Месть.

      От любви до мести.       Застежка парадного кителя поддалась привычно туго. В жилое крыло Хрустального дворца король не шел — буквально бежал. С тех пор, как родилась их с Серенити дочь, стало просто невыносимо находиться на расстоянии от семьи, допоздна разбираясь в делах государства, все еще продолжающего свое финальное оформление. Вслушиваться в споры заинтересованных сторон, чиновников на местах и управленческого аппарата, стараясь вынести наиболее верное решение.       Серенити, которая всегда была далека от вопросов непосредственно политических и теперь посещала лишь самые важные собрания, почти весь день проводила с дочерью. Эндимиону же приходилось «урывать» драгоценные минуты общения с Малышкой.       Сейчас, тихое пение Серенити, слышалось из ванной комнаты. Эндимион ускорил шаг, следуя за отражающимся от стен звуком. На ходу скинул китель и рубашку, даже не удосужившись запомнить, где оставил одежду. Это не важно. Все важное — там, откуда слышатся голос жены, младенческий лепет и плеск воды.       Пройдя через арку, отделяющую их спальню от ванной, мужчина замер на пороге, словно зачарованный открывшейся перед ним сценой. Дочка, недавно научившаяся ходить, мерила крохотными шажками дно огромной ванной, а жена, завернутая в белую простыню, придерживала ребенка одной рукой и поливала ее плечики водой.        - А вот и папа пришел, - Серенити даже не обернулась, прекрасно чувствуя своего мужчину, - Мы ведь очень скучали по папе, правда?       Девочка, услышав мамины слова, обернулась. Когда увидела отца, ее мордашка расплылась в радостной улыбке, обнажившей все четыре имеющиеся у маленькой принцессы зуба. Малышка вырвала свою ладошку из руки матери и пошлепала в сторону отца через ванную. Кажется, он преодолел разделяющее его и семью расстояние всего одним широким шагом. Подставил руки, препятствуя возможному падению ребенка. Малышка схватилась за пальцы отца, восторженно пролепетала что-то на своем младенческом наречии. Эндимион серьезно кивнул, словно понял все до последнего звука.       Дочь начала нетерпеливо сгибать и разгибать ножки, «подпрыгивая» на месте и всем своим видом требуя немедленно взять ее на руки. Серенити подоспела с нагретой мягкой простыней, чтобы завернуть ребенка. А после — одеть ко сну.       Семья перебралась в спальню, где дочь смогла вволю наползаться по огромной родительской постели, в то время, как сами они, осторожно поглаживая спинку дочки, время от времени касаясь пальцев друг-друга. Тему совещания, с которого только что вернулся мужчина, не затрагивали.       Между ними существовало правило, которое никогда не обсуждалось и не было озвучено, сформулировано. Тем не менее — оба преданно ему следовали. В их личных комнатах не место делам и политике. Для этого есть королевский кабинет, куда допускались только члены семьи. Библиотека, куда для советов вызывались самые приближенные. Большой зал советов, чье название само говорило о назначении огромного помещения. И тронный зал, использующийся реже всего. Только в самых особенных случаях, которых пара могла насчитать пока только три. Последнее — официальное представление наследницы почти полгода назад, когда Серенити посчитала наконец свою Малышку полностью окрепшей после рождения.       Здесь же возможны только обычные разговоры семьи. О них, о ребенке, о близких и планах. Здесь она может совсем не царственно опуститься к нему на колени, свернуться калачиком и задремать, прижавшись щекой к его груди. Могла быть матерью, уставшей от детской простуды, осложненной режущимся зубом. Могла быть страстно влюбленной женщиной, с нетерпением ждущей своего мужчину или заботливой женой, торопящейся размять его ноющие после долгого дня плечи.       И он мог позволить себе не меньше — просто притянуть ее к себе и молча обнять, урвав еще несколько мгновений с любимой женщиной из сумасшедшего ритма своей жизни. Мог наслаждаться ее прикосновениями, ее смехом. А ночами — стонами и вскриками, которых она, как не старается, никогда не может сдержать.       