Einmanaleiki

1. - Ты спишь, Найн?.. - тихонечко коснуться его плеча, едва уловимо шепнуть на ухо. - Еще нет, Твелв, - он поворачивается ко мне и свет от ноутбука падает на лицо. - В чем дело? - А правда, что умирать не больно и почти ничего не чувствуешь, когда... - Я не знаю, Твелв, что за вопросы, - он перебивает меня, смотрит серьезно и строго, как всегда. Не злюсь, просто мягко улыбаюсь ему. Найн не любит говорить о смерти. Это неприятная тема. Но он никогда не признается в том, что постоянный кошмар, который он видит во сне, наше прошлое, наше настоящее - результат обреченности и страха. Мы - люди без будущего. Все, что у нас есть - это пронизанное болью и сожженное без остатка чужой жестокостью, оправдываемой целями науки, а на самом деле уничтоженное в угоду политических амбиций японского правительства - детство. Кажется, они так его называют. Детство. Пробую слово на вкус, кручу на языке, сплевывая под ноги так и не прикуренной сигаретой. Все, что у нас есть - текущий момент. Песок, ускользающий сквозь пальцы. И пара килограммов тротила. Открываю окно, усаживаясь на подоконник. Ночь в Токио не бывает темной. Пронизанная разноцветным светом фонарей и реклам, фарами машин и подсветкой мобильных телефонов у не спящих прохожих, она переливается будто елочный шарик. Прохладный воздух ранней весны бежит мурашками по спине и рукам. Но я смотрю и смотрю на бесконечные тени небоскребов, не моргая, до рези в глазах. - Твелв... - голос Найна разливается ледяным ручьем, он почти прозрачный, с ультрамариновым оттенком. Иногда Найн звучит более насыщенно, окутывая бархатисто-синей глубокой тьмой. Но я давно уже не слышал такого тона у моего друга. Немного грустно, что наша близость в последний год свелась только к одному - масштабной подготовке и реализации проекта под кодовым названием "VON", когда реальное имя ему "Dauða". Надежда не спасет от смерти, к которой мы приближаем себя осознанно. Впрочем, надеяться все же есть на что - мы верим, что запаса жизненных сил наших тел и нашего мозга хватит до того момента, как мы заявим Японии и всей планете о своем существовании. Прежде, чем потонуть в забвении навсегда. Я никогда не расскажу об этих мыслях Найну. Для него я буду тем самым веселым Твелвом, которого он знает. Ему и так пришлось тяжелее, чем мне. Привязанность к Файв и ее предательство он воспринял совсем иначе, трансформировав историю так, будто это мы ее бросили, а не она сама сделала выбор. Я не спорил с Найном по этому поводу, не обесценивал его мнения. Пытался успокоить после очередного дурного сна. Старался заменить ему целую вселенную, стать для него той самой вселенной, вытеснив Файв из его памяти. Но мои усилия были напрасны. Он не забывал. Ни на секунду. - Твелв... - Найн повторяет мой числовой код, настойчиво зовет меня. А я смотрю и смотрю, как растворяется город в утренней дымке, что ласково пожирает дома на горизонте, медленно и неотступно приближаясь к нам, дом за домом, метр за метром... 2. Когда появилась эта девочка, Лиза Мисима, я подумал, что нашел отличный способ отомстить Найну. Несерьезно. Скорее так, позлить его, чтобы он хоть немного понял, каково было мне все эти годы жить с призраком Файв под боком, постоянно соревнуясь с ней за внимание Найна. Но я и предположить не мог, что невинная шутка разрастется в огромную проблему. Сидя в чертовом колесе, зависнув между небом и землей, жизнью и смертью, глядя на быстро бегущее время на таймере бомбы, на рыдающую Лизу, я ощущал всю бессмысленность своего существования. Зачем? Зачем сопротивляться. Зачем доказывать. Зачем оставлять след о себе. Зачем спасать эту беспомощную девочку. Зачем убеждать Найна, что я лучше, чем Файв. Ради чего. В груди что-то колет. Кажется, они так его называют. Сердце. Закрываю глаза. Делаю глубокий вдох. А потом утешаю Лизу. Все будет хорошо. Все обязательно будет хорошо. Красный и синий. Синий и красный. Двенадцатый и девятый. Девятый и двенадцатый. Слышишь, Файв? Пятый - лишний. Я не проиграю. Перекусываю провод за проводом. Я не отдам его. Первая, вторая, третья...