — Я отдам тебе бамбуковый меч, если хочешь. — Обменять мальчика на реликвию? Дорого даже для такого славного малого. Подождём немного. Просмотрим, какого монстра он слепит из себя. Тсуёши хочется кричать на ребёнка-убийцу, но он молчит, не найдя в себе сил отрицать очевидного. * Амаи впервые справляет с ними Рождество. Сначала она удивляется такой традиции четы Ямамото, но после входит во вкус: украшает дом изнутри вместе с восторженным Такеши, они пекут сахарное печенье в форме ангелов и поют песни на английском, чему Такеши радуется даже больше, чем подаркам. Тсуёши пораньше закрывает суши-бар, который открыл сразу после перевода сына в новую школу, и покупает домой мандарины. * Проблемы с учёбой у Такеши постепенно решаются. Конечно же решаются. После трёхчасовой морали от Тсуёши и обещаний не отпустить к тёте на летних каникулах. Ямамото-младший скрипя сердце садится за «непосильную» домашнюю работу, и за семестр у него выходят более-менее сносные оценки. Тсуёши до сих пор мирится с некоторыми причудами сына. Такеши никогда не рассказывает о своих друзьях, кроме парочки знакомых и бейсбольной команды. Такеши вообще мало рассказывает о себе и своих увлечениях, кроме бейсбола и жгучего желания переехать на другой материк. Такеши дома разговаривает в основном на английском — и это настоящая проблема для Тсуёши, который и двух слов не мог связать на иностранном языке, а вот Амаи одобряет такое самообразование. * — У вашего сына, — говорит им с Амаи тренер после удачной игры с командой из соседнего округа, — есть талант. Это вне всяких сомнений, но понимаете… Тренер мнётся. И Тсуёши не выдерживает: — Говорите всё, как есть. Амаи после этого разговора шутила, что у тренера было такое лицо, будто он врач, поставивший смертельный диагноз. Только им двоим не было смешно. — Он застрял. Конечно, Такеши старается. Но, возможно, у него недостаточно таланта, чтобы стать кем-то большим. Руки Тсуёши леденеют в тот же миг: он знает правду. Он всегда её знал, потому что Такеши вовсе не бейсболист. Он — машина для убийств. * Рассказать Амаи обо всём, что было в прошлом и, возможно, произойдёт в ближайшие пять лет, — возможно, не лучшее решение, но верное. Тсуёши понимает, как сильно обожает свою гражданскую жену, когда она, услышав всю правду о мафии и об истинном таланте Такеши к убийствам, лишь пожала плечами и глубоко вздохнула. У Амаи всё ещё шанс уйти, чтобы не видеть, как их сын превращается в монстра, но она остаётся. И за это женщине можно поставить памятник. * Такеши не вырастает в кого-то из тех, кого Тсуёши ожидает увидеть в своём сыне. И это не может не радовать, ведь Такеши — лишь подросток, который хочет обыкновенный глупостей, вроде поздних прогулок и быстрых поцелуев под фонарями. Но, на общее удивление Тсуёши и Амаи, юноша ничего глупого не делает. Только больше отмалчивается за ужином, лишь изредка рассказывая о делах в классе: — Представляете, я теперь в классе с Тсуной, — говорит он, и Амаи бледнеет. — Это из-за него Таке подрался тогда, — встревожено говорит женщина после ужина. — Он рассказал тебе? — шепотом спрашивает Тсуёши. — Нет, — Амаи вздыхает. — Сама догадалась. Из него теперь и слова не вытянешь. — Я могу поговорить с ним, — предлагает мужчина без особой надежды. Он всматривается в карие глаза жены, но не находит никакой поддержки: — Ты хочешь, чтобы Таке врал нам? — спрашивает она, хмурясь. — Я не хочу. Такеши справится, верь в него. * Тсуёши и рад бы верить в их сына, да только его снова вызывают в школу. Ямамото-старший сам не заметил, как пролетело одиннадцать лет после первой драки Такеши. И сейчас он больше всего надеется на благоразумие своего ребёнка. — Ваш сын прыгнул с крыши, — и Тсуёши чувствует, как мир под ногами