В студии еще горел свет, когда я поднималась по лестнице, гонимая одним лишь желанием — зажать эту сволочь в углу и потребовать назад должок. Злая улыбка появилась на губах, когда сквозь стекло звукозаписывающей комнаты показался его обнаженный торс. Он пел с закрытыми глазами, покачивая бедрами в так музыки, игравшей из динамиков. Опершись на дверную раму, я скрестила руки под грудью, прикрыла веки и с довольной улыбкой начала вслушиваться в слова. „Faidless…“ — подумалось мне, как вдруг спустя пару минут голос умолк. Я нехотя вышла из состояния транса, чтобы тут же столкнуться с его взглядом, устремленным на меня сквозь стекло. Ничего хорошего он мне не сулил. – Какого черта ты здесь делаешь? — спросил он, выходя из „стеклянной“ комнаты и, расправляя футболку, которую уже успел надеть. Я еле сдерживала рвущийся наружу смех. Расклад сил был явно не в его пользу: подойдя ко мне еще ближе, он уткнулся бы носом в мою грудь. Чтобы дать ему осознать, кто хозяин положения, я сократила расстояние между нами и с высоты своего роста выдохнула ему в лицо: – Ты мне должен. Забыл? Он мученически скривился и, отвернувшись, холодно произнес: – Я помню. – Чем собираешься платить? – Давай сначала сядем, выпьем кофе, ты успокоишься… — Руки решил, видимо, сменить тактику с присущим только ему неким женским изяществом. Он обошел меня и уселся на диван. Затем потянулся к небольшому кофейному аппарату на журнальном столике. Решив временно следовать его правилам, я села напротив. Он протянул мне кружку, в его глазах отражалось тяжелое спокойствие. Помедлив, я приняла её. Пару минут мы молчали и пили кофе. Пауза затягивалась. Руки делал это настолько медленно, будто мы были на каком-то светском рауте, где за нами следили сотни глаз. Я не выдержала первой: – Так что ты можешь мне предложить? Он неспеша поставил кружку на блюдечко так, чтобы она стояла ровно так, как и пару минут назад, затем так же медленно вытащил из нее ложку и положил рядом. И только потом поднял на меня глаза и ответил: – Сегодня у меня нет денег. Приходи через неделю сюда же в это же время, тогда и отдам все. – Така, милый… — я изо всех сил сдерживалась, чтобы не исполосовать его прекрасное личико, — мне не нужны твои деньги через неделю, мне они нужны здесь и сейчас. Иначе я применю силу. — добавила я, глядя на его презрительную усмешку. – И что ты сделаешь? — он перегнулся через стол, в миг став собранным и жестким. – Поверь мне, зайчик, я всегда найду то, чем человек может расплатиться, — сладко улыбаясь, я провела пальцем по его подбородку. Руки резко отстранился, похоже наконец осознал всю тяжесть положения, в котором оказался. Было приятно наблюдать за его побледневшим, растерянным лицом, еще не успевшим надеть новую маску. Пусть это и длилось лишь пару секунд. – Поэтому настоятельно рекомендую не выпендриваться и отдать то, что должен. Пока я не взяла это сама, — я отхлебнула уже остывший кофе. Странно, что он так отреагировал на мое прикосновение. Нет, я конечно не питала пустых надежд, что могу когда-либо заинтересовать вокалиста как женщина. Красавицей и умницей я не была, в отличие от того же Таканори, чей говнистый характер с лихвой компенсировали талант и усердие, какие он прилагал ко всему, за что бы ни брался. Да и не таким уж мерзким он был, если подумать. Очень даже милый мальчик, особенно когда улыбался. Улыбка выдавала его с потрохами. Жестокий, готовый идти по трупам для достижения собственных целей, самовлюблённый, он всегда готов был прийти на помощь другу, в какой бы жопе тот не оказался. Душа компании, педантичный, в чем-то очень даже робкий, ласковый, заботливый, любопытный, как