Sunflower

Кашель. Жёлтый. Весёлый, жизнерадостный. Жёлтый. Как солнечный день, наполненный смехом и чаем с мёдом. Жёлтый цвет туманного утра, когда солнечный свет лениво выглядывает из-за горизонта и покрывает землю бархатом. Жёлтый, как счастливая улыбка и нежные прикосновения, как оптимизм, храбрость и креативность, как мягкие голоса, поющие безмолвные песни под ярким светом. Жёлтый, который также имеет и плохую сторону; жёлтый цвет малодушия и эгоизма. Жёлтый цвет спелых лимонов, золото-жёлтый, масляный жёлтый, пчелиный жёлтый, жёлтый цвет счастливого лица. Жёлтый, жёлтый, жёлтый. И, наконец, жёлтый цвет подсолнухов, прекрасных и тёплых, постоянно стремящихся к солнцу. Подсолнухи, которые означают обожание и преданность, чистые мысли и верную любовь, лепестки которой чувствуются как шёлк в его руках, которые дрожат так сильно, что некоторые из них опадают, окрашивая спокойное синее покрывало своим потрясающим цветом. Кашель. Его горло болит, но он не может перестать кашлять. Звук грубый и гулкий в тихом номере отеля. Слёзы текут из его глаз, бегут по щекам, увлажняя щетину, насмешливо покачиваясь на его челюсти, падают на тёмно-синюю простынь, оставляя тёмные пятна на прохладной материи. Кашель. Ханахаки. Болезнь, чудесно, блять. Зейн посмеялся бы над своей невезучестью, если бы не чувствовал, как его лёгкие разрывает каждую секунду. Эта вещь, эта болезнь только подтверждает, как низко он опустился, каким жалким он стал в течение пяти лет. Для него проявление болезни после такого длительного перерыва - это как будто приветственный сюрприз, но все также неприятный. От ещё одного приступа кашля всё его тело трясёт, он сгибается пополам, его ладони около рта, порция ярко-жёлтых лепестков оставляет привкус земли и солнца, его лицо искажается в страдальческом выражении. Зейн задерживает их в своей грудной клетке, его хватка такая сильная, что некоторые из них сдавливаются, чистый цвет слегка темнеет, в то же время, как от его слёз темнеет простыня, которой покрыта кровать. Они - доказательство его провала, его несомненного горя. Болеть Ханахаки означает быть не любимым человеком, который много значит для тебя. Болезнь, вызванная неразделённой любовью, разрушающая своих жертв медленно, наполняя лёгкие корнями и цветами. Корни разрушают их, цветы осыпаются и выходят из лёгких в виде лепестков, удушающе и болезненно до тех пор, пока тело больше не может справиться, корни сжимают лёгкие до возникновения удушья, доводя несчастного больного до смерти. Лечение, включающее хирургическое вмешательство, избавляет от корней, а вместе с тем и от чувств, в редких случаях любимый человек отвечает на чувства. Это не романтично или трагически красиво, как некоторые дерьмовые авторы описывают и как девочки фантазируют, это погано и ужасно, чувствовать физическую боль разбитого сердца, разрушающую тебя изнутри. В то время, как большинство людей выбирают избавление от цветов путём операции, существуют единицы, чья любовь слишком сильна, чтобы отпускать её. Это проклятие, эта болезнь - недерьмовый способ показать, к чему приводит недостаток любви. К сожалению, Зейн относился к такому типу людей. Слишком трусливый, чтобы признать свои настоящие чувства, но слишком упрямый, чтобы забыть о них, он предпочитал смерть пустому пространству в памяти, где должен быть его возлюбленный. Он помнил человека, который не обладал ничем, кроме странного равнодушия, ненастоящего и лживого, или, по крайней мере, это то, что говорят недавно прооперированные, что они чувствуют, на одной из тех десятков программ для лечения, которые сопровождают редкие заболевания. Ханахаки была самой популярной из них. Он отказывался забывать все те тёплые улыбки, яркие зелёные глаза, которые светились во время жестов привязанности, хриплый голос, растягивающий слоги с явным акцентом. Ленивые дни, когда они играли в видео-игры в автобусе, ели пиццу и обнимались на двуспальной кровати, запах пота и кондиционера в кудрях и ещё чего-то, похожего на кокос. В эти сумасшедшие дни, наполненные репетициями и кричащими девушками, его успокаивали длинные руки, обвивающие его талию, большие ладони, ласкающие его острые бедренные косточки круговыми движениями. Забыть о Гарри и всех туманных, тёплых эмоциях - плохих в том числе, о днях, когда он не мог найти силы встать с кровати, испуганный приливом эмоций, не подпуская их не только к себе или Богу, но и к Гарри - принесёт больше боли, чем эти проклятые корни, сдавливающие его лёгкие до смерти. И снова кашель.