Десерт "Наполеон в кляре"

Наполеон всегда считал, что восьмое марта — просто замечательный праздник. А уж благодаря тому, что в их маленьком коллективе была представительница прекрасного пола, к которой начальство относилось с особым трепетом, то на этот раз восьмого марта у агентов выдался долгожданный выходной. Габи воспользовалась случаем и умотала на неопределенный срок, намереваясь провести этот крайне солнечный и даже жаркий денек где-нибудь подальше от надоевших ей коллег. Наверное, причиной для ее исчезновения из их поля зрения стало именно то, что они каждый день мозолили ей глаза на миссиях, хотя Наполеон и не исключал, что может девушка просто решила не терять возможность и дать своей психике короткий отпуск, ибо, честно говоря, они с большевиком конкретно обнаглели и совершенно перестали скрывать свои отношения от Теллер, заставляя бедную немку передвигаться по квартире с закрытыми глазами из-за боязни наткнуться на них в процессе разоблачения тел друг друга с намерением слиться, как вы поняли, не только в страстном поцелуе. Впрочем, какие бы у Габи ни были мотивы, Наполеону они в любом случае были на руку. Решив не упускать так удачно подвернувшийся повод, Соло с самого утра оккупировал кухню с целью приготовить роскошный праздничный обед, ну или ужин, там уж как пойдет. Погода в самом деле была слишком хорошей, а термометр показывал ужасающе высокую температуру, поэтому самопровозглашенный повар не стал мучить себя полной экипировкой, и ограничился лишь брюками свободного покроя и белым фартуком на голое тело. Затевалось это все, конечно, ради еще сопящего в комнате Ильи, который одновременно был для Наполеона и стимулом, и вдохновением, и вообще главным объектом для скармливания кулинарных шедевров. Вооружившись парой сковородок и деревянной лопаточкой, Соло, увлеченно мурлыкая себе под нос, занялся главным блюдом, здраво рассуждая, что если наготовит побольше, то и Габи можно будет оставить порцию в холодильнике в качестве благодарности за то, что позволила им с большевиком побыть наедине в их внезапный и так кстати пришедшийся выходной. Аромат готовящегося блюда за считанные минуты вывел из спячки русского медведя, и вот на пороге кухни послышались шаги и смачное зевание Курякина. — Доброе утро, ковбой, — сонно щурясь, поздоровался Илья, окидывая взглядом кипящее жизнью пространство и с удовольствием принюхиваясь к витавшим в помещении запахам. — А я думал, Габи покинула нас на сегодня. — При чем здесь Габи? — удивленно уточнил Наполеон, невольно отрываясь от помешивания роскошного сочетания морепродуктов с рисом и подозрительно глядя на помятого русского. — Разве сегодня не ее праздник? — почесав подбородок, непонимающе нахмурился его не слишком сообразительный любовник. — Илья, я это вообще-то не для Габи делаю, — претенциозно выдал Соло, возвращаясь к требующей его пристального контроля сковородке, — я готовлю для тебя. — Праздничный стол в международный женский день для меня, значит? — протянул Илья, хитро улыбаясь. — Как странно, Соло, ведь из нас двоих в фартуке у плиты стоишь именно ты. Наполеон дураком не был, намек понял сразу. Нет, ну каков мерзавец, тут для него значит стараются, ни времени, ни сил не жалеют, а он видите ли чуть ли не обзывается, сравнивая американца с женщиной. Возмутившись такому неуважению, Наполеон решительно развернулся, всем своим видом выказывая неудовольствие. Только вот его кислую мину полностью проигнорировали, ибо взгляд Курякина зацепился за задорно выглядывающие из-под белоснежного фартука соски, и теперь русский выразительно на них пялился. Соло даже не успел смутиться, как Илья добил его очередным нелестным комментарием. — Нет, ну, правда. Эдакая примерная женушка советского разлива, — судя по облизывающемуся Курякину, сказанное стоило счесть за комплимент, но вот Наполеону он по душе вовсе не пришелся. — Молчал бы, сам-то вообще ни черта готовить не умеешь, — объятый праведным гневом, Соло снова развернулся к плите, намереваясь игнорировать неблагодарного русского. Илья его состояние, конечно же, сразу заметил и тут же принялся искать способ искупить вину. — Ну не дуйся, — прошептал Курякин, приблизившись к американцу со спины и приобняв того за талию. Но Соло решил, что такое не стоит спускать на тормозах, и можно еще немного повыделываться. — Хорошо, раз ты