ребенок, впервые исследующий мир. Все эти качества сочетались в нем, человеке, которому без малого было тридцать два. Прекрасный, божественный Мацумото Таканори. Я не смогла сдержать легкую улыбку, которая не скрылась от его зорких глаз: – Я верну тебе часть, остальное на следующей неделе. Договорились? — он достал сигареты и закурил. – Ты же бросил? — я была удивлена, он не курил уже целую вечность. – Да, бросил, — спокойно ответил он и сделал затяжку. Его ответ больно ударил по самолюбию. Но, в конце концов, мне нужны лишь деньги. И чего я тогда злюсь? „Я не заслуживаю ни капли его доверия, вот почему“, — подсказал внутренний голос. Да, черт подери, так и есть. Но я и не должна. Месяц назад, когда мы поспорили, Боже, как он злился, когда проиграл! Быть обязанным мне, простой смертной, которая к тому же жутко его бесит своим гадким характером (кто бы говорил!), той, что вправе пожелать все, что захочет! Но надо отдать мне должное, я понятия не имела, чего от него хочу, поэтому пожелала банально денег. Это еще больше уверило его в том, что я мерзкая меркантильная сволочь, которую, кроме этих бумажек, ничего не интересует. Знал бы он, как ошибался… Да, я не могла определиться с желанием и, его счастье, что брякнула первое, что пришло в голову. – Руки, я устала, давай так, ты найдешь мне всю сумму до завтра, а я не скажу Акире, кто разбил фару его любимого мотоцикла? — я поднялась. Он продолжил сидеть на диване, когда я подошла к вешалке, на которой висела моя куртка. Я слышала, как он затушил окурок в пепельнице и поднялся следом. Как же он может позволить мне самой выйти из здания: вдруг я что сломаю по дороге, а ответственность ляжет на его хрупкие плечи! Я улыбнулась своим мыслям и вышла в коридор, направляясь к спуску, ведущему на парковку. Вокалист шел по пятам, но у самого основания лестницы почему-то остановился, а когда я оглянулась, сказал: – Не шантажируй меня, женщина. Знай свое место. Я сдержу слово, ты получишь свои деньги, как и договорились, завтра. А сейчас выметайся, мне нужно репетировать, надеюсь, сама найдешь выход, — и развернулся, чтобы уйти. – Еще не все, я не закончила, — я резко стянула его на несколько ступеней вниз, пользуясь минутным замешательством Руки. – Мне не нравится, когда со мной плохо говорят, а еще больше, когда думают, — я моментально навалилась на него и прижала лицом к стене. Одной рукой в замок сцепила его запястья. Мой подбородок оказался у него на макушке. Он злобно шипел и пытался повернуться ко мне лицом. — Учти, Руки, я ведь не всегда буду доброй. Если тебе нравится думать, что я злая тварь, с которой нужно обращаться по образу и подобию, я буду ей. — с этими словами свободной рукой я скользнула к нему в ширинку. Он резко прекратил вырываться, так что мне беспрепятственно удалось расстегнуть ее. Сперва я подумала, что ребенок не выдержал суровой реальности и умер от шока, но, увы. Быстро отойдя от потрясения, Така стал вырываться с удвоенной силой, а я хоть и выше, но не настолько сильна, потому просто отпустила это бешеное чихуахуа и стала ждать развития событий. Сейчас начнется… Но Таканори, по-видимому, сам не знал, что ему делать. Мы просто стояли друг напротив друга и тяжело дышали, словно вдвоем бежали трех километровый кросс. Не знаю, сколько бы мы так еще стояли, пока он наконец сдавленно не прошептал: – Совсем рехнулась? Думаешь вот так просто можешь припереться в мою студию и трахнуть меня? Делать все что угодно? Черта с два! — ну вот… он опять истерит, как же меня достали его вопли и оскорбления в мой адрес! Не желая больше это выслушивать, я снова схватила его за плечи и со всей