Вместе до конца

      Взрывы. Я протягиваю руки и обнимаю собаку, накрывая своим телом. Его трясет. Меня тоже. Но я понимаю, что я - это все, что у него осталось. А он - у меня. Мы будем вместе бороться за наши жизни. Во что бы то ни стало. Пусть бомбят. Пусть громыхают, но я не сдамся без боя. Пусть ем я с периодичностью в день или более. Я отдаю половину псу - ему нужнее. Пусть мы мерзнем. Я сумею согреть нас обоих. Его засуну себе под одеяло и приобниму, чтобы чувствовать даже во сне - мы вместе.       Пускай невзгоды обрушиваются на наши головы. Я сумею нас уберечь. Или хотя бы только его...       Его трясет. Меня тоже. Но я продолжаю нашептывать ему успокаивающие слова прямо на ушко, осторожно заглушая шум от взрывов, и поглаживать, почесывать. Пусть у самой закладывает уши. Но ведь ему так спокойнее. Потому что я говорю ему: "Мы вместе. Я с тобой. Слышишь? Я с тобой. Я никогда тебя не оставлю. Всегда буду с тобой. Всегда. До самой смерти. И даже после. Слышишь, дружок? Я с тобой" И он мне верит. Потому что я никогда ему не лгала. Взрывы прекращаются. Также внезапно, как и начались. Его все еще трясет. Меня тоже. Кажется, что сейчас все продолжится. Поэтому я не отпускаю дружка. Проходят мучительные минуты затишья. Тишина кажется гробовой - уши привыкли в оглушительному грохоту и свисту, сопровождающему каждую бомбу.       Дружок уже не вырывался и не скулил, пытаясь спрятаться от этого ужаса, забиться куда-нибудь в угол. Я доказала ему, что смогу его защитить. Что бояться вместе гораздо легче и лучше, чем в одиночку в темном углу, съедаемые собственным страхом, бессилием и отчаянием. Порознь всегда сложнее.       Минуты мучительно тянутся. Я расслабляюсь и думаю, что они решили сделать перерыв. Напоследок шепнув дружку, что я рядом, здесь, целую его в серую от пыли, некогда черную макушку и отпускаю. Большие, умные карие глаза внимательно наблюдают за мной и следят. Он боится. Боится остаться один. Впрочем, как и я.       Я бреду в дальний угол заброшенного строения и достаю нашу с ним еду. В этот раз, проходясь утром по нашему развороченному городу, мне досталась от солдат почти свежая буханка хлеба. Длиною от моей кисти до локтя. В этот раз судьба мне улыбнулась. Теперь я и сама смогу поесть, и пса накормить. Как он обрадуется! Думала я тогда, уже сбегая по крутому склону холма к заброшенной, почти развалившейся лачужке, где меня поджидал дружок. Я вдохнула аромат "Бородинского". В желудке тут же заурчало. Дружок сидел рядом и моляще, хотя и с долей любопытства наблюдал за мной. Ему тоже хотелось есть, но он не понимал, зачем я так нюхаю еду, когда уже могу начать ее есть? - Сейчас.       Делю буханку ровно по полам. Потом каждую половину еще пополам. У меня теперь четыре части. Подумав, я каждую часть делю еще пополам. Одну часть даю дружку, заботливо разломив ее на более мелкие, и еще одну - себе. Остальное я завернула в тряпку, когда-то бывшей ночнушкой хозяйки этой развалины, и убрала в тайник. Так, если даже сюда забредут бездомные в поисках наживы, они разочарованно уйдут ни с чем, так как от дома остались только голые, шаткие стены, в любой момент готовые рассыпаться и погрести под собой. Какая-то часть крыши, защищающая от дождя лишь один угол дома, где я и разместила тайник, и голый пол, засыпанный землей, песком и крошкой белого кирпича - стены постепенно разваливались. И если нас не убьют во время этих взрывов, если мы с дружком выживем, то нам придется искать что-то понадежнее. За размышлениями о нашей участи мякиш незаметно кончился. Дружок тоже уже съел свою долю. По голодным глазам я поняла, что он не наелся. Я тоже. Но он не стал просить добавки. Возможно, понял, что еда сейчас - жуткий раритет, и потому надо беречь каждую кроху. Относительно сытая. Пожалуй, это состояние можно назвать именно так. Не наелась до конца, но привыкший к недоеданию организм более не просит добавки. Я осторожно проштудировала местность - никого. Уже более менее успокоившись, я вспомнила, что давно не играла с дружком. - Дружок, играть? Чуть раскосые карие глаза радостно заблестели. Он не верил своим ушам. Играть? Сейчас? Он не ослышался? Как давно он играл последний раз?       