А еше они могут быть просто преданно любящими родителями своего единственного ребенка и стараться не упустить ни одного отпущенного им момента родительского счастья.        - Уснула, - Эндимион, к которому было развернуто личико дочки, приподнялся на локте, одернул длинную ночную рубашку дочки, собравшуюся на младенческих пухленьких ножках, - Отнесу ее в кроватку, - склонившись над ребенком, он несколько раз коснулся губами сжатой в кулачок руки, стараясь быть очень осторожным, чтобы не побеспокоить такой хрупкий детский сон.        - Возвращайся скорее, - жена мягко улыбнулась ему и так же поднялась с постели, чтобы вернуться в ванную. Хоть дел, связанных с управлением государством после рождения ребенка она брала на себя все меньше, и того, что было, хватало, чтобы к концу дня чувствовать усталость. И не только моральную. Малышка, будучи уже довольно тяжелой, всем прочим способам передвижения предпочитала путешествия по дворцу и внутренним садам на руках у мамы. Так что ближе к ночи Серенити ощущала совсем не королевскую усталость. Но даже она радовала женщину. Потому что была еще одним подтверждением ее материнства. Долгожданного, желанного и теперь, наконец, свершившегося. А усталость… с ней более чем успешно справлялась горячая вода и обжигающе-страстные объятия любимого мужчины. Такие же — долгожданные, желанные, свершившиеся.       Эндимион легким движение руки открыл дверь в комнату дочки. Просторную, светлую детскую, которую Серенити придумала сама до последней мелочи еще тогда, когда только узнала свою дочь. Тогда еще — шестилетнюю девочку, а вовсе не кроху, которая сейчас, забавно причмокивая губками, спала в заботливых и крепких объятиях своего отца. Как ни отрицала тогда, что безумно любит эту вредную девчонку, как ни подчеркивала, что у них с Мамору никак не могла родиться такая вредная и злая девчонка… Все равно любила ее больше жизни уже тогда. Не раз рисковала ради нее своей жизнью и не задумывалась даже, что если что-то плохое случится с ней самой, этой вредной, а порой и грубой девочки никогда не будет. Любила ее всегда. Когда ругалась из-за последнего куска пирога, когда та залезала к ней в кровать, когда портила свидания с Мамору и когда расчесывала мягкие розовые волосы. Любила, ждала, мечтала о ней. О своей дочери от любимого мужчины.       Мужчина подошел к стоящей в центре комнаты кроватке. Никакого кованного золота, в какие обычно укладывают младенцев в сказках. Светлое дерево каркаса, мягкие розовые одеяла с едва заметным набивным рисунком цветов и звезд. Эндимион бережно опустил крошку в колыбель, пронаблюдал за тем, как дочка привычно перевернулась на животик, подняв попу вверх. Всегда спала так с тех пор, как научилась переворачиваться на животик. Выработанным до автоматизма жестом, он активировал магическую защиту, созданную сплетенной энергией Серебряного и Золотого кристаллов.       Вернувшись в собственную спальню, он увидел простынь, в которую до этого куталась жена на пороге ванной. Этот отрез смятой ткани послужил словно немым приглашением. Через минуту, мужчина уже прижимал к себе чуть скользкую от мыльной пены и добавленного в воду масла жену. Как всегда в такие моменты, Серенити блаженно застонала. Пока еще — чуть слышно.       Несмотря на то, что изданный женщиной стон был едва различим, слышал его не только мужчина, осыпающий поцелуями ее шею, плечи и виднеющуюся над водой часть груди. Сторонний наблюдатель, способный увидеть любую точку, любой момент времени в любом из миров, что существует, существовал раньше или когда-нибудь будет существовать, сейчас был всецело сосредоточен на происходящем между супругами. Обычно беспристрастно-спокойные глаза сейчас метали молнии гнева. Зло сжатые губы слились в одну почти незаметную тонкую нить. Изящные длинные пальцы что есть сил сжали посох, с которым страж времени не расставалась на протяжении многих тысячелетий.       