oOoOo
Уже дома Зи снимает ненавистные ботильоны еще в прихожей и босиком идет наверх. Грусть усиливает головную боль и в своей спальне она с закрытыми глазами падает на не заправленную кровать, не обращая внимания на Лиама на полу. Некоторое время Зи ничего не говорит, но Лиам делает звук Mortal Kombat тише, будто знает, что у нее болит голова, а спустя несколько минут кровать прогибается под его весом. Зи подкатывается к его горячему телу и Лиам укрывает ее своими руками как одеялом из облаков. — По шкале от 1 до 10, насколько сильно ты расстроишься, если я убью Луи? — Где-то 9^10, полагаю, — немного рассеяно отвечает Ли, поглаживая ее спину, — Что он сделал в этот раз? — Предложил пригласить Перри на свидание. Лиам хрюкает, подавившись смехом: — Отличный совет, тебе стоит прислушаться. — Пф. А потом спросил, врежешь ли ты ему, если он пригласит тебя на свидание. Как ты его терпишь, а? Лиам затихает. — Он правда такое спросил? — едва ли не шепотом спрашивает Лиам. — Правда, — Зи невольно улыбается. Рядом с Лиамом можно спрятать коготки. — Может, мне все-таки стоит пригласить его куда-нибудь? — настороженно спрашивает Лиам, но Зи раздраженно взмахивает рукой, едва не задевая Ли по носу пуговкой. — Ну уж нет, — она мысленно упирает руки в боки, ведь сделать это физически просто невозможно: она все так же лежит, уткнувшись Лиаму в шею, — Ты страдал по этому уебку больше двух лет, и теперь, когда он наконец достал голову из задницы и понял, насколько ты замечательный, ты просто не имеешь права все похерить. И если у тебя нет гордости, чтобы принять все стойко, а не как кисейная барышня броситься ему на шею, то кто, блять, из нас мужик: ты или я? Лиам начинает хихикать, но не выдерживает и взрывается смехом. Зи кривит лицо, но она чувствует, что выражение ее лица больше похоже на растроганное, будто ее малыш сказал первое слово, чем на злобное. — Ты права, ты как всегда права, — тихим голосом, в котором слышится нежность, отвечает Лиам немного погодя. — Ну так, — фыркает Зи. — Что, теперь твоя очередь быть сопливой соплей? — насмешливо спрашивает Лиам. Он откидывает отросшую челку со лба Зи и умышленно трет ей веко, размазывая подводку. — Ах ты мудак, ну я тебе припомню! — Зи недобро щурится, уже придумывая, как можно было бы отомстить, но Лиам смеется, господи, этот придурок слишком много смеется, у него же похмелье еще хуже, чем у нее, что с этим идиотом не так. — Да ладно тебе, ты эту идеальную стрелку нарисовала одним движением, в темноте и с полузакрытыми глазами. Я понимаю, если бы она у тебя получилась с тысячной попытки, но блин… — Ну, это да, — польщенная, Зи переворачивается на другой бок. Взглядом она упирается в стену, где все еще развешаны фотографии Гарри и, по-хорошему, их надо было снять, ведь так поступают все бывшие девушки: как говорится, с глаз долой из сердца вон. Но фотографии Гарри невыносимо прекрасные; даже не смотря на то, что практически все они в черно-белом цвете, кажется, будто ветер, развевающий длинную юбку девушки на фото, ворвется в комнату и снесет все на своем пути, а если прислушаться, то можно услышать шипение, с которым огромное черно-белое солнце погружается в холодное осеннее море. Зи слишком любила фотографии Гарри, чтобы выбрасывать или сжигать их. В конце концов, когда Гарри станет всемирно известным фотографом, она сможет продать эти снимки за баснословную сумму. И да, возможно помимо британских и пакистанских кровей, где-то в ней засели и еврейские гены. — Но, наверное, это моя суперспособность. Полагаю, что не все могут похвастаться тем, что рисуют