готовишь основное блюдо, то тогда я займусь десертом, — примиряюще и интригующе пообещал Илья, отстраняясь от Наполеона. Русский открыл один из шкафчиков и достал с полки бутыль с оливковым маслом, вылил немного себе на ладони и тут же опустил их на шею американца, начиная незатейливо массировать. — Не подмазывайся, большевик, — все еще обиженно, хотя и слегка смягчившись сказал Соло, пытаясь не отвлекаться на ласкающие обнаженные плечи сильные руки и не допустить того, чтобы ризотто, над которым он уже столько времени корпел, перетомилось или подгорело. Только Курякин определенно задался целью помешать его рациональным планам и довести до белого каления. — Берем одного капризного ковбоя, полностью очищенного от верхней одежды, — начал Илья рассказывать свой идеальный рецепт, но покосившись на явно пришедшуюся ему по вкусу деталь поварского костюма, решительно добавил, — нет, разве что в милом фартучке на голое тело. — Ты издеваешься? — скептически поинтересовался Наполеон, отмечая, что массаж становится все напористее, а амплитуда движений увеличивается. — Если ковбой настоящий, то он вкусно пахнет, — Илья наклонился к его шее и вдохнул то ли его запах, то ли все-таки больше именно манящий аромат ризотто, — и мыть его нет необходимости. Нет, это уже ни в какие ворота. Наполеон попытался развернуться, чтобы пронзить Курякина своим злобным взглядом, но крепкие ладони не дали ему такой возможности. Измазанные маслом руки скользнули вниз по спине и бесцеремонно вторглись под броню в виде совсем новых и, кстати, довольно дорогих брюк, безвозвратно губя деликатную ткань в попытке добраться до филейной части тела американца. А вот этого Соло уже точно никак не мог стерпеть. Ловко извернувшись в чересчур наглых объятьях, Наполеон нечаянно спихнул стоявшую слишком близко муку так, что сначала часть пачки просыпалась прямо в сковородку, запоров напрочь все труды многообещающего американского повара, а после, словно насмехаясь, пакет перевернулся на бок. В итоге, весь пол и уже пострадавшие от рук Курякина брюки оказались усыпаны белым порошком. Пораженно выдохнув, Соло молча выключил плиту, не желая даже смотреть на эту комкообразную массу, в которую превратился его кулинарный шедевр, и грозно развернулся к виновнику всех своих несчастий, который похоже не особо-то и расстроился, что они остались без великолепного обеда. Илья удрученно вздохнул, начиная проникаться расстройством Наполеона и подключил свою хваленную русскую смекалку. Совершенно не смущаясь, он запустил свои насквозь пропитанные маслом и наконец покинувшие территорию американской задницы пальцы прямо в рисовое месиво и принялся вылавливать оттуда покрытые мукой мидии и креветки. Слегка дуя на каждый извлеченный экземпляр, он отправлял его в рот и начинал смачно пережевывать, довольно чавкая. — Очень вкусно, кстати, — похвалил его уничтоженные старания Курякин, полностью поглощенный своим варварским занятием. Соло некоторое время шокировано и бессильно наблюдал за этим, но в конце концов, плюнув на все свои манеры и убеждения, перехватил руку Ильи с зажатым в ней кусочком осьминожки и перенаправил в свой собственный рот, отмечая, что и правда вышло неплохо, если бы только еще всякие русские не атаковали его тыл, то сегодня на обед у них было бы отменное ризотто. — Приятного аппетита, — почти без издевки и даже искренне пожелал Курякин, скармливая Наполеону все новые и новые порции морепродуктов параллельно пачкая его губы смесью из муки и оливкового масла. Когда вылавливать было больше нечего, он тщательно облизал свои пальцы и вновь потянулся к бутыли с маслом, явно не собираясь останавливаться на достигнутом. Наполеон же печально осмотрел свои напрочь испорченные штаны, которые впервые надел сегодня с тех пор как купил их за бешеные деньги во время их прошлой миссии в Индии, и которые не могло спасти уже ничего. Он перевел свой взгляд на Илью, пытаясь отыскать хоть немного сочувствия к своей сокрушающей трагедии и отрыть хотя бы подобие совести в не слишком озабоченной материальными ценностями душе Курякина. — Эти брюки мне вообще-то нравились. Ты посмотри, во что они из-за тебя превратились, — с упреком пожаловался Соло, когда его пронзительный взгляд не возымел эффекта на непробиваемого русского. — Ну так давай снимем их нафиг, — радостно предложил Илья, не проявляя