Резко вскочив, он кинулся было к нашему углу под тем самым куском крыши, но по пути вспомнил, что оставил игрушку на улицу, и кинулся туда. Я заволновалась. На улицу? Там опасно. Особенно бродячим собакам. Продуктов в городе катастрофически не хватало, и потому на убой шли даже кошки и собаки. Я позвала его. Снова. Кинулась за ним и едва успела сбить с ног какого-то мужика, уже занесшего палку на приветливо скалившегося с мячом во рту дружка. Не давая тому опомниться, я во всю силу своих легких стала орать. Просто орать. От пережитка эмоций. От накопившегося волнения. От бесконечных бессонных ночей с шумом артиллерийской перестрелки. Я кричала, чтобы ни он, ни его дружки и никто вообще больше даже не приближались к этим развалинам. И чтобы они даже не думали убивать мою собаку.       Но это лишь часть из моей тирады. Я кричала о многом - просто выплескивала негатив. Уже и не вспомню, что за бред я несла. Попню лишь, что себя не контролировала, что слова даже не задерживались в голове, а сразу выговаривались. С трехэтажным матом. С какой-то матроской руганью. Я вошла в раж и уже даже не кричала - рычала.       Ошалев, мужик вылупил на меня глаза. Он ожидал бабских истерик или хотя бы причитаний. Но к тому, чтобы какая-то девка посылала его, здорового мужика, швартовым матом лесом (что еще мягко сказано), упоминала всех его родственников до седьмого колена и перечисляла (все тем же матом, умудряясь даже не повторяться), что, как, в каких позах и с какими прочими извращениями совокуплялись его далекие предки, он явно готов не был. - Чего вылупился?! - не своим голосом уже визжала я. - Катись отсюда! И подальше! И палку свою забери!       Он спохватился и, спотыкаясь, побежал в сторону города. Только пятки сверкали. То и дело оборачивался - не побежит ли "эта сумасшедшая" за ним?? Туда ему и дорога. Я схватила палку и бросила ее вдогонку.       Дружок радостно побежал за ней, но я отозвала его, погладила и, взяв у него мячик, закинула в нашу лачужку. Там безопаснее. Он разом ломанулся туда. Я иду за ним, а у самой ноги трясутся. И руки. И вообще меня всю трясет. Потому что это страшно. Страшно, что люди готовы опуститься даже до убийства наших четвероногих друзей. Я иду, а перед глазами все еще стоят глаза того мужика: голодные, готовые на все от безысходности, безумные в своей обреченности... У него наверняка есть семья, для которой он хотел поймать "мяса". Я все понимаю, но... Мне тоже ведь плохо живется. Но я сохраняю свои приоритеты. И дружка вот защищаю....       Я только занесла ногу над своеобразным порогом, как меня оглушило взрывом, а в спину ударила взрывная волна. Меня снесло с ног на землю. Дружок, скуля, заметался. Я быстро вскочила и прямо с разбегу заключила его в объятия, сразу накрывая собой. Новый взрыв. Через дыры в стенах на меня посыпались комья земли. Я лишь сильнее прижалась к замерзшей от страха собаке. Его трясло. Меня тоже. Земля дрожала под нами от взрывов. Не успела наступить тишина после одного, как округу оглушал новый. Я накрыла дружка своим телом. Просто закрыла собой. Если я не выживу, так пусть хотя бы он.       Земля снова задрожала. Я почувствовала... Нет, я уже знала это. Давно знала. Даже когда просто ходила мимо них, мельком смотрела на трещины в белом кирпиче и уже тогда знала: "Это" точно случится. Стена, подле которой мы сидели, не выдержит этой бомбежки. Она развалится. На меня посыпятся камни. Сначала поменьше. Потом все больше, больше. А потом нас завалит. И мы уже вряд ли выживем. "Значит, не суждено... Хорошо хоть одно - мы вместе до конца..." " Слышишь, дружок? Мы вместе. И даже после смерти мы будем вместе. И в следующей жизни. Всегда."