идеальные стрелки с похмелья. Уверена, что Перри провела сегодня как минимум час, пытаясь нарисовать хоть одну стрелку нормально. — Ах, Перри, — тянет Лиам и Зи, рассмеявшись, щиплет его за бок. Лиам ойкает, но продолжает улыбаться. — Ага, Перри. Сам сказал, что теперь моя очередь быть сопливой хуйней. — Ну ладно. Ты можешь быть брутальной соплей. — Вау, спасибо. Я почтена. — Так что Перри? — О, Перри… Она сегодня была в той отвратительной кожаной юбке. — Мне казалось, тебе нравятся кожаные юбки, — в голосе Лиама слышится недоумение, и Зи лишь закатывает глаза. — Да, но не на Перри же. Еще на ней были отвратительные черные колготки. И мартинсы. Это было ужасно. Я думала, у меня глаза вытекут. А еще ее походка… Не быть ей топ-моделью! — Что еще помимо отвратительных черных колготок, отвратительной юбки, отвратительной походки и отвратительных мартинсов в ней было отвратительно? — О, хорошо, что спросил! На ней еще была ужасная, просто ужасающая кожаная куртка. Самое интересное, что она была похожа на ту, что купила себе я, но неужели на мне она смотрится так же жутко? — Нет, милая, на тебе все смотрится идеально. Ты же гребанное совершенство. Зи закатывает глаза: — Господи блять, ты заразился от него этим сраным «милая». Ты отвратителен. Почему я вообще с тобой дружу. Вместо ответа Лиам подбирается к ней ближе и начинает щекотать, прекрасно зная, насколько Зи боится щекотки. Они начинают бороться и, если кто из них и визжит, так это точно Лиам, — и Зи благодарит всех Богов, которых она только знает, что дома, кроме них, никого нет. Минут пятнадцать спустя они тяжело дышат, глядя друг на друга подозрительными глазами. Зи все еще опасается, что Лиам вновь накинется на нее, Лиам все еще боится ответной реакции. Наконец, Зи первая отмирает, хватает подушку и Лиам уже готовится закрыть глаза, если Зи решит стукнуть его, но Зи только обнимает подушку, словно зверька, и утыкается носом в колени. — Что такое? — Может, мне правда стоит пригласить ее на свидание? — жалобно спрашивает Зи. Она поднимает лицо и Лиам видит размазанную от смеха подводку на ее темных глазах, растрепанную челку и отчаявшийся взгляд. Лиам пожимает плечами, он правда не знает, что сказать, но все-таки говорит: — Только если ты хочешь оставить меня в нашем клубе холостяков одного. Она смеется и все-таки кидает в него подушкой.oOoOo
Зифа красивая. У нее оливковая кожа, нежная даже на вид, и острые скулы, словно выточенные из мрамора. От нее остро пахнет сигаретами, но этот запах причудливо переплетается с ненавязчивым ароматом ее духов. Зифа умеет так взглянуть из-под невероятно длинных и пушистых ресниц, что дрожь пробирает вдоль самого позвоночника. Зифа необыкновенная. Она отличается ото всех тех, кого Перри знает, она отличается даже от своих сестер: Томлинсон шутливо называет ее главным достоинством семейства Малик, но Перри знает, что в этой шутке правды процентов на сто. Зифа прекрасная. Наверное, все в этом чертовом городе знают, насколько сильно Перри сохнет по ней, и сама Зифа знает: в том, как она пронзительно смотрит на нее, нет никаких сомнений. Зифа знает и наслаждается этим знанием. Наверное, за это ее стоило бы ненавидеть. Но Перри ни за что не променяла была бы насмешливую ухмылку на безразличный взгляд, скользящий по Перри так же, как и по всем остальным, на кого Зифа смотрела. В школе Зифу боготворили. Ее провожали восхищенными взглядами, стоило Зифе улыбнуться, как все, что ей было нужно, оказывалось у нее под ногами. Перри готова была тоже увалиться ей под ноги, как и все до этого, но, незадача, Перри не нужна была