Напоённый

Диппер никогда не задумывался о том, кто нравится ему больше, мальчики или девочки, да и в принципе у него никогда не было повода раздумывать над этим вопросом. В школе, где все дразнили его из-за родимого пятна, из-за того, что он был слаб, из-за того, что он хорошо учился — ему не хотелось заводить никаких близких отношений с окружающими. У него были знакомые или приятели, но как только он закончил его, последний класс старшей школы, он с лёгкостью, которая скорее была грустным фактом, чем действительно большой радостью — вычеркнул из жизни эту страницу в истории своей жизни. Настала пора университета, и вот тут привычный ритм, упокоённое и тонкое наслаждение жизнью, любование миром — называйте как хотите, после всех тех странных историй, что творились каждое лето в Гравити Фоллз, Диппер научился ценить жизнь, каждое её мгновение — привычный и в общем-то спокойный ритм был нарушен самым подлым, самым болезненным и острым ударом. Диппер влюбился. С первого взгляда, с первого взмаха ресниц, с первого слова и прикосновения — не передать точнее всю ту гамму чувств, что он испытал при знакомстве с Ним (да, с Ним, с парнем, и это было таким же неожиданным открытием для Диппера, как и для окружающих его людей). Диппер выронил в холле книгу из рюкзака, пока пытался разобраться в карте студенческого городка, и когда уже вышел, чтобы попытаться найти своё общежитие, его нагнал высокий, неуклюжий парень с совершенно очаровательной и невинной улыбкой, и протянул ему упавшую книгу. — Ты Диппер, верно? — произнёс он приятным голосом, и Пайнс ощутил, как гулко забилось сердце в его груди. Парень улыбнулся, и покраснел, и представился ему тихим, пожалуй, слишком интимным голосом для первой встречи. — Ты обронил книгу там, в кампусе. Я Вирт, приятно познакомиться… может, всё-таки возьмёшь её? А то я уже чувствую себя неловко, — коротко рассмеялся он, отводя взгляд. Диппер молча протянул руку вперёд, и когда забирал книгу, пальцы их соприкоснулись. Диппер вздрогнул, и как сквозь вату услышал неловкое прощание и пожелание увидеться завтрашним днём. Стеклянным взглядом Диппер сверлил спину Вирта, смотрел на его коротко-стриженный затылок и думал… да ни о чём он, впрочем, не думал — Диппер осознавал новое, поселившееся в груди чувство, и с ужасом понимал, что он как какой-нибудь мальчишка, снова 12-летний мальчишка, который может любить только так, поглощённый чувством в такой степени, что оно кажется бесконечным тёплым океаном эмоций и любви. Диппер влюбился, и первое время не верил, что чувство это, вспыхнувшее в одно мгновение, было взаимно. * Идеальнее взаимных чувств не может быть ничего. Так думал Диппер, когда они с Виртом встретились следующим днём. И ещё одним, и ещё, и ещё, и ещё. Не проходило и дня, чтобы они, случайно или специально, не сталкивались друг с другом. Не сказать, что они не ожидали такого, но даже когда они договаривались о встрече, неловко краснея и тайком пожирая друг друга глазами, мечтая о «чуть больше» и «чуть интимнее», даже когда они встречались вот так, договорившись заранее, и зная, что встретятся — они всё равно в первые мгновения, секунды, минуты, замирали напротив друг друга, смотря одинаково-влюблёнными, беспокойными взглядами, как будто тайно говоря друг другу, как же они скучали без того, чтобы не видеть, не слышать и не ощущать редких прикосновений, каждое из которых было намного желаннее, чем сами они могли себе это представить. Вирт и Диппер часто сидели вдвоём в библиотеке, гуляли по городскому парку, сбегая из студенческого городка, обедали за одним столиком, обменивались друг с другом книгами, каждый раз с блестящими от волнения глазами спрашивая, понравилось или нет. Они не ругались и не ссорились, но и не осознавали, что со стороны их тихие разговоры, постоянное смущение и ласковые взгляды