Когда времени — без малого Вечность, начинаешь думать о мелочах.
***
Гарри и Гермиона сидят на крыше полуразрушенного здания, стоящего недалеко от того, что раньше было домом Уизли. Они всё меньше вспоминают пережитые потери, ведь эти двое лучше остальных знают, что такое война. Они признают, как бы это не было горько, что настоящая война всегда такая: с болью и потерями. Меняются лишь методы и оружие, а исход всегда один. Нет. Ещё меняется размер разрушений и количество потерь, но когда погибают дорогие люди, любая статистика меркнет и остаётся пустым звуком. Гермиона старается вспоминать об этом поменьше. Она не просто не любит войну, она её на дух не переносит. «Какая бессмысленность, — с неприкрытым раздражением думает она. — Варварство, дикарство». И в этой жизни ей снова пришлось принять участие в этом варварстве. «Когда уже люди начнут ценить жизни друг друга?» «Разница в статусе, богатстве и власти не определяет человека. Если бы каждый человек уважал права другого, этого ничего не произошло бы. Если бы они знали, как зазнавшиеся короли теряют всё и исчезают в бесславии, возможно, не стали бы разжигать войну. Но сила сносит крышу, и кажется, что законы мироздания в этот раз не сработают. Людям свойственно забывать ошибки, а тогда всё повторяется заново». А ведь Гермионе хотелось прожить эту жизнь мирно, дыша на полную грудь и наслаждаясь, но, видимо, не судьба. Гермиона горько улыбается. Она понимает: жизнь только началась, и они ещё могут… Но отпечаток всё равно останется, он не исчезнет по мановению руки. Она поворачивается в сторону Гарри, он тоже о чём-то думает. Ветер подхватывает волосы Гермионы и раздувает их в разные стороны, словно играя с её огненными локонами. Пару мгновений она ничего не видит из-за рыжих кудрей перед лицом, а потом осторожно их убирает. Иногда она может прочесть Гарри, а иногда не представляет, о чём он думает. Сейчас вот второй вариант. И не важно, сколько они знакомы. На улице пахнет свежестью и сырой землей. В округе уже зеленеют первые ростки молодой травы, и листья начинают распускаться на деревьях. Вчера был дождь, а сегодня снова туман, скрывающий местность и их самих от любопытных глаз. Впрочем, для магов сила природы пока что не становилась серьёзным противником, и если они кому-то понадобятся — их не составит труда найти. «Эта дождливая Англия», — ворчливо думает Гермиона, но даже так она любит эту дождливую Англию, где она встретила новую жизнь, новых друзей и… Гарри. Как бы там не было, как бы она не злилась на войну, эту жизнь Гермиона считает одной из лучших. Почему-то.***
С Гарри они знакомы уже очень давно — без малого Вечность. Конечно, называть тысячу лет Вечностью — это большое кощунство, но для Гермионы всё обстоит именно так. К Гарри она уже очень привыкла, и теперь даже представить не может, как это — родиться и не встретить его. Их особенность заключается в том, что из жизни в жизнь они друг друга не забывают, и по какой-то непонятной закономерности каждый раз судьба снова сводит их вместе. Каждый из них безошибочно идентифицирует другого, несмотря на имя, статус и внешность. Это происходит молниеносно — они узнают друг друга среди тысячи незнакомых лиц в новом мире, лишь мельком увидев. Может, со всеми остальными они тоже были знакомы раньше, но Гермиона помнила и узнавала только Гарри. Гарри тоже. Они долго думали над этим, но объяснения найти не могли, ровно как и вспомнить, с чего всё началось. Каждый раз, рождаясь заново, Гермиона хотела, чтобы выполнилось два условия. Первое — прожить интересую жизнь и узнать что-то новое, второе — встретить Гарри снова, отчасти потому, что жизнь с ним уже обещала быть интересной. Каждый раз были вещи, которые Гермиону разочаровывали, но одна вещь её никогда не подводила — Гарри неизменно оказывался рядом. Этот раз не стал исключением. Гермиона вполне была довольна миром, в котором родилась. Родители относились к ней хорошо, а когда она узнала, что станет магом — готова была прыгать до потолка от счастья, но вместо этого лишь тихо ликовала в душе. Это её очень воодушевило и немного