нежностью, на которую была в тот момент способна, поцеловала. Спустя пару мгновений, когда жертва перестала вырываться, не прерывая поцелуя, я медленно открыла глаза. Зря, потому что у Руки они, судя по всему, и не закрывались. Теперь мне понадобилось все мое самообладание, чтобы не заржать. У золотой рыбки глаза и то меньше. Поскольку промолчать совсем было не в моем стиле, я так же легко оторвала от него свои губы и ответила: – Я никогда ничего такого не думала, это ты считаешь своей святой обязанностью унижать меня каждый раз, когда видишь. Злобно сверкнув глазами, он резко вырвался, одним резким движением поменяв расстановку сил. Став на ступеньку выше, навис всем своим маленьким тельцем надо мной, что съежилась под цепким взглядом голубых глаз. Точнее, это контактные линзы были голубыми. – Это моя территория, не зарывайся! — прорычал он и впился в мои губы. Грубо, но при этом я чувствовала, что он не желает причинить мне боль или унизить. Что-то новое было в этом поцелуе. Настал мой черед изображать золотую рыбку. – Така, ты чего? — ошалело поинтересовалась я, когда он оторвался от моих губ. – А не хрен было затевать всю эту игру с долгом! — кажется, я его не хило разозлила, и теперь он потерял всякий контроль над собой. Это был не тот Руки, которого я знала. Неистовый, страстный, обуреваемый незримыми ранее желаниями, он смотрел на меня, как лев на добычу, и я таяла под этим взглядом, желая хоть на миг забыть о наших вечных ссорах и попробовать новых ощущений: каково это быть с ним не по разные стороны баррикад. Признаюсь, мне было всегда интересно, какой он в постели. Этот холодный, самовлюбленный человек, вечно критикующий каждый мой шаг. А тем временем рассвирепевший вокалист покрывал мое лицо и шею поцелуями, запуская одну руку мне под майку, второй схватившись за моё бедро. И угораздило же меня именно сегодня надеть короткую юбку! Стало как-то обидно: должен он, а плачу я! Оттолкнув от себя его руки, я продолжила то, с чего начала наш „задушевный разговор“: нырнула одной рукой в брюки, то поглаживая, то сжимая его член. Постепенно он становился все тверже, а поцелуи и прикосновения Таки все жестче. Тогда я высвободила руку из его штанов и принялась за его майку, которая через минуту полетела куда-то к основанию лестницы. Руки как-то особенно грустно проводил ее взглядом, то ли майка была так ему дорога, то ли просто было лень за ней туда спускаться потом, когда все кончится. Скорее всего, и то и другое. Видимо, в отместку за бесследно исчезнувшую футболку, он решил продолжить свою деятельность с большим пылом, запустив руку непосредственно под саму юбку, бесстыдно лаская внутреннюю часть моих бедер. Не сказать, что мне было неприятно, смущал лишь один факт… Через пару секунд у Таканори тоже возникли догадки. Его рука то и дело натыкалась на некое препятствие. Да, проспорила, с кем не бывает… Но отчего-то он спросил про другое: – С каких пор ты носишь мини? – С тех самых, когда ты бросаешь курить, — огрызнулась я, смущенная своим видом. – А… — он не договорил, слишком занятый поглаживанием латексных полосок на чулках. – Проспорила Рейте на прошлой неделе, что буду ходить в них месяц. Его умильное любопытство начинало меня бесить, так и хотелось спросить: „Ты меня трахать будешь, или как?