ни капельки соучастия, и потянулся своими лоснящимися от масла руками к ширинке Наполеона. Соло едва не вскипел от такого возмутительного равнодушия, но скользкие пальцы довольно ловко управились с молнией и уже стягивали с него никуда негодную теперь тряпку. — С меня все еще десерт, — прошептал Курякин, приникая к губам недовольного Наполеона и проводя вдоль его обнаженной спины своими липкими руками. Американец мог бы объявить бойкот, пресечь поползновения русского и предпринять попытку приготовить им все-таки запланированный обед, но какой в этом был теперь смысл, когда прикосновения и в правду были чрезвычайно приятными, а самодовольный Илья уже спустился к его ягодицам, увлеченно лаская их и увлажняя масляной жижей. — Размазывай масло по всей поверхности, чтобы ничего не подгорело, — Наполеон включился в игру, отдаваясь на растерзание пышущему энтузиазмом Курякину и поддразнивая его нетерпеливыми движениями бедер. Илья намек оценил и поддал еще масла, не церемонясь, начал лить его на тело Соло, прямо на все еще не снятый белоснежный фартук, размазывая по напряженным соскам. — Чтоб зарумянились и не сгорели, — шептал Курякин, с восторгом продолжая покрывать всю кожу американца тягучей жидкостью, целеустремленно возвращаясь обратно к вожделенной филейной части. Масло блестело в лучах нахально подглядывающего за ними в окно солнца, переливалось бликами на пальцах Ильи и на всем теле Наполеона, что определенно производило особый эффект на русского. Едва не урча, он все интенсивнее покрывал каждый сантиметр обнаженной кожи импровизированным массажным средством и проговаривал охрипшим голосом этапы своей экстравагантной рецептуры. — А сейчас нужно размять тесто, — констатировал Илья, целиком и полностью сосредотачиваясь на упругих ягодицах Наполеона, медленно, но неотвратимо продвигаясь в ложбинку между ними наглыми пальцами. — Я и не думал, что ты такой изобретательный, большевик, — проворковал Соло, млея от ласкающих его рук и с наслаждением притираясь кожей к коже, ощущая как в паху нарастает возбуждение. — Потом еще нужно будет добавить начинку, — невозмутимо ответил Илья, облизнувшись и сверкая похотливым взглядом, а это уже было чересчур даже для разошедшегося и настроенного на игривый лад Курякина. От такой вызывающей реплики Наполеон немного пришел в себя и, сфокусировав рассредоточенный взгляд на своем любовнике, отметил одно вопиюще несправедливое обстоятельство. — Я не понял, какого черта ты все еще одет? — он отпрянул, выскальзывая из объятий русского, что было не так уж сложно сделать, учитывая количество масла, покрывавшее его тело, и сложил руки на груди, всем своим видом требуя компенсировать нанесенный ему моральный ущерб немедленным избавлением Ильи от одежды. — Какая суровая жена, — усмехнулся Курякин, продолжая нарываться непонятно на что своими из ряда вон выходящими ассоциациями и неимоверно раздражая Соло своей непосредственной и несвойственной ему дерзостью. — Еще немного, и ты сам будешь себе готовить, — выразительно выгнув бровь, пригрозил Наполеон, не меняя воинственной позы. Хотя, пожалуй, со стороны это выглядело до нелепого забавно, учитывая, что стоял он в одном фартуке на голое тело весь изгвазданный в оливковом масле, которое разве что еще из ушей у него не текло, но определенно запачкало даже волосы. Но Илья не стал перечить и примиряюще поднял руки, мол так и быть, ковбой, сдаюсь, начиная стягивать с себя уже тоже пострадавшую от их развлечений водолазку. Потом все под тем же внимательным прищуром Соло он избавился от остальной одежды и предстал перед Наполеоном во всем своем великолепии, с лихвой восполняя разочарование от испорченного блюда и заляпанных брюк. Теперь они практически сравнялись по количеству скрывающей тело ткани, сводя ее к нулю, разве что уже пожелтевший фартук все еще оставался на своем законном месте, ибо, судя по всему, эта деталь неимоверно заводила его русского любовника. Удовлетворенно хмыкнув выравненной расстановке сил, Наполеон прижался к обнаженному Илье, тесно притерся, как ластящийся кот, пачкая его, обмазывая маслом и делая теперь их обоих такими восхитительно липкими и скользкими. Он опустил руку на член русского, заставляя его блестеть движениями маслянистых пальцев, воодушевленно скользя и распаляя еще больше и без того возбужденного Курякина. Илья