позабавило, а ещё её тяга к познанию обещала быть удовлетворённой хотя бы на время. Разумеется, Гермиона не знала, какие трудности её ожидают, но даже если бы знала — вряд ли отказалась бы. Ведь вместе с трудностями приходят и радости, а Гермиона трудностей не страшилась. «Это что-то новенькое», — улыбалась она и ждала в предвкушении. Правда, было глухое и не очень заметное чувство, которое никак не проявляло себя за дневными заботами, но не давало покоя по вечерам, когда Гермиона не хотела думать ни о чём серьёзном. «А что если в этот раз мы не встретимся?» — чувство неопределенности тревожило и не давало уснуть, из-за чего Гермиона каждую ночь ворочалась в постели около часа. Она могла бы жить и без Гарри, ведь жила так когда-то, но это было настолько давно, что было трудно вспомнить. Как это, не встретить друг друга? Всегда приятно встречать кого-то знакомого, близкого, кого знаешь уже почти как самого себя, в новом, незнакомом мире, и Гермиона не хотела — боялась — от этого отказываться. Для неё не было никого ближе, чем Гарри. Он был почти... родным. Правда, они не всегда хорошо ладили друг с другом: для этого у них были очень разные характеры; поэтому между ними неизбежно возникали разногласия. В итоге они неизбежно оказывались на одной стороне, готовые прийти на помощь друг другу и даже пожертвовать собой, если это будет необходимо. Гермиона отчётливо помнит тот день на поле брани несколько жизней назад, когда они сражались плечом к плечу, и были загнаны в ловушку, из которой выбраться мог только один из них, и Гарри тогда, ни на миг не сомневаясь, предоставил эту возможность именно ей. В благодарность за его жертву, Гермиона сбежала, а потом долго злилась на себя за неосторожность, на него — за опрометчивость и за то, что ушел так рано, да ещё и без неё. В то же время она его бесконечно уважала — за решительность и храбрость, а себе пообещала, что однажды обязательно вернёт ему этот долг. В следующей жизни она, будучи доктором, спасла Гарри, буквально вытащив его с того света после серьёзной болезни. Гермиона дни и ночи не спала, но смогла выходить давнего друга и втайне очень гордилась этим, считая, что оплатила ему сполна. Пусть тогда они были вовсе не Гарри и Гермионой, а совершенно другими люди, но это было, в общем-то, не так и важно, ведь кое-что всегда остаётся неизменным — они это уж точно знали. Каждый раз перед смертью они прощались — словесно или мысленно, — всегда умалчивая от том, что рассчитывают встретиться снова. И встречались. Каждый раз Гермиона боялась быть обманутой, и этот раз не стал исключением, пусть даже она жутко не любила верить вслепую, а всё же верила, ведь ни причин для их новых — очередных — встреч, ни механизмов, по которым это каждый раз происходило, она не знала. А главный интересующий её вопрос: «Для чего?» — тоже до сих пор остается без ответа. «Узнать бы только…» — уже слегка безнадежно думает она, ведь надежда на ответ ничтожно мала. Тем не менее, Гермиона совсем не против сложившегося расклада, даже если она не знает об этом вообще ничего.***
В одиннадцать лет Гермиона уехала в школу и среди ярких незабываемых впечатлений, встретивших её в Хогвартсе, она встретила своего незабываемого спутника — Гарри. Можно сказать, она была счастлива, ведь её желания понемногу сбывались: она впервые попала в мир магии, который казался ей невероятным и очень занимательным, и Гарри снова был рядом. Их ждало множество открытий и приключений, не все из которых впоследствии порадовали Гермиону. Несколько (очень много раз) они оказывались на волосок от смерти, ещё больше раз ей приходилось ломать голову над тем, как из всего этого выбраться, потому что Гарри и Рон зачастую действовали по принципу: «Делаю, потом думаю» (то ли думать они не любили, то ли времени на это не хватало), и это выводило Гермиону из себя. Изредка ей приходилось признавать, что и сама она начинала действовать точно так же. Их троица с завидным постоянством попадала в неприятности, а на голову Гермионы взваливалась ответственность за составление планов, и она с упорством, достойным