“. Похоже это отразилось на моем лице, потому как он усмехнулся и, заткнув мне рот поцелуем, резко стянул сначала один, а потом и второй чулки вниз, обосновав это тем, что не любит трахать полуодетых женщин. Благодаря напору Руки, все оставшиеся части моего гардероба улетели туда же, куда и его футболка. Не давая мне свободы действий, он сдернул с себя брюки вместе с бельем и отправил их в общую кучу. Пока он совершал эти уверенные быстрые движения, я не могла оторвать взгляд от его рук. В меру накачанные, со вздувшимися венами, они будто бы отражали характер это человека, всю силу скрытую в небольшом теле. Вокалист нагло уставился на мою грудь, спрятанную в оковы кружевного лифчика. И снова этот пристальный взгляд, заставляющий меня смущаться. Не желая поддаваться этим чарам, я слегка укусила его в плечо, чтобы он не придавал значение моей минутной растерянности. Руки прижал меня к стене, так что я ощутила её холод голой спиной, и аккуратно приспустил одну лямочку лифчика. Затем он начал целовать плечо, постепенно переходя на грудь. Не выдержав такого натиска, я застонала, стала ласкать его спину и плечи, выгибаясь от поцелуев, поддаваясь этим ловким рукам, ласкающим меня под трусами, губам, терзающим набухшие соски. По мере того, как сносило наши крыши, приходило осознание того, что лестница не самое лучшее место для подобного рода занятий. Таканори по-прежнему стоял на ступеньку выше меня. Как он до сих пор умудрялся сохранять равновесие, оставалось для меня загадкой. Он и не выдержал первым. Рывком прижав меня к себе, Руки прорычал мне в ухо, что ему не совсем комфортно в такой обстановке. Внезапно я осознала, что он упирается в меня тем, что до сих пор было скрыто под мягкой тканью серых боксеров. Я молча последовала за ним, держась за протянутую руку, крепко сжавшую мою кисть. Сейчас он выглядел очень мужественно, даже рост не мешал мне любоваться стройным, слегка накачанным телом этого самовлюбленного мужчины, который тем не менее никогда не решался показать его публике. В этом весь Таканори, двоякий, но оттого такой привлекательный вокалист The Gazette. Казалось, до студии мы шли раза в два дольше, чем до лестницы. Мой пыл заметно поубавился, и если бы не сильная рука Таки, сжимавшая мое запястье, боюсь, я бы ретировалась, оставшись без выплаты долга. Я была такой смелой там, на лестнице, когда мечтала и стремилась показать ему другую себя. И вот, когда желаемое осуществляется, я отчаянно боюсь… Чего? Что сказка кончится, а принцесса вновь превратится в дракона. Мой прекрасный принц наденет доспехи, и извечная битва продолжится. Лишь перешагнув порог студии, он грубо толкнул меня к дивану, но ни на секунду не отпускал. Затем я ощутила, как он навалился на меня всем телом, его рука протянулась куда-то в щель рядом с подлокотником, выуживая помятый квадратик презерватива. Я не стала спрашивать, откуда тот взялся, отрешенно наблюдая, как Така разрывает эластичную упаковку и натягивается его на себя. Теплый шёпот раздался в самое ухо: – Надеюсь, этот долг ты не забудешь по гроб жизни! – Ты лучше за себя побеспокойся, — ответила я, притягивая его к себе Я впилась в его губы, желая стереть с них эту глупую ухмылку. Хочу, чтобы он стонал от удовольствия, повторяя мое имя! Хочу, чтобы эта сумасшедшая связь никогда не прерывалась! Диван был кожаный, но уже довольно старый, протершийся от каждодневного сидения на нем звездных задов, поэтому я не скользила и Руки прекрасно этим воспользовался, зажав меня под собой. Он раздвинул мне ноги и одним мощным толчком полностью вошел в меня, и сразу же набрал темп, от которого у меня перехватило дыхание. Властвуя надо мной сверху, то вставляя, то вынимая из меня свой набухший член, он успевал страстно целовать меня в шею, руками массировать грудь, разом увеличившуюся в размере. Задевая самые чувствительные зоны на моем теле, ему удавалось доставлять удовольствие даже самыми невинными прикосновениями, отчего я переставала дышать и выдавала лишь сдавленные стоны. Только