Зифе. Господи, даже ее имя было красивым. Все звали ее Зи, сокращенной обезличенной формой, но про себя Перри всегда звала ее никак иначе кроме как Зифа. Иногда Перри представляла, что было бы, если бы все было по-другому. Как бы Зифа смотрела на нее, какие бы огни вспыхивали в ее чайных глазах, как бы Зифа звала ее: настойчиво и неистово или нежно и тихо? Как бы Зифа улыбалась ей в коридоре, проходя мимо, и срывала ли бы она мимолетный поцелуй с губ Перри? Перри была несуразной и неловкой, но как же она хотела, чтобы Зифа тоже ее любила.oOoOo
Гарри тушуется под ее взглядом. Гарри выше ее дюйма на три, шире в плечах в раза три, способен согнуть чугунную кочергу, но все равно Зи чувствует себя как минимум британской королевой. Гарри прячет глаза, как будто ему до сих пор стыдно, и — осознание этого прошибает током по позвоночнику- да, ему до сих пор стыдно. Хотя прошло уже больше полугода с того памятного дня, когда Гарри сам, черт побери, все так же пряча глаза предложил расстаться. Впрочем, это даже было не предложение: Гарри просто поставил Зи перед фактом, что они не могут больше быть вместе, и был таков. Зи не успела ему даже ничего сказать: едва успев договорить, Гарри уселся на свой байк и уехал. Зи, не отрываясь, смотрела в его обтянутую синей цветастой рубашкой спину, пока та не исчезла за поворотом, и хотела бы, наверное, обидеться на Гарри. Но обижаться на Гарри было невозможно. Даже сейчас, когда они случайно оказались в запертой комнатке в доме Гримшоу, Зи не могла найти в том ворохе чувств, что пьяным роем охватили ее, что-то отрицательное. — Привет, — бормочет Гарри, все так же не поднимая глаз. Они поздоровались еще с час назад, когда Зи только появилась на пороге дома, но, видимо, Гарри это не особо помнит. — Привет, — отвечает Зи тем тоном, которым бы она не хотела отвечать. Гарри выглядит прекрасно. Он немного бледен, но это скорее нервное, а его волосы отрасли еще больше и теперь он похож на принцессу: мужественную, добрую принцессу, за которой шлейфом вьется дорожка из влюбленных поклонников. Зи пересиливает себя и улыбается. Пьяной она всегда становится более открытой, а уж в верной обстановке вообще настоящей сопливой хренью, как говорит Лиам. Гарри выбирает этот момент, чтобы все-таки посмотреть на нее. Наверное, Зи все-так переборщила с эмоциями и улыбка вышла больше плотоядной чем приветственной, потому что Гарри ойкает и делает шаг назад. Господи, он такое чудо. Мимоходом Зи вспоминает тот день, из-за которого они расстались. Тот же дом, едва ли не та же комнатка, пьяная Зи и ошалевший Гарри. Все практически точно так же, только в этот раз они уже не вместе. Зи не знает, о чем думает Гарри, но сама она с удивлением понимает, что вся эта ситуация невероятно смешная, поэтому сначала она лишь кривит губы в улыбке, а после уже не выдерживает и смеется так, будто от этого зависит ее жизнь. Она хватается за стену и чуть ли не складывается пополам. Господи, что было в том коктейле, который ей с лукавой ухмылкой вручил Луи? — Ты в порядке? — настороженно спрашивает Гарри, подходя ближе. Зи кивает, одновременно с этим всхлипывая от смеха, и взмахивает рукой, пытаясь показать, что она находит всю эту ситуацию невыносимо забавной. Со стороны, наверное, не понять, рыдает Зи или хохочет, но ей все равно: Зи подтягивает Гарри к себе и, уткнувшись лицом в его шею, продолжает хохотать. От него пахнет все тем же парфюмом, но этот запах уже выветрился из памяти Зи, так что она дышит глубже, пытаясь напомнить собственной памяти аромат, от которого она сходила с ума. Сейчас же она не чувствует