Она всегда знала, что Эндимион может любить только Серенити. Как их не назови, эти двое — две половины одного целого. В подтверждение этого ей были даны видения из сотен миров, где они были разными людьми, с разными судьбами, но всегда встречались, чувствовали друг в друге родственную душу, всегда были вместе. Всегда были счастливы. А ей оставалось только смотреть со стороны. Впрочем в эти другие миры она заглядывала редко. Ее волновал тот, где их души обрели себя в полную силу. Где полностью сбылось заклятие, наложенное при крахе Лунного королевства умирающей Селеной. Они не раз защитили мир, взошли на трон и теперь они и их дети поведут за собой человечество ко все большему и большему процветанию.       Их дети… Хранительница врат так крепко сжала кулак, что почувствовала через ткань перчатки, как ногти входят в плоть, оставляя на ней глубокие следы-полумесяцы. Нет! Она не может ничего сделать с их любовью, не может сделать так, чтобы хоть раз эти темно-синие глаза были направлены на нее. Но кое-что сделать она может. У силы Серебряного кристалла есть наследница. Как и другие воины в матросках, Плутон принесла новорожденной принцессе клятву верности. Быть верной и преданной другим выродкам лунной принцессы она не клялась.       Решение пришло само, когда она увидела то, чего никогда не понял бы другой человек. Тонкую ниточку, которая протянулась от сердца короля к сердцу королевы в тот момент, когда их взаимная страсть достигла своего пика. Еще одна такая нить, только уже оформившаяся, окрепшая уже связывала Эндимиона и Серенити с того утра, когда была зачата Маленькая Леди.       Приближаться к Вратам времени разрешалось только членам королевской семьи. Вмешиваться в плетение нитей судьбы не было права ни у кого. В том числе и у хранительницы времени. Но сейчас, ей были безразличны любые запреты. Она хотела только одного — наказать ненавистную теперь королеву за то, что оказалась более удачлива в любви. Благодаря своим возможностям, она знала, что однажды скажет Мамору и Усаги о якобы существующем ограничении — у нео-королевы Серенити может родиться только один-единственный ребенок. Дочь — наследница сил и трона. Но никто никогда не узнает, что автором пророчества и тем, кто зорко следит за его исполнением была сама дочь Хроноса. А она — ненавистная соперница — будет страдать, мучиться от осознания того, что не сможет подарить своему мужчине большую семью, о которой он так мечтал всегда, во всех своих перерождениях.       Полотно человеческих жизней и судеб словно дрожало, подверженное постоянным изменениям. Ежесекундно тысячи нитей рвались, символизируя конец чьей-то жизни. Другие — напротив, появлялись, на глазах наблюдательницы вплетаясь в общую ткань истории. Одни — чтобы стать едва заметными вкраплениями, другие — чтобы их судьбы стали неотделимой частью всемирной истории. Может, ей казалось из-за переполнявших эмоций, а может — тонкая ниточка, пока доверчиво оплетающая нити жизни королевы Серенити и короля Эндимиона и правда сияла ярче всех прочих будущих судеб, обещая их второй дочери необыкновенную, яркую жизнь. А это несомненно была бы девочка. Страж времени теперь могла видеть и ее. С такими же, как у старшей сестры розовыми волосами, но отцовскими синими мудрыми глазами.        - Жаль, что им не суждено ее увидеть, - губ Плутона коснулась безмятежная улыбка, когда одним лишь прикосновением своего посоха, она разорвала еще только формирующуся нить, пресекая так и не начавшуюся жизнь второй принцессы Хрустального Токио. Бесполезная теперь нитка повисла на сияющих нитях судеб Серенити и Эндимиона.       С этой ночи Плутон часто бывала в Запретном зале, получая извращенное, садистское удовольствие от созерцания множащихся безжизненных нитей. Видом оборванных жизней, которые были бы самыми драгоценными для Эндимиона и Серенити. И тех, которые они не смогли уберечь.       