Luigi Rubino – Before Love
Это была суровая любовь без признаний. Каждый из них прекрасно понимал, что никто никому ничего не должен; каждый сам за себя и сам по себе. Одиночки. Но все изменилось, причем настолько быстро и резко, что дух захватило. Фина стояла у зеркала и пыталась заправить в тугой хвост непослушную прядку. После нескольких неудачных попыток она, грязно выругавшись, забросила эту затею и пошла будить Людвига. Ей нравился этот непробиваемый немец. Стальной стержень внутри него давно уже превратился в позвоночник, став частью его. Германия из этого тихого мира не был похож на безалаберного и безответственного Бернхарда. Господи, кто дал тому полудурку такое мужественное имя? Его стоило назвать как-нибудь по-дурацки... Что-то вроде "Льюис" подошло бы идеально; Людвиг же был совсем другим. Другим во всех смыслах. Итальянка ввалилась в спальню и, громко цокая каблуками сапог, подошла к крепко спящему Байльшмидту. Постояв так с десяток секунд, девушка с криком "Подъем!" пнула немца. Мужчина, выпучив от неожиданности глаза, свалился с кровати. Он смотрел на ухмыляющуюся Фину и закипал от гнева. Он ее боялся. Она его бесила. — Доброе утро, дорогой, — промурлыкала Варгас, коротко чмокнула его в щеку и ушла, плавно покачивая бедрами. Фина ворвалась в его жизнь неожиданно и напрасно. Чужая — между ними не было той связи и понимания, какая присутствовала с Аличе. Милая итальянка, просящая завязать ей шнурки и боящаяся всего на свете, носящая гранаты за чеку — этого не хватало немцу сейчас больше всего. Двойники все испортили. Больше всего Людвиг ненавидел самого себя — за слабости и глупость, что так выводили из себя ту, другую Северную Италию. Они пришли из зеркал. Вышли оттуда войском, озлобленным на весь мир и готовым убивать. Вооруженные до зубов, желающие только крови и смерти, хлеба и зрелищ! После непродолжительных потасовок между странами Тени согласились на мир, ведь убить себя — странно даже для таких отморозков, как они. Кроме Италии в тот мир пожить ушли еще несколько стран: Франция, Канада и Россия. Сейчас Германия отдал бы все, лишь бы еще разок увидеть улыбку Аличе, попить вина с легкомысленным французом и пройти мимо Мэттью, не заметив того. Не ясно было одно - зачем туда поперся Брагинский? Ему и тут хорошо было. Как там говорится? "Умом Россию не понять...". Немец попытался встать с пола, что удалось ему с трудом: вот уже четыре дня его лихорадит. Вроде ничего страшного, но с каждым часом горло драло все сильнее, а голова просто раскалывалась. Англия сказал, что это грипп, и посоветовал обратиться в больницу. Людвиг не был бы Людвигом, если бы поступил так, как ему посоветовал бывалый бритт. И это вылилось в то, что сейчас блондин не мог сфокусировать взгляд голубых глаз, считая все множащиеся плафоны люстры. Ему было плохо, и он это прекрасно понимал. Ослабевшие от вируса ноги отказались держать сильное от природы тело, и Байльшмидт мешком рухнул на лакированный пол. Германия тяжело дышал, со свистом втягивая воздух в измученные болезнью легкие. Побледневшие губы мгновенно пересохли и потрескались, как у путника посреди пустыни. Мужчина лежал, уставившись в белый потолок. Он думал о многом, но все его мысли неизменно возвращались к одному — к Фине. Жестокая и кровожадная девушка была единственной, кто мог ему помочь. Реально помочь. —Фина! — тихо позвал больной, сглатывая, — Фина.... Тишина. Казалось, что в этом доме все умерли, и только он остался в нем, как ошибка, как исключение из правил. Хотя, Германия и был исключением из правил. Блондин вытер немеющей рукой пот со лба и повернул голову в сторону открытой двери, надеясь на "скорое спасение". В коридоре послышались нарочито громкие шаги. — Ты, картофельная детина, неужели так трудно спуститься к завтраку?! — она замерла на пороге, удивленно уставившись на лежащего немца. — Твою же мать! Людвиг потерял сознание, погрузившись в тяжелую и душную темноту. Ему казалось, что еще немного, и он умрет от недостатка кислорода или жара. Все тело стало вдруг свинцово-тяжелым и отказывалось подчиняться своему хозяину. Германия чувствовал, как он камнем летит в какую-то нескончаемую пропасть. Ему снился черно-синий океан, который тяжелыми, горячими волнами топил человека в своих глубинах. Страшно не было - было спокойно.***
Фина смотрела на свою "близняшку" и прекрасно ее понимала. Сейчас обе они сидели у кровати Байльшмидта, температура которого спала лишь пару часов назад. Если бы она не нашла его тогда, то страшно даже подумать чем это могло закончиться. Фина Варгас слишком сильно любила Людвига, чтобы так просто отдать его в руки смерти. -Хочешь, я с ним посижу, а ты поспишь?- спросила Аличе, поглаживая уставшую сестру по плечу.- Если что-нибудь изменится, то я сразу же дам тебе знать. -Спасибо.- непривычно спокойно ответила обычно задиристая Фина и пошла к себе, зевая на ходу. Девушка уже почти оказалась в коридоре, когда с кровати простонали ее имя. Она остановилась. Прислушалась. Зов повторился, на этот раз отчетливее и немного громче. -Людвиг!- бросилась итальянка на грудь к немцу.- Людвиг... Боже, слава тебе, Боже!- Она плакала. Аличе смотрела на свою близняшку и как никто другой понимала все ее чувства. Та Варгас, что с оскалом бросается в бой, имея при себе лишь пару ножей, сейчас обнимала бледного, больного, но самого любимого в своей жизни мужчину. -Не смей так больше делать, ублюдок!- Фина хорошенько врезала блондину кулаком по плечу, на что тот болезненно поморщился.- Он мне тут еще рожи строить будет! Идиот! Как вообще ума хватило в таком состоянии разгуливать и никому не сказать? А?! Я тебя спрашиваю. Аличе тихонько выскользнула за дверь, где ее преданно ждал Бернхард. Этот Германия не был таким строгим, таким занудой и не пугал итальянку. В каком-то смысле Аличе даже полюбила его. -С ним все хорошо? - робко поинтересовался блондин, стыдливо пряча кудрявые вихры волос под кепку - он почему-то стеснялся того, что они вьются.- Они не покалечат друг друга?- Ал расхохоталась и ее смех колокольчиками разлетелся по теплому коридору. - Глупенький! Фина скорее себя на куски порежет, чем позволит Людвигу покалечиться. Пойдем, я проголодалась... -А я пасты сварил. Специально для тебя.- Радостно улыбнулся немец. -Супер! Кто последний - моет посуду!- и с радостными воплями парочка покинула затихший дом. Вечером, расчесывая в ванной перед зеркалом непослушные рыжие волосы, Фина будет думать о том, что из-за засосов придется временно перейти на одежду с высоким воротником, ну или на шарфики. -Чертов картофельный ублюдок. Фина Варгас никогда не признает, что до одури любит Людвига Байльшмидта.