не выдержал и с рыком дернул Наполеона на себя, смещая точку опоры и заставляя их обоих медленно стечь на пол, чтобы не грохнуться туда же и не расшибить себе что-нибудь в порыве страсти. Соло с ужасом осознал, что рассыпанная его неосторожным движением локтя мука все еще никуда не делась и теперь жадно облепляла их обильно смазанные тела белыми комками, которые Курякин завороженно размазывал по всему телу американца, по-детски счастливо улыбаясь, совершенно не переживая по этому поводу и даже наоборот, восторгаясь получившимся зрелищем. — Это просто невозможно, — обреченно вздохнул Наполеон, не мешая Илье, и пытаясь примириться с тем, насколько он теперь грязен в буквальном смысле. Забавно, но стараниями русского у него начинало это получаться. — Наполеон в кляре, — радостно прокомментировал Курякин, опускаясь к шее Соло, чтобы одарить ее нежными поцелуями, — выпечка по ГОСТу. Илья ни на секунду не забывал, что они находятся в процессе приготовления десерта, и даже не отплевывался, целуя каждый участок кожи Наполеона, до которого мог дотянуться, несмотря на то, что оливковое масло, да еще и смешанное с мукой на вкус представляли собой довольно противное сочетание. Его пальцы вернулись на излюбленные ягодицы американца и всерьез занялись их массажем. — Осыпьте ковбоя поцелуями, добавьте комплиментов по вкусу, — продолжал Курякин озвучивать рецепт, сминая упругие половинки, — кстати, Соло маслом не испортишь, сколько бы я на тебя не вылил, ты все равно прекрасен. Наполеон на это только хмыкнул, а Илья уже пробрался проворными пальцами между ягодиц и начал оглаживать колечко мышц, едва проникая и раздразнивая, заводя сильнее, и заставляя своего любовника активно вскидывать бедра, потираясь налившимся кровью членом об его живот через слой ткани неизменного фартука. — И что же дальше по рецепту? — тяжело дыша и активно извиваясь, полюбопытствовал Наполеон, вцепляясь в спину Ильи своими скользкими руками и проезжаясь по стальным мышцам подгоняющими поглаживаниями. — А дальше жарить до полной готовности до образования румянца на лице, — многообещающе продекларировал Курякин, проникая пальцами глубже. Он кружил ими, проворачивая и размыкая, чтобы растянуть посильнее, отчего у Наполеона поджимались пальцы на ногах, а член стоял по стойке смирно. Будоражащее ощущение нарастало, заставляя желать уже исполнения следующего этапа курякинской особой рецептуры, но русский не спешил, мучая и поощряя одновременно, хлюпая маслянистыми пальцами и не переставая исследовать губами скользкую кожу Наполеона. Соло весь извелся, вдавленная в твердую поверхность пола спина начала затекать, мышцы налились стальным напряжением, а похоть густым раствором обмазывала все его внутренности. Активное вторжение пальцев не могло утолить жажду и заполнить судорожно сокращавшуюся дырку должным образом, тут явно требовалось снаряжение помощнее, но Илья все никак не переходил к главной части, растягивая сладкую пытку до бесконечности и сопровождая свои манипуляции блуждающими прикосновениями вдоль бедра и в области паха, слишком близко от заждавшегося своей порции ласки члена американца. — Жарь уже, я больше не могу, — протяжно заныл Соло, обвивая ногами торс своего любовника и беспощадно ударяя коленом по бедру русского, дабы подвигнуть его закончить немедленно свою чересчур затянувшуюся прелюдию и расплатиться в полной мере за все, чего Наполеон успел от него натерпеться. Илья сжалился над изнемогающим от возбуждения американцем, и горячие, скользкие пальцы покинули облюбованную дырку, уступая место долгожданному члену, который беспрепятственно и плавно вошел в Наполеона после такой настойчивой, длительной растяжки и водопада оливкового масла, тягуче стекающего по ягодицам. Вбиваясь размашистыми рывками, Курякин не переставал оглаживать распластанное под ним и перепачканное в муке тело любовника, упорно выискивая правильный угол, чтобы довести Наполеона до самого невменяемого состояния из возможных. Пот мешался с условным кляром, который местами успел образовать засохшую корку и неприятно стягивал кожу, поясницу ломило от неудобного положения, пальцы любовника периодически неловко соскальзывали с перемасленной кожи, но Соло все равно не стал бы жаловаться на то, как именно все в итоге вышло, особенно когда русский стал попадать точно по простате, посылая