Но со временем, удовольствие притупилось. Прошли годы. Если бы все эти дети родились, у Маленькой леди было бы уже шесть братьев и семь сестер. Король получил бы огромную семью, о которой всегда мечтал. А королева — сознание того, что исполнила мечту любимого мужа. Плутон неизменно зло ухмылялась, прикасаясь к траурной бахроме, которая навечно вплелась в жизнь ненавистной счастливой семьи. Но это было уже не то. Ликование, которым сопровождался разрыв очередной нити, становилось все более коротким.       А между тем, король и королева по-прежнему любили друг друга, по-прежнему растворялись в своих чувствах и в объятиях друг-друга. К тому же, они оба слепо обожали единственную дочь и совершенно не придавались постоянному унынию из-за того, что других детей у них нет.       Маленькая леди… Не смотря ни на что, ее рождение — лучшее, что случилось в жизнях Эндимиона и Серенити. Прекрасная дочь — финальный штрих к идеалистической картине счастливой монаршей жизни. Девочка росла крепкой, здоровой, активной, веселой, любознательной. Когда родители гуляли с ней по парку дворца, все, кому доводилось увидеть эту сцену, не могли сдержать радостно-умиленного вздоха.       Плутон все время слышала это — восхищенный шепот одобрения. Приближенные к семье, слуги, подданные, все сходились во мнении, что молодые правители целиком заслужили свое счастье. Заслужили и любовь свою, и эту чудесную маленькую девочку. Чем отчетливее становился шепот, тем больше была злость Хранительницы врат.       Печать клятвы верности не давала ей поступить с этой вполне оформившейся нитью уже свершившейся жизни так же, как с судьбами ее братьев и сестер. Она не могла отнять жизнь принцессы. Хотя так хотелось этого… Не ради того, чтобы стереть с лица Земли невинного ребенка. Только для того, чтобы стереть с лица королевы ненавистную улыбку. Навсегда убрать из стен Хрустального дворца ее счастливый смех любящей матери.       На жемчужно-розовую нить она смотрела часами, а иногда, если о ней не вспоминали в связи с какими-то государственными делами и сутки напролет. Она мечтала подойти и разорвать нить. Но даже приблизиться к полотну с тем, чтобы отнять жизнь, которую клялась оберегать не могла. Неведомая, куда большая, чем ее собственная, сила отталкивала от полотна далеко назад.       Выход она искала несколько лет. Пока не поняла… Несчастье, постигшее ребенка стократ сильнее воспринимается родителями. Она не станет убивать принцессу. Король так любит слышать звук детских шагов, приближающихся к его кабинету. Королева не раз говорила, что нет счастья большего, чем детские ручки, ласково обвивающие ее шею.       Каждый родитель втайне лелеет мечту о том, чтобы его любимый ребенок всегда оставался вот таким маленьким несмышленышем, который будет нуждаться в ласке, любви и заботе своих родителей. А разве исполнение всех, даже потаенных желаний правителей не есть главная задача преданного вассала?       Подобно злой колдунье, обрекающей принцессу на вечный сон, Плутон произнесла свое проклятие. Для той, кому подвластно время, что может быть проще, чем остановить взросление какой-то девчонки, которая еще и сил своих не обрела?       На молодом лице короля появились вертикальные морщины — читая заключения ведущих лекарей, он часто хмурился, снова и снова вынося из них одни выводы: Маленькая леди совершенно здорова, за исключением того, что по таинственным причинам перестала взрослеть. Улыбка королевы не исчезла, но померкла. Она перестала выходить из дворца и заниматься чем-либо, кроме дел, непосредственно касающихся ее семьи.       Но того, на что втайне надеялась Плутон, не произошло. Супруги не возненавидели друг-друга, не обвиняли в произошедшем с дочерью. Напротив, общее горе еще больше сблизило мужчину и женщину. Вместе, рука об руку, они искали способ помочь своей маленькой девочке. Вернуть ей возможность прожить отпущенное ей тысячелетие так, как Маленькая леди заслуживает.       