Золотые мотыльки

- Эй, погоди, ну куда ты несешься? - Скоро узнаешь, не отставай! Иногда Гилберту кажется, что Оз не обычный ребенок, а огонек. Неземной, яркий, а еще очень и очень теплый. Идеи, приходящие ему в голову, порой настолько вгоняют в ступор, что Гилберт соглашается потому, что не успевает толком в них вникнуть. А вот во что эти идеи в итоге выльются думать приходится уже в процессе. Впрочем... Он вообще старается меньше думать. Если дело касается Оза, то это самое верное решение. Если спросить, с какого момента Оз стал для него таким дорогим и близким человеком, то точно ответить не выйдет. Будучи сиротой с детства, привыкший к жестокости людей, тогда Гилберт кажется маленьким, диким зверьком, покалеченным физически и морально, и не доверяющий при этом никому, кроме младшего брата. Но все меняется после того, как их находит Джек, а после знакомит с Освальдом. Тот берет малышей под свою опеку, и потихоньку раны заживают. И пусть у Освальда, ввиду характера, не всегда получается быть заботливым, даже такого пусть и слегка прохладного внимания достаточно, чтобы Гилберт начал постепенно доверять и осознавать, что у него, наконец, есть семья и место в жизни. Все идет своим чередом, до тех пор, пока Джек не знакомит Гилберта со своим племянником. За те пять лет, что они знакомы, Гилберт и не подозревал, что у того есть родственники, потому шестилетний мальчик его в некотором смысле заинтересовывает. Оз. Имя кажется немного смешным и каким-то... Игрушечным. А еще оно короткое. Такие незатейливые мысли первыми приходят Гилберту на ум. Однако дальше эти самые мысли в ужасе улетучиваются из головы в виду того, с каким энтузиазмом Оз решает знакомство закрепить. Для тихого, немного зажатого и застенчивого Гилберта такая во всех отношениях яркая встреча становится чуть ли не культурным шоком. Маленький мальчик не дает ему покоя, всюду следует по пятам, болтает без умолку и часто смеется. Всего этого так много, что под конец, когда Джек с племянником покидают особняк, у Гилберта раскалывается голова. С того момента жизнь переворачивается с ног на голову. Оз следует за старшим другом везде. В библиотеке, где после многочисленных вопросов Гилберту надоедает отвечать и он начинает читать вслух, дабы заставить Оза хоть ненадолго замолчать. И Оз затихает, внимательно слушая. Он не притворяется, ему действительно интересно, поэтому Гилберт, смягчившись, не обращает внимания, как мальчик залезает ему на колени, устраиваясь поудобнее, а только вкрадчивее и выразительнее читает истории про благородных рыцарей. Он следует за ним на природе, куда Освальд иногда отправляет Гилберта развеяться. В одну из таких прогулок до реки, Гилберт узнает, что Оз не умеет плавать, и учит его после того, как тот неловко оступается на берегу и падает в воду. От него нет спасения даже дома, где Оз словно задается целью все обследовать, изучить, а если не выйдет - то хоть немного согреть теплотой холодный особняк. И от его звонкого смеха и искренней улыбки действительно становится теплее. Гилберт сам не замечает, как проникается мальчишкой, а потому не обижается на шуточки и подколки - знает, что Оз никогда не сделает ему что-то плохое намерено или с целью обидеть или задеть. Гилберту девятнадцать, когда у десятилетнего Оза начинается учеба, оттого их встречи становятся реже. Гилберт тоскует, становится раздражительным, и наверное, впервые осознает, насколько он привык к Озу за все время, что они провели вместе. А еще он всё чаще видит странные огоньки, они повсюду, всегда, и раздражение только накапливается. Зато, когда Озу наконец-то удается выбраться к нему, Гилберт чувствует себя спокойно. - Ты рядом с ним прямо расцветаешь, - говорит ему как-то Освальд. И Гилберту остается только признать его правоту. Когда Озу исполняется пятнадцать, а Гилберту двадцать четыре, Освальд передает преемнику первую цепь - Ворона. Гилберт чувствует перемены в себе. Свет Бездны, который он видит с раннего детства становится ярче, словно зовет, манит, а за спиной ему постоянно слышится хриплое карканье, и это пугает даже больше, чем осознание своего не слишком-то радостного будущего. Но Оз рядом, поддерживает, держится за него, как сам Гилберт держится за друга, а потому примириться и привыкнуть к переменам, принять их становится проще. А еще проще принять собственные чувства к этому светлому мальчишке, понимая, что они совсем не дружеские и не братские. Оз совершеннолетний по их законам, но Гилберт молчит. Ему не хочется разрушать то доверие, теплоту и близость, что между ними, потому он прячет все это глубоко внутри. Поэтому сейчас, когда Оз бегом буквально тащит его на невысокий холм, Гилберт почти не сопротивляется, и после единственного вопроса замолкает. Не только чтобы