восхищения, выполняла возложенную на неё задачу. Потому что, они — друзья, а ещё потому, что Гермиона считала, что они всё-таки были правы (не всегда, конечно). В конце концов, Гермиона не могла не отметить, что это всё было очень весело, хотя местами больше грустно. Однако она была счастлива: Гарри её не разочаровал (как и всегда), Рон оказался достойным их компании, и нашлось ещё очень много людей, с которыми Гермиона была рада проводить время и делить воспоминания. Вот только она их всё равно забудет, а в памяти снова останется один только Гарри. Это немного смешно и совсем нелепо, но Гермиона почти уверена, что так оно и будет. «Хотелось бы помнить их всех… или большинство из них», — думает она, но с другой стороны, рада, что они с Гарри друг для друга остаются особенными. «Хорошо, что этот человек — именно он», — добавляет она, вспоминая всех, с кем довелось встретиться в этой жизни. Кто знает, как бы она жила, если бы это был кто-то другой? С Драко, например, она бы совершенно точно не хотела встречаться из жизни в жизнь. Гермиона возвращается из своих мыслей и разрушает многозначительное и совершено уютное молчание между ними. — Как думаешь, кто-то знает нашу историю? — спрашивает Гермиона. Хотя между ними и установилось негласное правило: не рассказывать о своих необычных отношениях никому из текущей жизни, кто-то может и догадываться. — Луна, возможно. — С чего ты взял? — Она как-то намекала, что мы как не из мира сего, когда оказываемся вдвоём. — Гарри тоже поворачивает голову и смотрит на Гермиону. Им-то уже и говорить особо не надо, да и не о чём, достаточно просто посидеть рядом, и от этого душа успокаивается. Но Гермиона решает поговорить, а Гарри решает поддержать разговор. — Это она-то на наши странности намекала? — Гермиона весело улыбается, и даже не скрывает радости, что Луна догадывается о их секрете. Она ведь действительно может знать о них. Пусть Гермиона её никогда до конца не понимала, но уважала за неординарность и спокойствие в любой, даже самой опасной, ситуации. С Луной тоже интересно. Аналитический подход Гермионы и интуитивный подход Луны вместе могли бы дать превосходный результат на войне. Им не удалось это проверить, ведь тогда у них не было ни нормального плана, ни организации. Гермиона снова думает, что можно было избежать таких потерь, но… — Кстати, где сейчас Рон и… — внезапный порыв ветра уносит последнее слово Гарри, но Гермиона и так прекрасно знает, что он хотел сказать, даже если бы не прочла по губам. — Джинни утащила Рона в Хогсмид, и скорее всего сейчас они в каком-нибудь прилавке выбирают ей украшения или сладости, или смотрят какое-то импровизированное представление. — Рон, наверное, пытается сбежать, — говорит Гарри то ли с сочувствием, то ли с издёвкой. — Вряд ли ему это удастся. А мы-то? Оставили его с сестрой, а сами коварно скрылись. Не хорошо, — шутливо произносит Гермиона. — И правда, — уже серьёзно отвечает Гарри. — Ну, если бы он усерднее занимался в школе, не пришлось бы таскаться по магазинам с Джинни. Гарри вздыхает, ведь он прекрасно понимает Рона. Гермиона смотрит на него внимательно, а потом переводит взгляд на небо. Туман уже почти рассеялся, но погода всё равно пасмурная, зато теперь хотя бы видно, что происходит в округе. Миссис Уизли на колдовском огне печёт блины, мистер Уизли думает, как бы лучше всего починить дом. Перси ему помогает. Джорджа поблизости нет, и Гермиона без понятия, где он. Гермиона ложится на спину и смотрит, как уплывают вдаль облака: ни пары одинаковых, все разные, хотя и похожи. «Как и люди», — думает Гермиона. Миссис Уизли подаёт едва заметный сигнал, что блины готовы, первым его замечает Гарри и говорит: — Пора. — И спрыгивает с крыши, пользуясь заклятием левитации. «А всё-таки он изменился за это время. Нет. Мы оба постоянно меняемся, и это, наверное, и есть самое интересное. И чтобы видеть эти изменения, я хочу встречаться с ним снова и снова», — Гермиона было расслабилась, но теперь спрыгивает с крыши и намеревается догнать Гарри. Нельзя же, чтобы он когда-нибудь оставил её позади.