Горе не сломило пару, не заставило потухнуть свет надежды и пламя жгучей любви. Плутон уничтожила еще одного их сына и двоих дочерей. Но прежнего ликования не последовало. Что толку лишать их того, что они не ценят, о чем даже не догадываются и потому не страдают.       И тогда, она решила отнять не неизвестную для них жизнь, а ту — о которой они успеют узнать. Успеют возликовать. Успеют полюбить не родившееся еще дитя.       Долго ждать не пришлось. Очень скоро сердца Эндимиона и Серенити оказались связаны еще одной невидимой нитью.       Дня, когда супруги узнают о своем скором счастье, Плутон ждала, как самого счастливого в своей жизни. И вот, он настал. Стоя перед полотном судеб, Плутон внутренним взором следовала по пятам за королевой, которая буквально бежала по дворцовым коридорам к дверям Библиотеки, где муж обсуждал с министром финансов планирование бюджета.       Неожиданно легко распахнув массивные двери, королева коротко поприветствовала чиновника и попросила оставить их с мужем наедине.        - У нас будет ребенок, - будто сама себе не веря, выдохнула женщина, как только они с мужем остались наедине. Выражение его лица, восторг и ликование, которыми вдруг вспыхнули глаза Эндимиона, она не забудет уже никогда.       Для семьи потянулись недели и месяцы радостного ожидания. Он пристально следил — когда же талия любимой утратит свою обычную хрупкую стройность. Она прислушивалась к ощущениям внутри себя, чтобы не пропустить тот момент, когда малыш впервые даст знать о себе коротким, почти еще не ощутимым толчком. Когда это, наконец, произошло, супруги рассказали о ребенке своей старшей дочери. Маленькая леди так радовалась, что вскоре станет старшей сестрой…       Через несколько дней Плутон разорвала нить. Не так быстро как обычно — медленно разрывая светящиеся волокна, растягивая свое извращенное удовольствие. На этот раз, смерть ребенка не прошла незамеченной. Мать несколько часов мучилась от страшных болей, ее внутренности словно сжимались и выворачивались, не желая отпускать этого маленького человечка, который уже успел стать самым важным, самым любимым, что есть в жизни. Физические мучения, смешиваясь с душевной болью, сводили вечно молодую королеву с ума. К утру, для не родившегося принца все было кончено. А его родители и сестра, которой отец с большим трудом смог объяснить произошедшее, провели в скорби еще много месяцев.       После произошедшего, Хранительница времени наметила для себя следующую цель — лишить супругов уже рожденного ребенка. Сына, о котором втайне так сильно мечтает Эндимион, о чем, боясь причинить ей боль, никогда не признавался жене. И которого сама Серенити так желает подарить им обоим.       Кажется, сама судьба старалась уберечь Серенити от страшной участи, уготованной ей одной из тех, кому королева доверяла всем своим существом. За следующие года, складывающиеся в века, король и королева зачали четырнадцать дочерей, которым не суждено было родиться по велению женщины, ожесточенной безответной любовью до грани потери разума. Плутон безжалостно разрывала нежные нити, едва они появлялись. Несчастная мать не успевала даже узнать, что снова лишилась своего такого близкого счастья.       Принц зародился вскоре после того, как была отражена атака Минезиса. Никогда прежде Серенити не была так счастлива и вместе с тем — так осторожна и напугана. Ее страшило пророчество. Приводила в ужас мысль о том, что и этого ребенка она не сможет уберечь. После семейной трагедии прошло уже почти девять сотен лет, но боль потери не была забыта, пустота, образовавшаяся в душе в тот момент, когда дворцовый лекарь произнес роковые слова, поставив точку в короткой недожизни их ребенка, так и не заполнилась.       