сколько ты заложила взрывчатки? Шестая, седьмая... Вытираю пот со лба. Жарко. Нервно. Нужно сосредоточиться. Перспектива разлететься на кусочки поджаренного мяса не радует. Мне все равно суждено умереть, но я хочу жить. Очень хочу. Мы поклялись не признаваться друг другу, что не смирились со своей обреченностью, поклялись воспринимать ее как нечто закономерное, как необходимость дышать, есть или спать, как часть самих себя. Только вот смирение неоднозначная категория. Я обманываю, если говорю, что мне наплевать. Сфинкс номер два отличный лжец и актер. Я сыграю любую роль, только прикажи. И ты приказываешь. Когда нам было пять лет, Найн, ты признался, что обожаешь мою улыбку. С тех пор я всегда держу ее при себе. 3. - Я хочу тебе кое о чем рассказать... Мне тринадцать лет и я больше не могу ждать. Я очень боюсь, что наше время на исходе. - Что такое, Твелв? - Найн зажигает свечи на торте, который купил для меня, чтобы устроить сюрприз. Это так трогательно, что дыхание замирает в гортани. - Я загадаю желание вслух, хорошо?.. Он пожимает плечами, но слушает внимательно. Закрываю глаза и говорю. Твердо и уверенно. А потом задуваю маленькие оранжевые огоньки. Разноцветный воск стынет лужицей на бисквите. Когда Найн делает шаг. Еще один. И еще. Слишком близко. Чтобы бежать. Бежать некуда. Позади стена. Прислоняюсь к ней лопатками и пытаюсь угадать, что случится сейчас. Ударишь? Или нет?.. Липко. Словно ем мороженое, запивая его колой. Влажно. Будто разбил нос и соленая кровь заполняет рот. Неловко. Словно впервые забрался на скейт... и скользишь по дороге быстрее и быстрее, не в силах остановиться. Зная, что упадешь. Оцарапаешь колени и локти в алое. А над головой будет высокое лазурное небо. И собственный смех заглушит любую боль. Потому что боль ничто против ощущения безграничной свободы и крыльев за спиной. Два безымянных мальчика целовали друг друга в полной темноте заброшенного склада. Неуклюже впиваясь пальцами. Тихо глотая слезы. Робко соприкасаясь языками. И снова по кругу. До изнеможения. До саднящих губ. До головокружения. Тот наш поцелуй, Найн, был мокрым и сладким, но таким искренним, что я помню его до сих пор... 4. …Восьмая, девятая. Сотая. Неважно. Я не умру, пока живешь ты. Найн. Я не оставлю тебя. Одного. Я клянусь. Я обещаю. Лиза плачет и плачет. И эти слезы обжигают мне руки. Пока я раскусываю провода. Бледные желтые ноты ее слабых всхлипов раздирают кабину карусели. Мне нечем дышать. Но я продолжаю. Еще и еще… Почему, Файв? Неужели и ты не смогла принять. Свою собственную безысходность. 5. - Твелв... - индиго капает и течет по подбородку...плотный глухой звук заполняет комнату. Ты зовешь и зовешь. Так что я возвращаюсь. Чтобы услышать, что скажешь мне ты теперь. - Это больно, - берешь мои ладони в свои, сжимая, - это очень больно и страшно, Твелв, умирать. - Найн... - Так больно и так страшно, - ногти вонзаются в кожу, ты держишь меня крепко, смотришь прямо в глаза. И я вижу, как тает айсберг внутри...и заливает мутной водой все вокруг. - Когда умираешь, ты чувствуешь. Одиночество. Абсолютное одиночество. Притягиваешь меня к себе, кладешь голову на колени, и я глажу тебя по волосам, я жду, что ты заснешь хоть единственный раз без своих жутких видений. Такой невозмутимый и такой беззащитный. Ты. 6. Знал ли я, что мне придется уйти раньше тебя, Найн? Нет. Я не знал. Но я верю, что наша связь не оборвется со смертью. - Мы обязательно встретимся… Я пытаюсь сказать хоть слово, но гул вертолетов разбивает слова в труху. - Слышишь меня? Но ты не слышишь. Яркое весеннее солнце слепит глаза. Только шум от винтов накрывает черной волной. Только кобальтовый хлыст твоего крика рассекает воздух. - Прости… Умирать совсем не страшно, Найн, если есть, с кем умирать.