Балансируя

Вылетит птица — моя тоска — Сядет на ветку и станет петь. Чтоб тот, кто спокоен в своем дому, Раскрывши окно, сказал: "Голос знакомый, а слов не пойму", — И опустил глаза.

Рука в красной перчатке тихо стучит в массивную дверь. Привычно не дождавшись ответа, бывший наставник куинксов, а ныне секретарь отряда S3, толкает тяжёлые створки и входит внутрь. С каждым его приходом в этот огромный полупустой кабинет ничего не меняется. Книги стоят на полках, немного пыли кружится в солнечном свете, тщательно отсортированные документы лежат на столе. Предательскую гладкость которого кандидат в особый класс знает не понаслышке – сам полировал. Своими ногами, своим телом. Надеясь, что его секундная заминка была не замечена, он шествует дальше, останавливаясь у самого края стола, замечая на углу небольшие царапинки. Именно тут извивался следователь Сасаки, ласкаемый холодными пальцами, сходящий с ума от осторожных прикосновений. — Я хотел бы переговорить с вами по поводу Такацуки Сен и последних новостей касательно Аогири. — Докладывай, — Арима не поднимает глаз и, замешкавшись, заканчивает фразу, — Хайсе. Имя режет по ушам, злит, но ни в коем случае нельзя дать этого понять. Никто не должен знать, что старой личности больше нет. Хотя после окончания операции по уничтожению семьи Цукияма во взгляде, в голосе, даже в движениях Аримы Кишо чётко читается сомнение. Он несёт какую-то заранее заготовленную чушь, попутно размышляя, говорить ли о том, что Нимура Фурута – тройной агент, или же попридержать информацию для более удобного случая? Двуличный ублюдок вполне сможет отвертеться за недостатком улик, а на него сразу падут подозрения, выяснится о связях с Это, о его просьбе записать разговор на диктофон. Маленький камушек рождает оползень, погребающий незадачливого туриста под тоннами земли. Для того, чтобы выжить, следует быть осторожнее. Чёрно-белое шахматное небо не должно упасть слишком рано. Внимательно выслушав доклад, Арима поднимается со стула, медленно вертя в пальцах ручку. По непроницаемому лицу невозможно догадаться, о чём он думает. Его хладнокровие и выдержка – единственное, что вызывает в Канеки восхищение и немного притупляет желание тотчас же броситься и разорвать голыми руками. Потёки крови великолепно украсят светлые стены. Для того, чтобы выжить, следует держать себя в руках. И не факт, что из этой битвы он выйдет победителем. — Ты поддерживаешь свои навыки? – говорит и смотрит в окно. Или на книжные полки, вернее, на то место, где не хватает одного тома. Когда-то они обменивались книгами... Смотрит куда угодно, только не на него. — Да, я регулярно тренируюсь, но найти подходящего живого противника довольно трудно, — Канеки улыбается про себя. Судя по тому, как резко ручка оказывается сжата ладонью, намёк понят. — Не жалеешь о том, что отказался от куинксов? – Арима отходит в сторону и замирает, не принимая боевую позу. Будто любуется окружением, а не ждёт удара. — Нет… Смерть Ширазу-куна… Это тяжело, — изображать сожаление получается хорошо. Ему требуется не больше мига, чтобы преодолеть разделяющее их расстояние. Тут же отклонённый тычок в живот нарушает равновесие. Канеки сразу понимает, что это не лучший способ начать бой, но уже поздно. Извернувшись, он отскакивает на пару шагов и сразу ныряет вниз, спасая лицо от ручки, молнией мелькающей прямо перед глазами. Вспоминается рождественский вечер и история о том, как Арима убил гуля зонтиком. Подаренную тогда заколку для галстука он носит до сих пор. — У тебя нет проблем с другими следователями? Помнится, ты говорил, что тебя не жалуют, — у него даже дыхание не сбилось. Стараясь сдержать кагуне, Канеки не медлит с ответом. — Кое-кто по прежнему недоволен моим быстрым ростом в CCG, но это не особо мешает, мне нет дела до разговоров за спиной, — ловко уйдя от подсечки, он вынужден запрыгнуть на стол. Привычно балансируя, Канеки недобрым словом поминает скользкую подошву ботинок. Как ни странно, но последним пунктом их с Аримой поединка всегда был стол. И регулярные спарринги тогда-ещё-Сасаки обычно заканчивались падением с него. Или на него. И не только спарринги. При одном только мимолётном взгляде на изящные кисти рук Аримы тело бросало в дрожь. В отличие от самого Хайсе, его память никуда не делась. Придерживаясь не своей манеры боя, Канеки позволяет теснить себя назад. Вроде бы Хиде говорил, что после одной драки можно понять человека лучше, чем после нескольких лет дружбы. Словно войдя в раж, следователь увеличивает темп. Они больше не разговаривают. Раньше он думал, что выучил все приёмы своего «учителя», но как же ошибался. Проведя немыслимую серию выпадов и обманных ударов, Арима заставляет его раскрыться и одним пинком отправляет в полёт. Ну, в конце концов, Канеки ещё никогда не побеждал. Проклятая ручка снова оказывается у самого зрачка, так близко, что становятся видны пятнышки чернил на крошечном шарике. Ещё немного, чуть глубже, и она его пронзит, войдя прямо в мозг. Точно как в проходе V-14. Притворяясь, что пытается отдышаться, он вымученно улыбается. — Арима-сан, больно же! Постоянно безучастное лицо Аримы приобретает такое выражение, с каким обычно смотрят на смертельно больного ребёнка. Шуточки других следователей про «родительскую любовь» порядком достали уже давно. Отвратительная смесь жалости, горечи и злости чертовски действует на нервы. Не понимая, что сделал не так, Канеки поднимается, для приличия охает и потирает ушибленные рёбра. Неужели что-то заподозрил? Определённо стоит взять у Фуруты парочку уроков актёрского мастерства. — У тебя на сегодня всё, Хайсе? — как ни в чём не бывало, Арима возвращается к документам. — Да. — Хорошего дня. Уже закрывая двери, Канеки украдкой оглядывается и замечает, как самый невозмутимый и неутомимый следователь CCG сидит, запрокинув голову на спинку стула и прикрывая ладонью лицо.