ничего такого, от чего ее внутренности раньше сворачивались в морской узел. Сейчас ее заводит другое. (Другая.) — Ты такой болван, — шепчет Зи, ослабляя хватку на шее Гарри. Она хочет отстраниться, но Гарри ей не дает. Он сам прижимает ее ближе и вздыхает облегченно, будто бы отпуская груз того случая. — Прости, я так виноват, — говорит Гарри, и Зи не понимает, почему он так думает. Она спрашивает об этом вслух, и Гарри весь замирает, теперь кажется, будто ее обнимает твердокаменная глыба мышц. Господи, она так пьяна. — Ты не виноват, — Зи все еще шепчет, кажется, будто она лишилась голоса, но она всего лишь не хочет портить ситуацию. Губы Гарри слишком близко возле ее рта. Когда-то давно придвинуться еще ближе было бы легко и естественно, но сейчас Зи смотрит на его губы и думает, что предпочла бы другие, более пухлые, более сладкие. Поцелуи с Гарри были бы естественными и непринужденными, но Зи не этих поцелуев хочет. Она закрывает глаза. — Ты не виноват, — повторяет Зи, — Ты самый прекрасный человек, которого я когда-либо встречала, и я не понимаю, почему ты бросил меня, ведь это совершенно точно была не твоя вина. Господи, ты ведь герой в этой ситуации. Гарри качает головой. Зи словно плывет. Она закрывает глаза, ей кажется, будто вокруг нее мягкие перистые облака, и ей хочется запустить руки в их воздушные слои и раствориться в них, но она все еще помнит о Гарри, который сидит рядом с ней и бережно поддерживает ее. Так, будто Зи все еще его главное сокровище. В конце концов, она может взять у Луи косячок-другой позже. — Я скучала, — удивительно трезвым голосом говорит Зи, все еще держа глаза закрытыми, — И ты действительно болван, если до сих пор считаешь себя виноватым. Или жалеешь, или что ты там делаешь. Хотя ладно, ты должен жалеть, что бросил такую крутую чику, как я, — с губ Зи слетает смешок. Она не собирается опять срываться в истерику как несколько минут назад, но, кажется, в этот раз очередь Гарри сходить с ума, потому что это его плечи теперь дергаются в слабо подавляемом смехе. — Так-то лучше. — Прости, — Гарри захлебывается смехом, и Зи невольно улыбается, — Прости, черт, я правда идиот. — Это верно. Ты повел себя как герой. — Нет, — Гарри мотает головой и его нечесаные кудряшки, скрутившиеся в колечки, взлетают в воздух вслед за его движением, — Так бы поступил каждый. — До сих пор такой наивный. Тот парень хотел подмешать своей девушке наркоту, а ты все еще думаешь, что-то, что сделал ты, сделал бы всякий? — Ну, наверное? — Наверное, все-таки нет. Гарри кривит губы в смущенной усмешке, но глаза он уже не прячет: смотрит на Зи открыто и доверчиво, похожий на олененка. Гарри, всегда такой добрый и отзывчивый, просто не может существовать, но вот он, обнимает ее так правильно, теплый и приятный. Зи вспоминает тот вечер: точно такая же вечеринка, когда они затерялись среди уже пьяной толпы и нашли друг друга спустя какое-то время, когда Зи уже встретила Найла (от которого просто невозможно уйти трезвой) и еще несколько человек, а Гарри с озабоченным лицом шел на кухню, держа в руках два полных красных стакана. Зи тогда кинулась к нему (для окружающих она чинно прошла на своих шпильках подобно королеве) и, не дав Гарри и возразить, выхватила у него один из стаканов. Пить хотелось ужасно. Ее мучала не столько жажда, сколько желание напиться до зеленых чертей: родители заебали тогда скандалить и дело, кажется, шло к разводу. Вкус ее немного удивил, но не настолько, чтобы придать этому значение: чего только не мешают на нелегальных школьных вечеринках. Но Гарри повел себя слишком