рушится. — Не волнуйтесь, его спасли. Всё хорошо, слышите? Но Тсуёши оседает в кресло и хватается руками за голову. Вчера Ямамото пришёл с забинтованной рукой и не притронулся к ужину. Мужчина думал, что у сына был тяжёлый день. Что завтра тот снимет повязку и побежит тренироваться, твердя что-то про мечты об Америке и недалёкую славу. Оказывается, Тсуёши всё это время был не единственным, кто знал правду. Его сын, всё-таки, всегда был не по годам проницателен. * — Такеши, чем ты вообще думал? — кричит Тсуёши. Конечно, Амаи пихала ему в лицо до этого какие-то умные книги про воспитание и подростков. Конечно, Амаи твердила ему, чтобы мужчина даже не смел повышать голоса на их сына. — Тсуёши, хватит, — отрезает Амаи, гладя юношу по коротким волосам. Такеши вжимается в стул с высокой спинкой. Даже несмотря на то, что он уже выше и мамы, и папы, юноша чувствует себя таким маленьким и ничтожным сейчас. Он не может поднять взгляда на них, стыдясь быть осуждённым. — Что «хватит»? — Тсуёши срывается. — А если бы его не спасли? Что было бы? — Пап, — слышать, как Такеши разговаривает на японском, почти больно. — Пап, меня Тсуна спас. Всё хорошо. — Твой Тсуна! — кричит мужчина. — От него одни неприятности. — Неправда, — подросток ниже опускает голову и чувствует, как собственные слёзы пачкают ладони. — Тсуна — мой друг. — Такеши, у тебя много друзей, — ещё пуще сердится Тсуёши. — Нашёл, с кем общаться. — Хватит! — Амаи прижимает голову Такеши к своим рёбрам. — Такеши в безопасности, а это главное. — Главное — это наказать его, чтобы даже не думал о таком! — Да как же ты не поймёшь! — Амаи сама не замечает, как начинает плакать. — Наш сын хотел закончить жизнь самоубийством, Тсуёши. Поставить точку на себе и своих стремлениях. Как же ты не понимаешь, глупый?! Он в отчаянии. Такеши рыдает так сильно, будто у него вместо глаз грозовая туча. Тсуёши осознаёт, что плачет, когда на губах застывает что-то непривычно солёное. * Постепенно злость стихает, хотя теперь Тсуёши заставляет Такеши рассказывать о своих днях подробно и правдиво. Немного странно снова слышать рассказы сына. Пусть не такие восторженные, как в детстве, но всё-таки рассказы о каких-то разочарованиях и взлётах, о мимолётных мыслях и навязчивых идеях. Ямамото-старший чувствует, что Такеши снова раскрывается. И возможно, ему удастся как-то вырулить ситуацию с бейсболом. Быть может, мафия осталась позади? Оказалось — нет. Но Тсуёши узнает об этом «оказалось» позднее, чем ему хочется, и раньше, чем он будет готов. А пока мужчина идёт к матери Хибари — женщине, которая знала всё и обо всех, — и просить ей поведать о неком Тсуне, который дружит с его сыном. — Савада Тсунаёши. Все зовут его «Никчёмный Тсуна», — говорит соседка, заваривая чай. — Часто получает нагоняи от Кёи. Это в принципе всё, что можно о нём рассказать. — И как этот парень смог поладить с моим Такеши? — качает головой Тсуёши с обычным недоумением родителя. — Кёя говорит, что твой Такеши-то сам по себе тот ещё фрукт, — женщина вздыхает. — Не такой общительный и дружелюбный, каким хочет казаться. — Но всё же Такеши — замечательный парень. — Никто и не спорит. Будешь чай? Тсуёши лишь кивает. * И вскоре в рассказах Такеши появляется ещё одно имя. Такое непримечательное, серенькое, невзрачное имечко, на которое ни Амая, ни Тсуёши не обращают внимания на первых порах. Оно вырастает из скромного «новенький» до «Гокудера». А из «Гокудера» вытекает в «Хаято». Соседка оповещает родителей о том, что этот «новенький» — настоящая заноза в известном месте, сталкер и бандит. Словом, Такеши снова требуется словесная терапия. Но сам бейсболист с такой восторженностью и детским восхищением описывает Гокудеру, что у Тсуёши язык не поворачивается на