Ночами, когда она забывалась неспокойным, поверхностным сном, Эндимион давал волю собственным страхам. Он боялся, очень боялся потерять их обоих. Что-то подсказывало мужчине — если и этот малыш не увидит света, Серенити просто уйдет следом за ним. Не по своей воли оставит его и старшую дочь, а потому лишь, что не сможет отпустить маленькую душу скитаться по потустороннему миру в одиночку. Прижавшись губами к растущему животу жены, он шептал. Говорил о любви. Любви мужчины к женщине, вынашивающей его дитя. Отцовской любви к зарождающейся под ее сердцем жизни. Шептал давно забытые и заново изученные заклятия террианских правителей, когда-то славящихся на всю Систему своими способностями к целительству.       Маленькой леди не решились сказать о положении матери. Вместо того, чтобы рассказать дочери о скором рождении ребенка, Серенити, поборов сомнения и горечь в материнском сердце, отправила дочь в прошлое, под надежную защиту тех, кто любил девочку не меньше чем она и Эндимион. Если бы младшая Серенити была старше, она задала бы массу вопросов. Почему ее обучением не могут заниматься воины, которые вместе с матерью и отцом веками защищали мир? Почему она должна заводить друзей в двадцатом веке, если ее жизнь связана с тем будущим которого они уже не увидят? Но Маленькая леди была ребенком, сколько бы лет не прошло с ее рождения.       Чем ближе приближался день, в который Серенити должна была родить, тем тревожнее она становилась. Женщина не хотела оставаться одна, неотлучно находилась при муже, который безропотно сдвигал и отменял все свои дела, чтобы не оставлять жену в одиночестве. В те редкие часы, когда женщина соглашалась на общество своих верных подруг и телохранительниц, он в библиотеке составлял укрепляющие сборы и настойки, которые будущая мать готова была принимать в любых количествах и комбинациях, если они увеличивали шансы ребенка на жизнь.       Его время пришло душной июльской ночью. Акушерка, удостоившаяся чести принять королевского ребенка хлопотала над роженицей как могла. Но с каждой новой схваткой опытная знахарка чувствовала, как слабеет младенец. Как силы покидают измученную болями и страхами мать.        - Говори! - грозынй сухой оклик короля все это время держащего руку жены, заставил женщину встрепенуться, поднять на монарха взгляд. Не решаясь произнести страшные для отца и мужа слова, она лишь покачала головой. У нее был огромный опыт в принятии младенцев и выхаживании даже самых слабых малышей. Но некоторым детям просто не дано жить. К сожалению, королевский малыш не выживет. Это она понимала уже сейчас, хотя не понимала причину его слабости.        - Нет! - не желая принимать такую правду, молодой седовласый король склонился к уху жены, - Призови свою силу. Помоги мне удержать его.       Превозмогая телесные муки, Серенити послушалась. Вся ее внутренняя сила, все могущество Серебряного кристалла пришли на помощь рождающемуся ребенку.       Коснувшись губами взмокшей от слез и пота щеки жены, Эндимион отпустил ее руку. Им нужно время. Все что нужно, это время. Всего несколько секунд после рождения малыша, чтобы он взял его на руки и излечил. Чтобы он навсегда остался с ними, а не ушел вслед за умершим братом. Время дать мог лишь один человек.       Слуги, суетящиеся в коридорах в ожидании радостной вести о рождении нового члена королевской семьи, бросались в рассыпную, видя приближающегося монарха. Его лицо не выражало радости, которую пристало переживать мужчине, который с минуты на минуту станет отцом. Лишь тревога, страх и боль читались в обычно невозмутимом на людях лице короля.       Плутон уже останавливала время однажды. Сделает это еще раз. Ради королевы, которой клялась в верности, и ее ребенка. А если нет — то ради собственной жизни или существования всего мира. Эндимион готов был не только на угрозы ради того, чтобы спасти жизнь их ребенка, а вместе с ним и любимую жену.       Ее не оказалось у Врат.        - ПЛУТОН! - кажется, прежде он никогда не кричал так — громко, отчаянно. Определенность, безопасность в его жизни закончились. Он всегда знал, что нападение Менезиса они выстоят, переживут. Что ждет его семью теперь - не имел ни малейшего понятия. Неизвестность страшила, ужасала. Но он должен был быть сильным. После, когда спасет ребенка и снова увидит счастливую улыбку жены, он пройдет в свой кабинет и разнесет его полностью, давая выход всему, что накопилось в нем за последние девять месяцев и часы ее родов.       Ответа не последовало. Но любому человеку, находящемуся на Земле, которого король хотел найти, ни за что не удалось бы скрыться от него. Вот и теперь, мужчина лишь мельком коснулся земной тверди кончиками пальцев, чтобы определиться с направлением дальнейшего движения.       Он всегда считал полотно судьбы всего лишь мифом, красивой легендой, которую ему рассказывала когда-то в террианском прошлом кормилица, заменившая осиротевшему принцу мать. Она говорила, что судьбы всех людей, живущих на Земле, сплетаются в причудливое полотно, чей рисунок меняется ежесекундно. Вид ожившей сказки заставил его застыть на мгновение. Ошеломил настолько, что в первую секунду он не осознал, чем занята преданная подданная трона Серебряного тысячелетия и Хрустального Токио.       Опытная рука воина оказалась куда проворнее глаз. Сама собой в пальцах появилась черная роза, отражающая весь его гнев, всю ненависть, мгновенно родившуюся в сердце монарха. Цветок рассек воздух, легко, будто в податливую глину стебель вошел в спину Хранительницы врат совсем рядом с сердцем. Девушка вскрикнула, выпустила из пальцев надорванную нить. Этот принц оказался куда сильнее своих предшественников. Его защищала родительская любовь, месяцами накладываемые отцом целительные чары и силы Золотого и Серебряного кристаллов. Да и сам он силен. Очень силен. Плутон удалось лишь надорвать нить его жизни. Пока, он жив. И отец сделает все, чтобы он родился, окреп и прожил долгую, счастливую жизнь.       Роза, вонзившаяся в спину воина, тем временем пропустила через себя сильный энергетический заряд. Плутон упала на колени, стараясь вырвать из своего тела мучивший ее цветок. Его стебель прорастал в груди, разрывал плоть, разбивал кости, пока не прошел грудную клетку насквозь. Прорвав кожу и ткань амазонки, алый от крови кончик стебля размножился, живыми веревками пополз во всех направлениях по телу, сковывая предательницу. На стеблях появлялись новые черные бутоны, быстро раскрывавшиеся в цветы необычайной, трагической красоты. И вновь тело Плутона пронзала боль от разрываемой плоти и следующей сразу за этой пыткой электрической вспышки силовой атаки.       Эндимион замер в шаге от полотна. Найти нить Серенити не составило для него труда. Серебристая, с сильным, ярким, но ровным и мягким свечением. Она тесно сплеталась с его собственной — золотой. А между ними шла розоватая нить, то там, то здесь спутанная в мелкие узелки. Другой похожей нити не было. И он знал, что значат эти узелки. Пока они появляются на нити, младшая Серенити останется этой маленькой девочкой.       Развернувшись к Хранительнице врат, Эндимион быстро преодолел разделяющее их расстояние. Схватил девушку за шею, грубо сжимая нежное горло.        - Что ты с ней сделала? - теперь, он понимал, что их ребенок выживет. И мать, и малыш будут в порядке, когда он вернется в их покои. Вскоре он возьмет на руки их младшего ребенка. Но пока должен позаботиться о будущем старшей дочери.       Дыхание вырывалось изо рта Плутон с рваными хрипами. Из уголков губ сочились тонкие струйки темной крови. Собрав всю свою волю, она криво усмехнулась в ответ.       Поняв, что отвечать она не собирается, Эндимион с силой отшвырнул обессиленную Хранительницу в сторону. Она ударилась о каменную кладку стены, съехала по ней щекой, уродуя еще несколько минут назад прекрасное лицо кровавой ссадиной.       