странно, даже для него, но когда Зи оторвалась от стакана, мир покачнулся и стремительно уплыл куда-то за горизонт, так что странности в поведении Гарри ее волновали не так уж и сильно. Гарри тогда провел с Зи всю ночь, пока она была в бессознанке: ее мутило и штормило, комната раскачивалась, будто она была в каюте корабля, попавшего в шторм, а ощущение обострились настолько, что только руки Гарри казались очагом спокойствия. Она не знает, что говорила в бреду, но на следующий день Гарри твердо и взвешенно сказал, что им не стоит больше встречаться. Все еще зеленковатая Зи только и кивнула. Как она узнала позже, на той вечеринке Гарри увидел, как какой-то мудак подмешивает своей девчонке наркотики в коктейль. Каким-то чудом Гарри удалось поменять тот стакан со своим и все было бы чудесно, если бы не Зи. Да, если бы не Зи… Она так до сих пор и не знает, чего наговорила тогда.оОоОо
— Так почему ты бросил меня? — Зи шутливо пихает Гарри в бок. — Тогда, в бреду… Ты сказала кое-что. — Что? — Что ты никогда не любила меня. И что тебе на самом деле нравятся девушки, — Гарри улыбается.оОоОо
Зи закрывает глаза и монотонный гул в ее голове шепчет: «Не поддавайся ей, не поддавайся ей, не поддавайся ей». Но она не может — и целует Эдвардс в ответ.оОоОо
Зи просыпается поверх не заправленной кровати, все еще в обуви и с размазавшимся макияжем. Ее рука лежит поверх чего-то теплого и подозрительно напоминающего женскую спину. Солнце, по утрам обычно освещающее изголовье ее кровати, золотит закатными лучами шторы. Господи, сколько она проспала. И, что не менее важно, с кем? Она вновь закрывает глаза. Тушь осыпалась и попала под веки, но ощущение, будто туда насыпали горячего песка. Язык, кажется, прилип к небу. Она не помнит, сколько выпила, но хорошо хоть, что сегодня выходной. Или не выходной? Не важно. Она была на вечеринке у Гримшоу, а Гримшоу слишком педантичен, чтобы кутить в будни. Ник ей никогда не нравился, было в нем что-то отталкивающее, но вечеринки, надо отметить, он закатывал отменные. Она помнит разговор с Гарри и как они потом, шумно смеясь и придерживая друг друга за плечи, спускались по лестнице. В гостиной слишком громко играла музыка, эхом отдаваясь в ребрах, а в центре лихо отплясывал Томлинсон. Кажется, он танцевал тверк на коленях у красного, но довольного Лиама, но Зи не была уверена. Больше ее заботил Гарри. Все-таки, Зи действительно скучала. И каким бы привлекательным Гарри не был, Зи знала: теперь ничто не будет прежним. И они все же были неплохими друзьями. Собственно, они и встречаться начали только потому, что секс казался естественным продолжением их дружбы. Они опять пили с Гарри и травили какие-то невероятные шутки, за которые ей должно быть стыдно, но, кажется, ребята рядом с ними были слишком пьяными, чтобы вспомнить на следующий день, какое отвратительное у Зи на самом деле чувство юмора. И все. Большего она не помнит. С кем она вернулась? Сказал ли ей Гарри, почему он на самом деле ее бросил? Переспал ли Лиам с Луи? Зи надеялась, что нет, это было бы слишком противно, но если Лиам счастлив, то и Зи счастлива. (Хотя Лиам и Луи выглядели вместе до того отвратительно мило, что блевать хотелось). Но на самом деле она помнила. Помнила горячие губы на своей шее, слепо шарящие по ее телу руки, сжимающие там, где нужно. Помнила, как кончики волос щекотали ее щеки во время поцелуя. Слишком длинных волос. Длинных и с едва заметным фиолетовым отливом. Боже, она не могла так сглупить. Но, кажется, она пустила Перри Эдвардс в свою постель, разрешила ей наставить засосов по всему телу и