Клетка

Горит свет. Грэг дома, маленькая Либерти, логично, тоже. Она говорит на французском. Я знаю, что она скажет мне, я люблю каждое её слово. Это маленькая часть моей рутины, моей клетки. Я устал. Не скажу, что до этого, когда я шлялся по ресторанам и ночами сидел в редакции, под утро уходя в гей-клуб за небольшим приключением, я уставал меньше. Там никто не упрекал меня в чем-либо, я был хорош для "простого отчаянного парня", мной были довольны. И как спустя несколько лет я, такой доступный и необязательный, оказался здесь, с Грэгом? Это произошло, когда Джек Уизер, второй ведущий новостей, заболел, и каналу срочно понадобился любой симпатичный мужчина, умеющий читать. Так случилось, что Терри оказался там. Это было и хорошо, и плохо. - Попробуй прочесть первую строку, - просит Грэг Корбин, по его голосу без труда можно определить ориентацию. А ещё у него безупречная дикция, но по сравнению с первым фактом, это мелочь. - Добрый день. В эфире двенадцати часовые новости... - Ты произносишь это не так, - раздраженно перебивает мужчина. - Грэг, не придирайся! У нас нет выбора, мы уже никого симпатичнее не найдём, - заступаются за Терри ассистенты и оператор. Ясно, нужно лишь красивое личико, обладатель которого должен сообщать об уровне угрозы, о спасенных котятах, о погибших пожарных. Уже не имеет значение, какой это человек. - Идём, подберем тебе костюм. И не обращай на Грэга внимание, он требовательный, да... Для Терри это за секунду стало личным вызовом: ещё никто и никогда не смел ему так прямо говорить о том, что он что-то делает не так, им все всегда были довольны, за что бы он ни брался. - ... что будет хорошо смотреться с твоим цветом волос. Синий. Тебе нравится? Прикинь пиджак. Рубашка и твоя сойдёт. Бэйтс несмело просовывает руки в рукава, уже чувствуя себя не в своей тарелке. Он не хочет возвращаться к тому мужчине. Критика - он столкнулся с ней впервые, и это не то, что хочется повторить. Но бежать некуда. - Успокойся и попробуй ещё, - Грэг уже улыбался ему. Какая-то подозрительная смена настроения. - А что не так было в первый раз? - В первый раз всё не так, - многозначительно улыбнулся Корбин, за преградой стола незаметно для остальных стискивая колено Терри , - попробуем ещё раз. Давай. Он произносит все то же самое, с той же интонацией, но сейчас почему-то ведущего всё устроило. Камера и телевизор визуально прибавляют пять килограмм, Терри переживает только за то, чтобы он хорошо смотрелся в кадре. И он смотрится. И оператор в восторге. Сценаристы не верят, что он кулинарный критик, и советуют менять сферу деятельности. Грэг Корбин просит у него номер. Для него это был прекрасный сумасшедший день. Терри решает позвонить отцу, обрадовать. Это был первый раз за два года, когда он позвонил ему первым. Потом счастливый отправился в редакцию, сдал статью, над которой вчера работал часа два, получил деньги, но не стал тратить сразу, а почему-то решил отложить, пока не придумав, на что. Может, на хороший пиджак. Или туфли. Чтобы соответствовать невидимой новой высокой планке, чтобы красивым встретить новые возможности и горизонты в своей жизни, которая изначально казалась более бессмысленной. Конечно, мысли всю жизнь пахать на одно издательство у Терри не было, но он и не рассчитывал, что все будет настолько быстро: Грэг позвонил ему тем же вечером, сразу после вечернего выпуска новостей. - Уизерс был понижен до ведущего экономических сводок! У этого человека могут быть жена и дети, кредиты, ипотека... А Корбин сообщает, что этот человек почти что уволен. Да, это должно было обрадовать Терри, мол наконец-то он получил хорошую работу, о которой будет не стыдно сказать друзьям и папе. Но разве он живёт для кого-то? - И теперь ты мой со