раздирающие удовольствием импульсы по всему телу. Илья трахал его с механически выверенным ритмом самого натурального маньяка, и это было настолько здорово, что стоило и испорченных брюк, и запоротого ризотто. Подгоняющие движения срывающейся рукой по члену и точные толчки в самую чувствительную точку никого бы не оставили равнодушным, и Наполеон не был исключением, все стремительнее приближаясь к разрядке под напором курякинской любвеобильности и старательности, свойственной образцовому роботу. Желание нарастало, растекаясь волнами, а пыхтящий, раскрасневшийся Илья, напряженно борющийся с предательски скользкими последствиями злоупотребления маслом, подначивал возбуждение, подводя Наполеона к самому краю. Оргазм получился мощным и красочным, все неприятные ощущения отошли на второй план, пока тело сотрясалось судорогами, украшая и без того извазюканный в чем только можно фартук пятнами спермы. Курякин нагнал американца через несколько секунд, изливаясь глубоко внутри обещанной начинкой и заставляя растраханное отверстие хлюпать не только из-за обилия масла. Соло притянул русского к себе, увлекая в горячий поцелуй после бурного соития, оттягивая зубами его нижнюю губу и проводя по ней влажным языком. Илья с энтузиазмом ответил, трахнув для пущей убедительности его рот своим языком и скатился с тела Наполеона, укладываясь рядом на полу. — Ну как тебе мои кулинарные таланты? — игриво спросил Курякин, залезая рукой под фартук и размазывая начинающую подсыхать сперму по животу американца. — Я бы повторил, — довольно ответил Соло и осмотрел критическое состояние кухни вокруг них. Обреченно вздохнув, американец начал подниматься на ноги, отмечая, что сверху все выглядит даже хуже, хотя удовлетворенный, растянувшийся во весь рост Илья немного скрашивал картинку. — Ну и срач мы с тобой развели, — присвистнул Наполеон, грустно анализируя разрушения и понимая, что убирать это все придется ему. Только вот прямо сейчас заниматься этим не было ни желания, ни возможности, ибо липкое ощущение на всей поверхности кожи настойчиво вело его в душ, куда обязательно стоило захватить с собой Курякина в надежде на повторение десерта. Илья не подвел, с готовностью поднялся с пола и ввалился в ванную комнату следом за американцем, тут же выкручивая краны на полную и наполняя тесное помещение густым паром, а затем переключился на Соло, развязывая и снимая с него испачканный фартук. Наполеон с облегчением влез в ванну и оказался в вожделенных объятьях водяного потока и руках не отстающего от него ни на шаг Курякина, который осторожно начал избавлять любовника от следов маслянисто мучной жижи и засохшей спермы. Выдавив себе на ладонь чуть ли не половину флакона геля для душа, Илья принялся с такой же тщательностью наносить его на кожу Соло, как прежде втирал оливковое масло, укутывая мягкой мыльной пеной с головы до ног. Особое внимание русский как всегда уделял ягодицам, но не обошел стороной и остальные знаменательные части, прошелся ласкающими и дразнящими поглаживаниями по груди и соскам, скользнул по животу и сосредоточился на массаже спины, заставляя Наполеона прогибаться и подставляться под его вездесущие пальцы. Оглядев свое пенное творение, Илья удовлетворенно хмыкнул и глубоко задумался, после чего открутил насадку с душа так, что тугая струя била прямиком из шланга и ласкала мышцы приятным напором, эффективно убирая излишки мыла, смешанные с ошметками былого кляра. Впечатленный полученным результатом, Курякин вернулся к своей любимой части тела Наполеона, окатывая хлещущей водой сначала упругие мышцы, а затем все настойчивее сужая зону воздействия. Ощущения были настолько интригующими, что Соло прогнулся в спине еще сильнее, упираясь ладонями в стену и выпячивая задницу, чтобы облегчить русскому доступ. Тугая струя била прямо в пульсирующую дырку, создавая странную, непривычную наполненность и вибрацию, зарождающую новую волну возбуждения внизу живота. — Ну что, добавки? — Илья склонился к самому уху, чтобы перекричать шум льющейся воды, явно воодушевленный бурной реакцией Наполеона на свои действия. Соло смог только кивнуть и еще сильнее упереться в стену, расставляя ноги по шире, пока Курякин орудовал в его заднице пальцами, растягивая мышцы и позволяя воде проникать как можно глубже, усиливая ощущения. Вынудив любовника задушено пискнуть