долгую мораль: — Вы не представляете! — Ямамото смеётся звонко и без всякого притворства. — Учитель говорит, чтобы Хаято вышел из класса, а тряпка такая: «бум!» и взрывается в его руках. Это было так круто! Я ничего подобного ещё не видел! Даже в фильмах. А ещё Хаято так смешно ругается на итальянском. Я думаю, что хочу изучать этот язык. Он очень красивый… язык красивый. И как Гокудера на нём говорит — тоже. Даже не знаю, что красивее. Но это просто очень-очень хорошо! Английский у Такеши становится лучше и лучше с каждым днём. Иногда подросток упоминает в своих монологах: «когда я перееду», «вот приеду в Америку и», «а вот в Америке»; и именно тогда Тсуёши становится совестно за то, что он до сих пор тянет с серьёзным разговором. Ведь Такеши, вроде, уже не мальчик и прекрасно знает правду, а значит, должен отказаться от бейсбола и готовить себя морально для другой жизни. * — Пап, — Такеши редко звонил из школы, а значит, случилось что-то важное, — дай трубку маме. И Тсуёши покорно отдаёт мобильник Амае, когда та дописывает обзор для журнала: — О, привет, дорогой, — говорит она, звонко отбивая что-то на клавиатуре, — конечно, я разрешаю. Да-да, сейчас скажу отцу. Не задерживайся допоздна. Женщина нажимает на кнопку «отбой», и Тсуёши смиряется с мыслью, что Амаи — настоящий авторитет в глазах их сына. — Такеши идёт делать уроки к Тсуне. Не делай такое лицо! Таке рассказывал, что у Тсуны есть репетитор, а Гокудера очень умный. — Хочется верить, — Тсуёши улыбается. * Такеши приводит своих друзей где-то в начале зимы. Те сначала неловко мнутся у порога, снимают обувь и громко перешёптываются между собой. Тсуёши и Амаи прислушиваются к голосам, пытаясь угадать, кому какой принадлежит. Амаи делает ставку, что хриплый — это курящий, — об этом доложила две недели назад соседка, — Хаято, а звонкий и пристыженный — это Тсуна, который падал в обморок в любой неловкой ситуации. И Тсуёши соглашается с ней. — Мы сейчас должны выйти и поприветствовать их? — спрашивает мужчина. — Понятия не имею, — пожимает плечами женщина. — Из нас плохие родители, — констатирует Ямамото-старший, смеясь. — Говори за себя! — в шутку обижается Амаи. — Ну ладно, что делают родители в твоих книгах по психологии? — Ну, они обычно обучают детей чему-то или от чего-то оберегают. — Бесполезные книжки, — хихикает Тсуёши. — Мам, пап! — кричит Такеши с коридора и делает несколько шагов вперёд. — Я дома. Я с Тсуной и Хаято. И они вдвоём с Амаи, как будто возвращаются в школьные годы, неловко выходят в коридор и нервничают сильнее Тсуны, который весь покрылся испариной. — Десятый, — шепчет тот, который предположительно Хаято, — тут же не жарко. — Да я знаю! — почти визжит Тсуна. — Мама, папа, — Такеши, кажется, единственный, кто может здраво рассуждать в неловкой ситуации. — Это Тсуна, — он указывает на вспотевшего шатена, — а это Хаято. Гокудерой оказывается невысокий блондин в мятой футболке и рубашке с черепами. — Драсте, — говорят они синхронно. — Привет, — первой оживает Амаи, — вы друзья Такеши? Он нам про вас столько рассказывал! «Ну, не то чтобы друзья», — ворчит на грани слышимости Хаято, но Амаи подмечает это, хотя и не подаёт вида. * Друзья их сына в реальности почти такие же, как он и описывал до этого дня в своих монологах за ужином: Тсуна немного нервный, Хаято немного крикливый и уважает Тсуну. Конечно, Амаи догадывается, что Ямамото всегда немного приукрашал Гокудеру. Не было в нём ни итальянского обаяния, ни харизмы, ни даже яркого ума — только всклоченность, агрессия и явное нежелание мириться с порядками мира сего. * Вскоре Такеши снова приводит Хаято домой, но на этот раз без Тсуны. Амаи он говорит, что Гокудера согласился с ним позаниматься математикой. — Ты тупой, что