выглядят, как шалый флирт. Их общение было таким сладким, и таким наполненным — интонациями, полутонами, горячечными обещающими взглядами, что в конце концов, когда через две недели знакомства они осмелели и шагнули навстречу друг другу в их отношениях, никого это не удивило. Скорее, удивлял тот факт, что они не дошли до этого раньше, так гармонично смотрелись они рядом. Это было очень, очень горячо. И жарко. И до дрожи в коленях сексуально. Диппер не знал, как всё до этого дошло (хотя этого, как такового, так и не случилось в тот день между ними). Просто ещё один день в библиотеке, и тихий, беззвучный смех, беззаботный и радостный, и обсуждения, привычные уже и нескончаемые — о книгах, преподавателях, жизни, окружающем мире. А потом Диппер до острой боли в лопатках упирается спиной в книжный стеллаж, и без улыбки, с грохочущим в грудной клетке сердцем, с томительным, болезненным ожиданием задирает подбородок, чтобы посмотреть в глаза Вирту. Вирту, который нависает над ним, как острый утёс, высокий, выше него на целых полторы головы (макушка Диппера едва доставала Вирту до ключиц). И тяжело дышит. И смотрит ему в глаза тяжёлым, каким-то одновременно решительным и до ужаса испуганным, беспомощным взглядом. Он медленно наклонился к нему, закрыв глаза, и еле слышно, мазком кисти, коснулся губами губ Диппера. И Диппер не выдержал — схватил так понравившегося ему парня за грудки и дёрнул на себя, углубляя поцелуй и делая его в сто тысяч раз приятнее, интимнее, ближе. Руки обвились вокруг чужих плеч, Вирт вжал его в книжный стеллаж — его руки крепко обнимали Диппера за талию и лихорадочно забрались под одежду, обжигая прикосновениями холодных пальцев. Диппер задыхался от эмоций, он умирал от наслаждения, он плавал в экстазе. Ноги его подогнулись от слабости, и оба они, не отрываясь друг от друга, сползли вниз, на пол, умудрившись при этом не уронить с книжных полок ни одного фолианта. Когда закончился этот головокружительный поцелуй, Вирт принялся обсыпать поцелуями лицо Диппера, и Диппер тихо смеялся и легко морщился под щекотливыми прикосновениями чужих губ. — Люблю, — сорвалось нечаянное с губ Вирта. Он замер, испуганный собственным признанием, и Диппер нежно обхватил ладонями его лицо, и улыбаясь, смотря на него, счастливо и смешливо, поцеловал, куда более нежно, чем делали они это в первый раз. — С первого взгляда, — закрыв глаза, прошептал Диппер, смущённый тем, что ему приходится произносить это вслух, и наклонил голову, но Вирт подцепил пальцами его подбородок и поцеловал снова. Они бы продолжали свои молчаливые признания, своё утоление любовной жажды (им всё казалось мало, и хотелось ещё больше, ещё интимнее), но тут недалеко послышался звук шагов. Вскочив на ноги, они, смущённые и покрасневшие с головы до пят, поспешно поправляли друг на друге одежду, избегая посмотреть друг другу в глаза. — Ну.., — неловко произнёс Вирт. — Значит, встретимся завтра? — Ага, — послушно согласился Диппер. — Завтра. Но никакого завтра для них не наступило, потому что они так и не расстались друг с другом, и сосед Вирта по комнате, некий Джейсон со сложной невыговариваемой с первого раза фамилией, навсегда переехал жить в бывшую комнату Диппера Пайнса. * И Диппер думал — наверное, стоило прожить 20 лет, поссориться с родителями, переводясь в университет другого штата, расстаться со своей сестрой-близнецом (что было сделать гораздо болезненнее, чем что бы то ни было), — чтобы вот так вот, с первого взгляда упасть — просто упасть и больше никогда не вернуться обратно, к обыкновенной, серой, пустой жизни, которая не была наполнена ничем, кроме книг и тоскливым одиночеством. Было неловко, страшно до одури сделать что-то не так, но чувства со временем становились пронзительнее, а чужое имя — роднее. Вирт. И Диппер. Пожалуй, о большем Диппер мог и не мечтать. Fin.