и заскользить по стене мыльными ладонями, невольно подаваясь назад, Илья толкнулся в расслабленное отверстие непонятно когда успевшим налиться возбуждением членом и целиком заполнил собой, сменив покалывающие струи плотной мягкостью живой плоти. Наполеона мотало и размазывало по стене от нетерпеливых движений и покачиваний, от горячего шепота, перебиваемого шипением все так же напористо разбивающихся брызгами о поверхность ванной водяных потоков. Илья накрывал собой, слизывая с плеч и спины осевшие капли, и потирался носом о кожу, явно наслаждаясь запахом почти полностью смытого геля. Второй заход оказался более плавным и нежным, но закономерный итог, впрочем, был не менее впечатляющим. Сладкая нега скручивалась в области паха, расползаясь мурашками по всему телу и подталкивая за грань эйфории. Илья кончил первым и, едва отдышавшись, вплотную занялся изнывающим от напряжения членом Наполеона, доводя того до разрядки за считанные секунды. Их перемешанное семя белесым сгустком скрылось в сливе в потоке неумолимо бьющей из шланга воды. Курякин вернул душевую насадку на место и еще раз прошелся по коже совсем размякшего любовника, смывая все излишки и давая время прийти в себя, прежде чем вылезать из теплого водяного кокона, при этом снова ласково оглаживая все тело, но уже без сексуального подтекста, а просто от большой любви. Когда с водными процедурами было покончено, Илья первым вылез из ванной и заботливо помог Соло вытереться, с легкой улыбкой оборачивая американца махровым полотенцем. Наполеон, слишком утомленный их насыщенным времяпрепровождением, решил заняться спасением романтического вечера и приготовлением нового блюда как-нибудь попозже, точнее поближе к этому самому вечеру, и целенаправленно побрел в комнату. Рухнув на постель, он ощутил, как вездесущий Курякин накрыл его легким одеялом и, судя по удаляющимся звукам шагов, ушел из комнаты, оставив Соло отдыхать в одиночестве. Наполеон не знал сколько времени прошло, но похоже он успел провалиться в легкую дрему, из которой его вытащил шум неведомой возни. С удовольствием потянувшись, он поднялся с кровати и устремился на кухню, где определенно что-то происходило. Там его встретил практически идеальный порядок и увлеченно колдующий над кастрюлей Курякин. Вся мука, сдобренная оливковым маслом, которая неравномерным слоем покрывала пол, когда Наполеон видел кухню в последний раз, волшебным образом исчезла, так же, как и сковорода с испорченным ризотто и их изнасилованная одежда. — На ужин будут макароны с сыром, — радостно объявил Илья, помешивая дорогущую пасту, недавно купленную непосредственно самим же Наполеоном, вилкой, царапающей эмалированные внутренности кастрюли. — Надеюсь, ты не против. Я просто больше ничего не умею готовить. Честность русского подкупала, да и попытку искупить вину и порадовать Соло непременно следовало засчитать. Что ж, макароны, так макароны. Ничего не поделать. Но зато Наполеона грела мысль, что его любовнику удаются крайне изысканные десерты, пусть и немного другого рода, но за них Илье можно было простить любые огрехи. Впрочем, этих шедевров Наполеон за сегодня уже вдоволь напробовался, и теперь его утомленный организм испытывал самый обыкновенный голод, который следовало утолить чем-то существенным, и готовка Курякина пришлась как нельзя кстати. Соло нагулял такой аппетит, что с удовольствием был готов съесть что угодно, что бы там не вышло у его незадачливого начинающего кулинара. Хотя вряд ли что-то останется для Габи, так что сделавшая им такой роскошный подарок немка оказывалась в пролете, но нельзя сказать, что это так уж сильно беспокоило Наполеона. Одарив Илью согласной, поощряющей улыбкой, Соло осознал, что готовящий Курякин одним своим видом возвращает в его голову ассоциации с примерной женушкой, для которой хотя бы раз в году, в международный женский день ее муж просто обязан сделать нечто выдающееся и особенно приятное. Да уж, если в данной ситуации Наполеон выступал в роли советской женщины, то он на своей шкуре прочувствовал, что такое любящий муж в СССР, и восьмое марта определенно задалось. В конце концов, Наполеон всегда считал, что восьмое марта — просто замечательный праздник. А произошедшее с ним на полу кухни и после в ванной могло справедливо служить обоснованным поводом отмечать этот день с шиком каждый год.