ли? — раздаётся визг из комнаты полторы минуты спустя. И женщина действительно убеждается, что они занимаются математикой. Ямамото, правда, начинает стараться заниматься не только английским, но и остальными предметами, хотя они мало интересуют юную душу бейсболиста. Гокудера приходит к ним всё чаще и пару раз даже остаётся на ужин. Конечно, он стесняется, вжимается в стул, но всё же скупо рассказывает, что приехал из Италии и хочет стать астрономом. А потом он затягивает нудную лекцию о существовании НЛО, которую слушает только Такеши. И постепенно Тсуёши привыкает к постоянным: «пап, я к Хаято», «пап, мы с Хаято», «пап, можно к Хаято», «Хаято»-«Хаято»-«Хаято». Будто никого другого не существовало на планете. Амаи не знает, как сказать мужу, почему их сын твердит только об итальянском недоразумении и почему вообще терпит истеричного социофоба. Наверное, она знала об ориентации Такеши ещё с первого дня их знакомства, но в любом случае женщина не испытала даже удивления, заметив, как бейсболист жадно ловит каждое слово одноклассника. Больнее было Амаи думать только о том, было ли это увлечение взаимным. * А оно не просто взаимное. Оно настоящее. Здесь не нужно быть экспертом или обладать природной проницательностью, как Такеши, чтобы разобраться в отношениях двух до жути одиноких подростков. Амаи понимает это, когда Гокудера подсаживается к ним на трибунах во время весенних игр: — А где Тсуна? — спрашивает женщина. — Приболел, — спокойной произносит блондин, будто всё так, как и должно быть. Тсуна не нужен на таких играх, это обязанность Хаято — ходить вслед за не-любимым бейсболистом, прикрываясь болезнями их главаря. Проще некуда. Три сосны, в которых заблудились два с виду неглупых подростка. * — Тсуёши, — Амаи всё же решается взять дело в свои руки, — нам нужно поговорить. Мужчина доверчиво улыбается, но знает, что за этой фразой никогда не стояло и не будет стоять ничего хорошего. Он уже давно начал ощущать, что чего-то не может понять и не видит самого корня всей сложившейся с Такеши ситуации. — Да? — Я хочу поговорить о Таке и Хаято. — С ними что-то произошло? Они поругались? — Тсуёши едва не прикусывает язык, зная, что те ругаются по тысяче раз на дню, хотя Такеши никогда не был конфликтным. — Нет, точнее… — Амаи сбивается. — Мне кажется, что наш сын влюблён. — В кого? — В Гокудеру, — произнести ключевую фразу не так сложно, как казалось до этого мгновения. — В Гоку… — повторяет Тсуёши. А потом до него ходит. Буквально накрывает волна понимания. — Не может быть! Такеши не из этих. — Ты отрицаешь очевидное, — Амаи уже сожалеет о своём решении рассказать всё гражданскому мужу. — Но с Такеши всегда всё было в порядке. Он ничем не отличался от других, — Тсуёши складывает руки на груди. — Это ориентация, а не простуда, — говорит женщина. — Но он никогда не говорил мне о чём-то подобном! — Ямамото-старший хмурится. — А зачем? Это же просто ориентация, а не смертельная болезнь, — Амаи пожимает плечами, всё ещё опасаясь гнева мужа. Ну зачем? Зачем она доложила ему обо всём? — Потому что это не… необычно, — Тсуёши вовремя находит в себе силы сдержать рвущееся наружу «ненормально». — Я помню, как в первом классе ему нравилась девочка. Значит, с ним тогда было всё в порядке, а сейчас что? Заразился? — Ямамото Тсуёши! — голос Амаи становится резким, высоким, он будто дышит тем гневом, который чувствует женщина. — Не неси чепухи! Это наш сын. Слышишь, наш! И если ты против его любви, значит, ты против него самого. Будь добр, воздержись от своих псевдоморальных суждений, когда будешь разговаривать с Таке, иначе будешь иметь дело со мной. Ясно? Тсуёши трудно, даже невыносимо. Он видит Амаю в гневе не так часто, как мужчина того заслуживал, но