ответила не меньшим. Губы саднили. Но она все еще была одета, так что оставалось только благодарить всесильные, но не всемогущие подростковые тела. Они, наверное, вырубились именно в тот момент, когда очутились на кровати. Господи, спасибо. Зи отдергивает правую руку, осознавая, наконец, где та покоится. Спящее тело рядом шевелится. Зи должна повернуться к Перри, разбудить ее и предложить воды, таблетку аспирина, может, еды, поспать, а после сходить в душ и заняться горячим крышесносным лесбийским сексом, или хотя бы быть приветливой, но Зи не поворачивается. Лежащая рядом Перри перекатывается с живота набок, а после на спину. Зи чувствует все ее движения, но молчит. Ей хочется кричать, но она молчит. Перри едва слышно стонет, видимо, осознала, наконец, в каком она положении. Зи собирает все свое мужество в кулак и говорит сиплым, будто бы сорванным голосом: — Убирайся. Зи готова сказать это еще раз, прохрипеть это еще громче, но Перри хватает всего одной команды. Она так послушно скатывается с кровати, что остается только позавидовать тому, как быстро она смогла собрать себя. Зи все еще чувствует себя так, будто по ней прошелся асфальтоукладочный каток. На Перри знакомая кожаная юбка и сеточный топ, сквозь который просвечивает черный простой бюстгальтер. «У нее даже сиськи маленькие», — мстительно думает Зи, но на самом деле ей хочется плакать. Кидаться чем-нибудь, рыдать белугой и заливать боль неразбавленным виски. Она такая дура. Перри уходит, и Зи старается не думать, как она будет объясняться с родителями Зи. Хотя, может, у Перри хватит мозгов выйти через заднюю дверь и остаться незамеченной. Зи прижимает к лицу подушку и ее стон заглушается синтепоном.oOoOo
Ее лихорадит. Лиам гладит ее предплечья, а она, захлебываясь ненавистью к себе, рассказывает, какая она дура. Перри была в ее руках. Перри целовала ее, а Зи отвечала, будто это было то, от чего зависела ее жизнь. Они целовались так, будто мир наступил конец, а они так и не урвали свою краюшку нежности и любви. Перри гладила ее лицо и шептала, какая Зифа красивая. Перри называла ее полным именем и это был единственный раз, когда Зи не ненавидела свое имя. Перри была похожа на фею, нежная и прекрасная, с сияющими глазами и зацелованными губами. Перри была ожившей мечтой, а Зи выгнала ее поутру, как избалованный ребенок выкидывает надоевшую игрушку. Непривычно притихший Луи курил одну за одной и жадно смотрел в ее лицо, не обращая внимания на размазанную подводку и опухшее лицо. Зи не знала, о чем он думал, но ей было не до этого. Это она, это она все испортила, некого было винить в том, что она такая дура. Зи не спрашивала, что ей делать. Она и так знала, что ничего уже не сделаешь. Если до этого у нее был шанс что-то сделать, как-то заставить Перри обратить на нее внимание, то теперь этот шанс успешно просран. Она была в шаге от того, чтобы забрать Перри навечно себе, а теперь оказалось, что она плачет на плече у Лиама, как какая-то брошенка, хотя виновата она сама. Ей никогда не удастся завоевать Перри. Особенно теперь.оОоОо
В школе все так же. Перри ходит все в том же провокационном стиле, но теперь заметно, что он не доставляет ей радости. Кажется, будто она готова надеть обратно свой нежно-розовый сарафан и бежевые гладиаторы, но, наверное, не готова пока попрощаться с образом роковой кокетки, не готова снова стать обычной девочкой-хиппи, которой она была на самом деле. Зи наблюдает за ней издалека, исподтишка, чувствует себя каким-то безумным сталкером, но ничего не может с собой поделать. Зи смотрит, как Перри смеется с шуток других людей, и что-то внутри нее обрывается, разрушается навсегда. Зи больше не курит.оОоОо