ведущий! - Здорово... - Я тут подумал, мы могли бы это отметить, - в отличие от него, Грэг многоточий не ставит, он точно знает, что делать. Откуда в обычном человеке такая уверенность? Наверное, он и вовсе не человек. Они договорились встретиться в десять вечера в ресторане "Лазурь". Корбин был в том же костюме, в котором вел сегодняшний выпуск новостей, Терри надел свои единственные брюки не из джинсы, чёрную рубашку и на всякий случай захватил с собой пиджак. На заказанной столике в ведерочке со льдом уже стояла бутылка шампанского. - Хотел порадовать тебя. Тебе понравится, - Грэг с каждой секундой становится напористее, ему бесполезно сопротивляться: отказаться, перебить, взять паузу, чтобы обдумать его предложения. Именно так Бэйтс и объяснил себе, как оказался в доме Грэга в одной кровати с ним, полностью раздетый. Сказать "Нет" он почему-то не смог. - Ты был великолепен, - шепчет Корбин, - заслужил вкусный завтрак. Сейчас закажу что-нибудь из японской кухни. - Зачем тратить деньги? Я могу приготовить нам что-нибудь. - Ты умеешь готовить?! - Если дашь принять душ, я тебе ещё и одежду поглажу. Холодная вода смывает пот с тела - никакой спермы, Грэг использовал презервативы. Никаких засосов, укусов и прочего, что Терри обычно любил, в том, что произошло ночью было что-то странное и ненормальное. Если секс с мужчиной вообще можно считать нормальным явлением. Пожалуй, с этого все и началось. В доме Грэга всё идеально, всё на своих местах, на дорогой мебели нет пыли, на стенах рамки с картинами - наверное, у него есть человек, который поддерживает порядок, вряд ли он сам. В холодильнике только низкокалорийные продукты натурального происхождения, никакого шоколада, полуфабрикатов и прочего, что обычно ожидаешь увидеть в запасах одинокого мужчины. Терри старается не думать, что он только любовник, что Грэг не использовал его, чтобы изменить своей жене или партнеру. - Пойдешь со мной на студию. - Но мне нужно в редакцию. - Чтобы уволиться? Терри понимает, что это перевернет его жизнь, но что будет, если ничего не получится? Он ведь останется ни с чем! Риск никогда не был тем, что определяло его, как человека. - Надеюсь, у тебя есть деньги на курсы сценической речи. - Думаю, найдутся. Они того стоили. Оглушительный успех. Их стали узнавать на улице, в кафе и ресторанах. Им стало тесно в рамках их города. Или тесно в рамках собственных отношений. Терри было тесно в границах требований: не ешь этого, много не пей, рубашки этого цвета тебе не идут, запишись на курсы декора, улучшай свой французский... Одно радовало - Грэгу в рамках его тела тесно точно не было. - Нас приглашают работать на федеральном канале Лэнгли Фоллз, - Корбин нарушает тишину, его слова пронзают Терри насквозь: он только начал привыкать к такому укладу жизни! А тут смена города. - Ты не рад? - Я рад, если рад ты, - мямлит Терри, это ведь всё, что ему остаётся, - но нам ведь негде жить будет. - Не беспокойся, администрация предоставит нам номер в отеле, пока мы не найдём устраивающий нас дом. Вот так за него все решили. Это такое обидное чувство, которое уничтожает изнутри, изымает слова, сковывает руки и ноги. Мозг в очередной чертов раз ведётся на "Ну, солнышко моё...", Терри не в силах сделать что-либо. Возможно, Грэг приведёт его к той жизни, о которой не стыдно будет рассказать папе. Возможно, он приведёт Грэга к той жизни, о которой он мечтает - это благородно. Если согласиться сейчас, можно будет привыкнуть потом, полюбить. А если отказаться - потерять стабильность, работу, известность, себя, в конце концов. Никогда ведь не узнаешь, может, Грэг и есть его соулмэйт? Поэтому чемоданы собраны тем же вечером, заказаны билеты на самолёт, Корбин уже просматривает сайты с продажей недвижимости в