этим он уже довёл меня до оргазма. Извиваясь, как змея, я умудрялась ласкать губами шею вокалиста, в порывах до боли сжимать руками ягодицы его. Сквозь слезы глядя на его прекрасное лицо, в глаза, которые заволокло похотью, я просто не могла не признаться себе самой, что люблю его с того самого раза, когда он впервые послал меня на хуй. До этого никто из японцев на это не решался, предпочитая обсуждать меня в курилках и туалетах. А Таканори, всегда такой уверенный и неповторимый, сумел заставить меня восхищаться им и ненавидеть его одновременно. Наверное, поэтому мне доставляло редкое удовольствие выводить его из себя. Еще толчок, и я выгнулась в экстазе, но Така, рыкнув, лишь ускорил темп. На мое искаженное удовольствием лицо упала капелька пота. Я, совершенно обезумевшая от накативших на меня чувств, похотливо ее слизнула, чем окончательно свела его с ума. Руки протяжно застонал и с последним толчком кончил в меня, осторожно наваливаясь сверху. Его руки дрожали. Спустя пару мгновений он поднялся на локтях, чтобы стянуть с себя ненужный кусок латекса и кинуть в мусорное ведро неподалеку. После он вновь опустился на диван. Меня неожиданно захлестнул прилив нежности и я притянулась к Таканори, уткнувшись носом ему в плечо. Ласково обняв меня правой рукой, он откинул голову назад, пытаясь нормализовать дыхание. Смотрелось это настолько эротично, что я не удержалась и поцеловала его шею. – Позволишь мне еще немного побыть с тобой сегодня? — тихо спросила я и со страхом стала ожидать ответ. Сказка подошла к концу, он запросто мог приказать мне выметаться, и я бы не осмелилась спорить… – Только сегодня? Я думал, что слишком хорош для одного раза, — его ехидство и высокомерие снова вернулись, это радовало и причиняло боль одновременно. Мне не хотелось возвращаться к тому состоянию, что было „до“, хотелось просто любить его. Чувствуя, что я не собираюсь отвечать, он довольно холодно и спокойно посмотрел мне в глаза и добавил: – Давай попробуем для начала не так раздражать друг друга. Я не ожидала от него признаний в люби, больше всего меня пугало пресловутое „завтра“. Поэтому, услышав эти слова, я была счастлива, будто бы он действительно мне признался. – Ну, долг ты мне выплатил, поэтому обещаю быть хорошей девочкой, — тепло улыбнулась я и снова уткнулась ему в грудь. «Надеюсь, что „завтра“ будет не таким, как „вчера“», — подумали мы оба, засыпая. Проснувшись ближе к ночи, я осознала, что отчаянно замерзаю, несмотря на теплое тело, навалившегося на меня Таканори. Вокалист спал, погребя меня под собой. Подумав, что неплохо бы было привести себя в порядок, а заодно убрать все вещи, что мы раскидали на лестнице, я тихо выбралась в коридор и прикрыла за собой дверь. Мы были одни, это радовало. Убрав все последствия ссоры и последовавшего за ней примирения, я повернулась в сторону студии и застыла на месте. Что мне теперь следовало делать? Дерзкая я, какой все меня считали, снова поддалась страху быть отвергнутой. В этот момент у двери в комнату возник знакомый силуэт. – Не думай сбежать, лучше пойдём в душ, — облегченно, как мне показалось, произнес Така. Его голос охрип, отчего казался таким родным и любимым, что я просто пошла следом, ничего не отвечая и не спрашивая. – Спасибо, — одной рукой он ловко поймал брошенные в него боксеры. „Люблю тебя“, — подумала я вместо ответа и, поддавшись импульсу, прижалась к его спине, уткнувшись головой в его макушку. Он замер, прижимая мои руки своими. – Я бы предпочел искупаться и уехать в более теплое место, как считаешь? Почувствовав, как он улыбается, я невесомо поцеловала его в щеку. „С тобой, хоть на край света“.