Зифа ходит на ужасающе высоких каблуках, сквозь тонкую футболку видны очертания ее груди, а взгляд ее еще более холодный и отсутствующий. Перри не ходит на их совместные уроки английского и литературы, но не знает, что Зифа не ходит тоже. Зифа выглядит более совершенной, все трещины в ее душе тщательно закрашены и заретушированы, никто не проберется через них. Однажды Перри удалось достать до мягкой плоти за обликом острых золотых шипов и горьких усмешек, но неужели она думала, что сможет остаться там навечно. Закрывая глаза, Перри вспоминает стройное тело, прижимающее ее к стене, мягко вдавливающееся в нее округлостями, и плавные изгибы, за которые было проще простого притянуть Зифу к себе. Перри помнила, как стонала, чувствуя язык Зифы где-то на своей шее, помнит, что стыдилась того, что стонет, и одновременно с этим упивалась этими стонами, как бесстыдным напоминанием об осторожных, но уверенных пальцах Зифы, аккуратно пробравшихся по бедру. Закрывая глаза, Перри чувствует острый взгляд, упирающийся в затылок, от которого хочется вздрогнуть. Но когда она оборачивается, то взгляд исчезает, как будто ей всего лишь показалось. Иногда Перри смеется, но не понимает, почему.оОоОо
Где-то в начале весны они сталкиваются в библиотеке, у Зи коротко острижены волосы, отчего скулы кажутся еще острее, а у Перри привычные стрелки на колготках, отчего она кажется какой-то несуразной и несерьезной. Щеки Перри окрашиваются очаровательным розовым, а Зи слишком занята тем, чтобы вспомнить, как дышать, поэтому лишь кидает на нее знакомый острый взгляд. У Зи в руках несколько книг, которые она прижимает к груди подобно какому-то ботанику, который хочет защитить самое дорогое. Только Зи защищает не книги, а что-то в груди. То, что раньше кровило, а сейчас медленно, словно не веря пробуждается ото спячки. Зи разворачивается на пятках, она сегодня в черных кедах, так что убежать будет слишком легко, но Перри хватает ее за плечо так крепко и обжигающе, что Зи не удивится, обнаружив потом на том месте отпечаток ладони. — Зифа, — болезненно зовет Перри. Кажется, будто у нее простужен голос или она готова вот-вот разреветься, но Зи не поддается, не обворачивается, и не собирается, и врет сама себе.оОоОо
У Перри нежная персиковая кожа, а когда она улыбается, то на ее щеках вспыхивают очаровательные ямочки. Зи забывает о сигарете, которую держит между губами, но возвращается она в реальность не от того, что обжигается, а от того, что Луи тычет ее под ребра своими вечно холодными пальцами. Честно, Зи уже давно прибила бы его, но Лиам, кажется, увлечен всерьез: по тому, как Лиам смотрит на Луи, словно не веря своему счастью, можно писать картины и слагать романы, но Зи больше склоняется к варианту убить обоих нахуй. Луи тычет ее под ребра, потому что «слишком палишься, крошка, иди и трахни ее», и Зи замахивается и отвешивает Луи легкий подзатыльник. Луи притворно стонет от боли, будто вот-вот рухнет в обморок и в самом деле падает на колени Лиама. Тот, слишком сопливый, чтобы быть мужиком, воркует над ним, как умалишенный, и Зифа, затягиваясь, поднимает глаза к небу и совершенно точно не улыбается улыбкой счастливой идиотки. Их шутливая возня привлекает внимание, и Зи ловит краем глаза солнечную улыбку со скамейки напротив. Она ухмыляется в ответ совершенно непристойно и встает, отряхивая драные черные джинсы. Она обута в мартинсы, которые ей слегка жмут, но совершенно идеально смотрятся на ней. До выпускных экзаменов считанные недели.