новом городе. - Может, нам просто снимать квартиру, вдруг что-то пойдёт не так? Вдруг нам не понравится... - Терри цепляется за последнюю ветку, что сможет удержать их здесь, в зоне его комфорта, пусть это и ужасно эгоистично. - Успокойся, я с тобой. У нас все получится. Блондинка-риэлтор быстро нашла им хороший дом. Его всего-то нужно было перекрасить и полностью заменить мебель. Соседи - типичная сверх патриотичная американская семья: Стэн работает в ЦРУ, его жена - Франсин, продавшая им дом, домохозяйка, старший ребёнок - Хэйли, вегетарианка и пацифист и её брат Стив - хлюпик и задрот. И дом у них, как они сами, немного старомоден и консервативен, без излишеств и украшений. Как и все дома в этом районе Лэнгли-Фоллз. Первый день на работе оказался лучше, чем они оба думали. Они решили отметить это, странно для Грэга, не в ресторане, не тыча никому в лицо "Вот, смотри, серый обыватель! Радужные люди успешны и счастливы". В новом доме, на новом диване, с бутылкой дорогущего древнего вина, с каким-то фильмом на экране. Терри помнил, как отчаянно пытался не заснуть на груди своего любимого, но все равно проснулся в двухспальной кровати. И что в этом плохого? Какое-то подобие семьи, любовь, карьера, дом - американская мечта, американское счастье. Не о чем переживать, нечего бояться. Разве он, Терри, не об этом мечтал? Или было что-то ещё? - Ребёнок. Солнышко, разве ты никогда не хотел маленькую доченьку или сына? Никогда. Но Бэйтс промолчал из-за тупого желания никогда не огорчать и соответствовать. Он ведь действительно полюбил Грэга, жадно и страстно. И мысль о том, что одно крохотное существо на Земле может одновременно напоминать и его, и его возлюбленного, казалась дикой и невозможной. - Суррогатное материнство. Окей, если Терри однажды и хотел уйти, сейчас точно надо было определиться. Ребёнок - это не чертова собака, от которой потом можно будет избавиться, это похуже веревки свяжет и больше не отпустит. "Действительно ли я хочу быть с ним вечно?" - спрашивает себя Бэйтс, стоя перед зеркалом в ванной, он задаёт себе этот же вопрос, собираясь на работу, и даже лёжа с Грэгом в одной кровати. В этом плену идеальности и расписаний, постоянного стремления развиваться, - "Ты ведь останешься с ним навсегда". Вопреки стереотипам завести ребёнка предложил актив. Мысль о том, что Корбин хочет привязать его к себе не давала Терри покоя. Вдруг перед ним сотни тысяч дорог, миллионы перспектив и шансы получить жизнь, лучшую, чем эта? А перед Грэгом нет ничего, кроме идеального, созданного им мира, стен одного дома, одной камеры, одной студии. Что если он специально хочет удержать его рядом? Но было уже поздно. Франсин беременна. Он уже не уйдёт. Придётся теперь ждать маленькое темноволосое чудо с голубыми глазами. И плевать, мальчик это будет, или девочка. Лучше бы девочка, чтобы остаток жизни прошёл не так уныло, чтобы стать её личным стилистом, чтобы заплетать ей косы и читать ей сказки. - И с гордостью объяснить, почему её вырастили два отца. - Да, Грэг. В последнее время он только соглашается, уже отставил все попытки сопротивляться, просто смирился. Но силы кончились, когда муж их суррогатной матери похитил их ребёнка. После того удара Грэг, кажется, начал что-то подозревать - Терри Бэйтс немного сложнее, чем кажется. - Мы должны поговорить об этом, ты применил насилие. - Как будто ты не хотел сделать тоже самое? Время для разговора Корбин выбрал явно неудачное: Терри сидел в ванне, намыливая плечи, свои идеальные бледные плечи. - Терри. В том-то и дело, что я сдержался. - Господи... Вода неожиданно холодеет, Бэйтс как-то неуклюже всхлипывает, делает виноватые глаза, Грэг ровно три секунды выжидает, потом начинает раздеваться, аккуратно складывая одежду на