Вернувшись к полотну, мужчина бережно обхватил драгоценную розовую нить кончиками пальцев. Всей душой он надеялся, что не причинит вреда своей дочери тем действием, которое собирался совершить. Медленно, бережно, один за одним он распутывал узелки, пристально следя за тем, чтобы сияющей розовой нити не коснулись поникшие, безжизненные, которые плотно овивали судьбу его жены, теснее сплетая ее с его собственной. Лишь распутав последний узелок, Эндимион позволил себе долгий горестный стон скорби по всем их детям, которых успела погубить предательница. В этот момент, он дал самому себе клятву — Серенити никогда не узнает скольких малышей они потеряли.       Когда король покидал Запретный зал, черные розы волокли за собой по полу почти бездыханную предательницу. Дойдя до Врат времени, Эндимион остановился. Стебли роз продолжили свой путь. Достигнув колонн, окружающих Врата времени, стебли вонзились в одну из них, приковывая свою пленницу, они каменели, превращаясь в вечные прекрасные оковы.        - Ты останешься жива, - суровым, царственным голосом заговорил Эндимион, - Но все, что будешь чувствовать отныне — боль. Та душевная и физическая боль, на которую ты обрекла Серенити показалась бы тебе Раем, избавлением. Ты больше никогда не покинешь свой пост. Место Хранительницы врат, Стража времени, станет твоей вечной тюрьмой.       Закончив выносить свой приговор, Король обернулся к маленькой, незаметной почти двери, за которой скрывалось полотно. Под его взглядом, дверь начала оплетаться плотным покровом роз. Красные розы — знак его любви к жене. Черные — свидетельство ненависти к женщине, столько веков уничтожавшей их детей. Розовые — знак любви и нежности к детям, которые появились на свет, а возможно — и еще появятся. И белые — в память о детях, которые никогда не узнают, как сильно родители любили бы их. Скрыв дверь, розы стали расползаться по комнате, оплетая все на своем пути. Эндимион намерен был спрятать полотно от любого, кто попробовал бы до него добраться и использовать. Густые заросли поглотили и Плутон. Сомкнулись так крепко, что не пропускали ни единого крика боли и отчаяния, которые издавала приговоренная, не в силах сдержать все в себе.       Удостоверившись, что все кончено, Эндимион развернулся и четким широким шагом направился прочь от Врат.        - Диана! - он знал, что дважды звать не придется. Дочь преданных советников явилась на зов через минуту. Девушка присела в почтительном реверансе, как учила ее мать, - Ты помнишь уроки Плутон?       Диана утвердительно кивнула, ожидая дальнейших указаний.        - Утром отправишься в прошлое за Маленькой леди. Приведешь ее домой. Скажи, чтобы простилась. Это было ее последнее путешествие, - он не мог рисковать своей Малышкой, доверять ее возвращение предательнице.       Отдав указание, он коротко кивнул, отпуская девушку. Сам торопливо направился в жилое крыло. Здоровый, требовательный крик младенца он услышал издали. Ускорив шаг, вскоре он распахнул двери спальни. Серенити полулежала среди подушек, прижимая к груди малыша, завернутого в белоснежные пеленки.        - Тихо, тихо, мой родной. Теперь все будет хорошо, - женщина, бережно покачивая кричащего ребенка, коснулась губами крошечного лба, к которому прилипли прядки свалявшихся аспидно-черных волос. В сморщенном, красном от давления и крика малыше уже легко угадывались черты отца. Только глаза были того же оттенка, что у старшей сестры. Почувствовав присутствие мужа, Серенити выпрямилась, насколько ей позволяло нынешнее состояние. Гордо посмотрела на любимого мужчину, - Подойди ко мне и познакомься с сыном, - с мягкой, нежной и усталой улыбкой позвала она.       Эндимион принял сверток с сыном из рук жены. Он мерил шагами комнату, шепча что-то малышу, пока тот не успокоился. Вскоре, младенец уснул, пригревшись в надежных отцовских объятиях.        - Иди сюда, - Серенити пару раз хлопнула по одеялу, которым были прикрыты ее ноги, - Мы ведь до сих пор даже не подумали о его имени.        - Ему определенно нужно хорошее имя, - согласно кивнув, Эндимион опустился на постель рядом с женой так, чтобы и она могла видеть новорожденного.        - Думаю, я знаю подходящее.