the end

Всё начинается с одиночества. С просьбы быть кем-то близким во время очередного ночного кошмара. Всё начинается с пустоты, в которую Лили кутается, как в тёплый шарф, не оставляя себе возможности полноценно выдохнуть. Всё начинается с обещания быть рядом. Чем всё заканчивается, Лили не помнит. Снег ложится белым покрывалом на холодную землю, на него смотреть больно – так, должно быть, выглядит ад: посыпанные мелом дороги вкупе с заботливой пустотой, которая – бессмысленное уточнение – вас не оставит. Лили чиркает зажигалкой – газа в ней чуть-чуть, на донышке – и решает, что сегодня на пары он не пойдёт. Решения взрослых оспаривать бесполезно, а Лили уже девятнадцать, следовательно, выбор полностью за ним. Автобус он безвозвратно проёбывает, пока выкидывает окурок в ближайшую – десять шагов от станционной скамейки – урну. Девять тридцать утра, чёрт возьми, у Мисоно уже, наверное, вовсю уроки, если он, конечно, тоже их не прогулял. Мисоно шестнадцать, его едва ли можно назвать взрослым, и Лили уверен почти на девяносто восемь процентов из ста, что Аллисейн младший сейчас сидит на истории. Лили чётко помнит – в понедельник у Мисоно вторым уроком история. Третьим – экономика. Впрочем, сейчас это не имеет никакого значения. Лили смотрит на набранное сообщение в двести сорок три символа и не решается отправить, сохраняя в черновиках. Двадцать второе за последние три дня. У погоды свои сюрпризы – пока Сноу смотрит на телефон каждые пять минут, убеждая себя, что слышал вибрацию – она заботливо, по-матерински укутывает город метелью, наблюдая со стороны за смешными человечками, спешащими под крышу, в тепло, к уюту. Лили ненавидит зимы. Возможно, это даже взаимно. Город славится своими толпами – там люди, здесь люди, всем куда-то нужно, все куда-то спешат, дела, дела, дела. Что за чёрт. У Лили в четыре тридцать репетиторство на дому, и он почти готов продать душу, чтобы всё отменить, но, кажется, такая душа никому не нужна. Лили уверен в этом. У Мисоно были проблемы с английским, у его отца – желание это исправить, а у Сноу – нужда в деньгах. Типичная история с типичным началом, только конец немного смазан и подпорчен. Помогите пройти по лабиринту, миновав монстра и проклятия, помогите прийти к хорошему финалу. У таких историй не бывает хороших финалов. Хэппи-энды, мать его, не для бездушных. Газ в зажигалке кончается к трём пятнадцати, и Лили передумывает покупать новую. Нового себя он бы с радостью – даже без скидок и акций – купил, а вот зажигалка – в общем, до вечера это подождёт. Лили смотрит на часы – подарок Мисоно – и чертыхается: опаздывает. Часы дарят к разлуке – ну что за глупая примета. Занятия проходят так себе (слово «отвратительно» корёжится в усталом сознании), девчонка отчаянно пытается заигрывать, но ни черта не смыслит в артиклях и косвенной речи, теребит светлые локоны тонкими пальцами и кусает губы; Лили в хрен знает какой раз повторяет, что артикль «the» определённый – бесполезно. Мисоно бы уже понял. Сноу одёргивает себя – Мисоно здесь нет. Скоро день оплаты за квартиру – тяжело быть бедным студентом, быть Лили – ещё сложнее, но, господи, какой толк жаловаться, если ты готов идти вперёд. Пожалейте меня, я сдохну от своего одиночества и желания позвонить – как смешно-то, боже мой. Лили пересчитывает звёзды на своём потолке – он сам клеил, чтобы, когда Мисоно проснётся от очередного кошмара, он видел ночное небо (жалкую пародию, конечно, но) – и давится приступом отчаяния вперемешку с едкой тошнотой. Лили заебался. В те самые вечера, когда Аллисейн сбегал из дома из-за скандалов с отцом, Сноу заваривал мятный чай и доставал пачку дешёвого растворимого какао – вкус дерьмовый, наверное, но Мисоно искренне улыбался и кивал головой. Лили целовал его и кутал в плед. Сноу душит подкатывающий к горлу крик, разминает дрожащие пальцы и напоминает себе, что звёзды лучше бы снять. Лучше бы. Лили и сам понимает, что ни за что на свете их не снимет. В эту ночь он сам просыпается от кошмаров – память, которая веселится, подкидывая лучшие моменты и превращая их в пепел – и звёзды ему не помогают. Две зубные щётки в стакане и правило – с учениками не флиртовать. Лили проебался где-то в самом начале, когда Мисоно устало спросил, как на английском будет «у тебя волосы как солнце, а сам ты идиот», и чёрт его знает, был ли это флирт. Сейчас Сноу не уверен, было ли это вообще. Телефон в руках оказывается внезапно, решимости хватает кое-как, ладони предательски потеют. Гудки режут опустошающую тишину, прячущуюся в каждом углу и кричащую «эй, смотри, я рядом», после восьмого голос на том конце спокойно говорит «привет». Лили хмурится: – Мне кошмар приснился. Что-то противно пищит, Мисоно молчит, Сноу отсчитывает секунды его молчания, и: – Я приеду к вечеру. Я привезу какао. Лили не знает, куда убрать пустоту до прихода Аллисейна, куда убрать себя, куда деть свою недожалость к себе, и говорит почти обыденно «хорошо». Мисоно сбрасывает. Лили девятнадцать вроде как, он взрослый и осознанный человек, пора бы уже учиться быть самостоятельным, пора бы уже отвечать за себя. Лили девятнадцать, и он не знает, что делать со своей привязанностью и с собой. Лили ищет Мисоно в каждом проходящем человеке, и этим, наверное, всё и должно закончиться. Но телефон вибрирует – эй, хозяин, тебе смс, посмотри уже; Аллисейн говорит, что скучал и что Лили идиот. Время застывает на одно мгновение. Лили улыбается.