пустую полку. Терри его ждёт, куда ему деться. Уже никуда. А ведь можно было бы сделать это всё гораздо быстрее, безбашеннее, просто полезть под воду прямо в одежде, раздеваться уже там, в торопях, больше целуясь и совсем не говоря... С этими мыслями блондину удаётся кончить, выгибая спину, насколько это было возможно. Выдавать желаемое за действительное. Делать что-то со своей неуемностью и энергией, и со своим пристрастием пить недорогое белое вино и начинать день с калорийных шоколадных батончиков и не наказывать себя за это штрафными метрами на пробежке. Вот так и рождаются тайны. Но можно сколько угодно обманывать себя и Грэга, есть то, что хочешь и хлебать дешевую гадость, носить джинсы и кеды, рубашки поверх маек, пока никто не видит, но долго так продолжаться не может. Из-за маленького счастья. Она такая маленькая и хрупкая, белокурая, с огромными глазами, умеет сжимать ладошки в кулачки, учится ходить и говорить. "Разве это не делает меня счастливым?" - не раз спрашивал себя Терри, представляя, какой могла бы быть его жизнь, пытаясь убедить себя, что всё лучше некуда, что он на своём месте в этом мире: вот берёт на руки малютку Либерти, целует её и на секунды понимает, что всё так и должно быть, сколько бы лет не прошло. Терри приходится учить её французскому, а не английскому, он три раза в неделю отвозит её на степ, остальные дни для музыкальной школы. И ждёт её. Всегда. И не знает, чем в это время занят Грэг. Боже. Уже хочется поймать его на измене, забрать Либерти и дать ей счастливую жизнь, как у всех нормальных детей, спасти её... Пока Грэга окончательно что-то не ударило по голове. Мало того, что усыновить ребёнка из России, так ещё и шоу из этого раздуть. Терри хотелось блевать от этой затеи, однако Корбин в его гримасе разглядел скромную улыбку. Тогда то всё и стало таким сложным. Чтобы и второй, пусть и не их, ребёнок стал пленником этого идеального мирка? Лишился радости и свободы, что ж, проще такого человека убить. То, что произошло до и после раскололо жизнь Терри: возможность получать желаемое обманами достигла предела, он едва не попался на этом. Наверное, запихивать в себя огромный чёрный дилдо было бы не таким унизительным, как если бы он застал его с тем самым батончиком "Хохо". А то, что случилось на озере, а самое главное во всем этом реакция Грэга, вызвало новую волну вопросов и не утешительных выводов. "Он нам не подходил". Живот Терри скрутило, он бессильно опустился на дно каноэ, уже думая, а не пойти ли ему на дно следом. Или сделать с собой что-нибудь ужасное, чтобы Грэг обратил на него внимание, чтобы понял, что любить можно что-то не идеальное. Здравый смысл вовремя воззвал к себе - Корбина этим не пронять, он сделает из этого собственный неверный вывод. Бесполезно. Но ведь если это все так омерзительно и тошнотворно, то почему в он в самый последний момент стал цепляться за то, что у него есть? Наверное, потому что у него есть семья, работа и дочь, а о таком не каждый натурал мечтать может. А если Терри это потеряет, он потеряет совсем все, останется в самом центре огромного "Нигде" один. Поэтому почему бы, как и пресловутое большинство натуралов, не попрогибаться под партнёра? Это же не так сложно. Сколько лет он так прожил, значит, проживет ещё столько же. Просто вся фишка в том, что когда тебе кажется, что больше вытерпеть уже не сможешь, то это только половина предела. И вот всё возвращается к тому, что я подолгу сижу в машине, думаю над тем, что я сделал со своей жизнью. Между делом смотрю на огни внутри моего дома, моей клетки, уже представляю, как входу туда, как целую Грэга, как поднимаю на руки Либерти. Мне отсюда не вырваться, но проблема не в этом. Вырываться отсюда мне не нужно - за столько лет я все понял.