Лиля

С чего начать? С ее взгляда. Дикого и свободного, совершенно сумасшедшего и жаждущего, презирающего тебя и смеющегося над тобой. Никогда не безразличного. Всегда лукавого и озорного, всегда жесткого и требовательного. Я уверена, она способна на любую жестокость, она способна на самую чистую нежность. Я любила ее и люблю, наверное, сейчас за ее правду. Она бесстрашно была собой. Это то, что я не могу себе позволить, у меня не хватит сил, ведь правда это синоним одиночеству. Внутренняя сила притягивает всегда. Она из тех людей, которых все вокруг ненавидят, и при этом боготворят, хотя ни за что не признаются себе в этом. Я тогда училась в архитектурном институте, на втором курсе мы оказались в одной группе. Я встречала ее и на первом, она ходила с очень длинной черной косой и училась на отлично. Летом после первого курса мы ездили в Санкт-Петербург на пленэрную практику. Я много пила и молчала, она много пила и говорила. Мы были в одной компании, но лично почти не общались. Она тогда была как на сцене, бесконечно вдохновлённо декларировала разные философские идеи, веря в них лишь эту секунду и тут же забывая. Она всего лишь хотела жить, отдавая себя каждому мгновению. Второй курс был для всех сложным. Но для нее не из-за учебы. Не складывалось с матерью. В Питере она проснулась и больше не хотела засыпать. К сожалению, я не знаю что происходило в ее жизни на самом деле, но по ее словам мать душила ее, подчиняла своей воле полностью, заставляла всегда и во всем быть самой правильной, самой старательной, самой лучшей. Мать была непререкаемым авторитетом и вдруг перестала им быть. И вот однажды осенью она укоротила передние пряди волос. Тщательно подкалывала их, идя домой, ведь коса была символом преданности. Изменения невозможно было остановить и скоро на ее голове черные волосы торчали во все стороны как у только что проснувшегося эмокида. В то время она постоянно менялась. То ходила в облегающем черном платье, скромно всем улыбалась под стать образу, как выяснилось, она тогда встречалась с парнем. То приходила пьяная на пары и спорила с преподами, хотя спорила она в любом состоянии. И больше она никогда не делала домашние задания. Наша система образования строится так, что каждые два месяца необходимо предоставлять проект и в процессе сдавать клаузуры по выбранной теме. Она появлялась редко и каждый раз придумывала на ходу новую тему и тут же реализовывала ее на бумаге. И на сдаче появлялось конечно же что-то совсем иное. Она очень талантливый график, ее работы были быстрыми, техничными. Да, она потрясающе рисовала, чувствовала композицию, ритм, фактуру, в ее работах всегда была мысль. Не помню, как мы начали дружить. Она любила рассказывать, я любила слушать. Наверное, ей нравилось эмоционально доминировать надо мной. Мне был смешон ее пафос, но почему-то с ней было хорошо, я чувствовала себя защищенной. Своими рассказами она раскрывала передо мной новый мир. Чудесные страны, волшебные люди. Как будто можно жить по-другому. Быть сильным и независимым, любить кого хочешь и когда захочешь. Однажды мы оказались в рюмочной. Это конечно была ее идея. там познакомились с престарелыми художниками, один из них даже работал в нашем институте. Пили, обсуждали искусство, я невпопад цитировала только что прочитанного Хемингуэя. Мы целовались прямо у них на глазах. Вспомнить бы, что мы шептали друг другу на ухо. Она объясняла удивленным мужикам, что они нам не нужны, что нужны только мы друг другу. Последнее было полной чушью, ведь я уверена, к тому времени у нее уже было много подружек, это было правдой лишь в ту минуту. Она ничего не боялась, не стыдилась, в отличие от меня. Ее было не остановить. Она все больше пила, все меньше рисовала. Она приставала на парах к девочкам, в том числе и ко мне, грязно шутила, ее взгляд стал совсем колючим. Напоказ резала вены канцелярским ножом. Не резала, царапала, чтобы обратить на себя внимание. И в тот момент я не сделала ничего. Просто исчезла. Наверное, не смогла бы, но я и не попыталась. Не попыталась понять, что творится у нее в душе. Я испугалась ее, не поверила. А она всего лишь каждую секунду была сама собой. Ничего плохого не случилось, сейчас она такой же замечательный график, еще более профессиональный, только мы стали чужими. Я выбрала общество, которое упрекало ее за неадекватность, судило за отсутствие желания прятать лицо под маску, предпочла нормы и правила чувствам.