прямо сейчас Ямамото понимает, что не прав, а гнев жены вполне оправдан. В конце концов, Такеши — его сын. Был, есть и будет им, каким бы Ямамото не был. * Дома на бейсболиста налетают родители так неожиданно, что он мгновенно теряется, не знает, что говорить и как, куда девать руки и что вообще делают в подобных ситуациях. Этот разговор самый трудный, долгий и неприятный на памяти Такеши. Даже лекция о суициде от отца была не такой больной и не так отдавалась в груди гулким стуком сердца. Из Ямамото будто клещами вытягивают слова: «да», «нет», «извините». Он опускает голову, бессильно думая о том, что же теперь будет с ним самим, его мечтами, друзьями и мафией, частью которой он якобы является. — Но ты наш сын, — Тсуёши старается говорить мягче, — а значит, мы поддержим тебя любого. Мы никогда не станем осуждать тебя за подобное. И Такеши почему-то взахлёб смеётся, не зная, как объяснить подобный срыв. Верится с трудом, но всё же верится. Такеши чувствует, как маска на его лице разлетается на тысячи осколков. * Гокудера приходит всё чаще и без повода. Рассказывает о себе немного больше и очень даже ладит с Тсуёши и Амаи. В конце концов мужчина мирится с тем, что Такеши увлёкся кем-то, вроде Хаято. Он вспоминает свою любовь к первой жене, любовь к Амае. Это чувство нельзя контролировать: у нас внутри нет выключателя, который включает и выключает искромётный свет, который зажигается или гаснет в людях, которые нас окружают. Здесь нет вины Такеши. Здесь нет вины Хаято. Здесь вообще нет вины. * Ямамото рассказывает о семейной традиции справлять Рождество вместо классического нового года как-то слишком смущённо и тихо, будто боясь встретить со стороны возлюбленного лишь негодование и полное порицание. — О, круто. Я католик, — говорит Хаято. И Такеши сияет изнутри. Следующее Рождество Гокудера проводит с семьёй Ямамото. А на утро находит подарок и для себя — новые гитарные струны, и прыгает от счастья почти так же, как Такеши, получивший аудированный самоучитель итальянского языка. * Мафия — это навсегда. И пора бы давно усвоить этот простой урок, да только Тсуёши никак не может, потому что от мафии ему удалось укрыться любовью. — Ты мафиози? — хладнокровно спрашивает он Гокудеру, прислоняя пистолет к его виску. Всё честно. Конечно, в этого итальянца по уши влюбился Такеши, но это не повод терять бдительность. Просто так из Италии никто не бежит в Японию. — Да, — так же хладнокровно отвечает Хаято. — Я и Такеши — Вонгола. И кажется, Ваш сын не понимает, что мафия — это никакая не игра. Мафия — это навсегда. Мафия — это проклятье. * Тсуёши ждёт того дня, когда бейсболист всё же придёт к нему за помощью. И тот приходит. Какой-то совсем отчаянный и напуганный, приходит. Садится на деревянный пол и просит обучить владению мечом. Тсуёши просит сына быть верным пути меча, прекрасно понимая, что Ямамото создан для другой жизни. Гокудера, кажется, это тоже понимает. Но вся дилемма в том, что они не правы. Такеши создан для убийств, как клинок, который создан для отсечения буйных голов, но которым лишь украшают стену в дешёвом придорожном кафе. * Подросток возвращается домой с подбитым глазом, донельзя довольный, рассказывает о том, как они сделали крупных мафиози, и в красках описывает своё сражение. Кончики пальцев Тсуёши холодеют, когда Ямамото описывает финал. — Я бы никогда не смог убить человека. Кажется, перерос свою социопатию, — Такеши смеётся. — Когда мы уедем с Хаято в Америку, обязательно попрошу его нарисовать комикс про великого бейсболиста, который умел драться! Амаи и Тсуёши смеются. И мужчина впервые за всю свою долгую жизнь по-настоящему успокаивается, что бы ни случилось с его сыном, он так и останется самым замечательным ребёнком на свете.