не сбивать дыхание, сколько из-за понимания, что Оз все равно ему ничего не скажет. Они останавливаются на самой вершине. Гилберт пытается отдышаться, слышит, как рядом, совсем близко дышит Оз, и некстати проснувшаяся фантазия рисует такие картины, от которых краска приливает к щекам. Рядом раздается довольный мальчишеский голос. - Отлично, мы успели. - Успели? К чему? - Посмотри туда, - Оз кивком указывает куда-то вдаль и Гилберт послушно поворачивает голову. От открывшегося вида захватывает дух. Закатное солнце мягко озаряет траву и деревья на склоне холма, окрашивая их в золотые и розовато-красные тона, а падающие листья от легкого ветра похожи на маленькие мотыльки. Вода в реке настолько прозрачная, что Гилберту на миг кажется, что он может разглядеть в толще воды таких же золотых рыб. - Красиво, правда? - Оз улыбается, тепло и искренне, как и всегда. Гилберт не смотрит на него, он знает это, чувствует, а потому улыбается в ответ. - Да, очень. Даже жалею, что рисовать не умею. - Да уж, художник из тебя тот еще, - Оз усмехается, а потом добавляет, как кажется Гилберту, более серьезно. - Я давно хотел тебе показать это место, в закате оно прямо волшебным становится. Да и ты в последнее время мрачный и расстроенный ходишь, вот я и решил, что это тебя немного взбодрит. - Вот как... - Гилберт прикрывает глаза, а внутри покалывает из-за чувства вины. В последнее время он действительно мрачнее тучи: Освальд успел передать ему вторую Цепь, Додо, и если с последней Гилберт научился управляться довольно быстро, то Ворон дается ему с большим трудом. Имя гордой и непокорной птицы Цепь носит по праву. И даже заверения Освальда, что надо подождать, со временем все получится, нисколько не успокаивают. Эта непокорность злит и расстраивает. Только вот злится Гилберт не на Цепь, а на самого себя. Он усмехается, и благодарно треплет мальчишку по волосам. - Спасибо. Оз довольно жмурится, как сытый кот, а потом мечтательно проговаривает: - Для тебя вид, наверное, вдвойне лучше. - Почему? - Ты же знаешь, я не вижу свет Бездны, как вы, Баскервили. Гилберт удивленно моргает. В последнее время он перестал замечать этот свет, всего запаса раздражения не хватит, если обращать на него внимание. Но сейчас он понимает всю правоту Оза. Свет словно идет из самой земли, подсвечивая ее изнутри, и вид действительно лучше. И тут его осенило. - Так давай это исправим. - И как же? Превратишь меня в Баскервиля? - Оз усмехается, но глаза его тут же начинают блестеть, и Гилберт понимает, что не прогадал. - Я покажу тебе то, как я вижу это своими глазами. - Только не говори, что... - Ага, именно так. Закрой глаза. Оз выполняет просьбу, и Гилберт не упускает возможности несколько секунд просто стоять и любоваться мальчишкой, пристально разглядывая. Оз сильно вырос за годы, к двадцати годам они скорее всего сравняются в росте. Закатные лучи купаются в золотых волосах, на лице, одежде, словно масками краски накладываясь красными и золотыми тенями. Гилберт машет головой, прогоняя непрошеные мысли и сосредотачивается. Тихо, про себя зовет: "Додо". Цепь послушно отзывается, и Гилберт просит ее сделать то, что задумал, вкладывая в задумку всё желание, чувства и душу. Ему кажется, что Цепь на некоторое время замолкает, и что ничего не получится, но испугаться не успевает. Спустя долгие мгновения слышит тихое: "Сделано, мастер." и ощущает, как присутствие Цепи начинает исчезать. У Гилберта кружится голова, Цепь отнимает достаточно сил на ее призыв, но сейчас важно другое. Он смотрит на терпеливо выжидающего Оза и, глубоко вздохнув, проговаривает: - Открывай. Оз медленно открывает глаза и замирает. Гилберт даже успевает запаниковать, глядя на застывшее лицо. Но Оз отмирает, медленно поднимает руку, словно около его лица что-то парит, и Гилберт понимает: получилось. Он улыбается, и немного севшим от волнения голосом спрашивает: - Видишь? Оз пытается ткнуть пальцем в маленький иллюзорный огонек, но он тут же распадается на малейшие частицы, растворяясь, а затем собираясь воедино уже в другом месте. Совсем так, как помнит Гилберт в детстве. Тогда он чувствовал то же самое, что и Оз сейчас. - Вижу... Вижу, Гил! - он смеется, осматриваясь, и глаза его сияют от восторга. - Они словно золотые мотыльки, повсюду! Гилберт прикрывает глаза, всё так же наблюдая за восторженным Озом, жадно вглядывающегося в пейзаж, словно стараясь высечь эту картину себе в память. Его переполняет нежность и любовь, а потому он старается продержать иллюзию подольше. Но сил все еще мало, и вскоре иллюзия исчезает, и золотые мотыльки пропадают. - Прости, мне бы хотелось продержаться подольше, но пока... Гилберт не успевает договорить, как Оз порывисто обнимает его, прижимаясь, и зарывается носом в ткань жилета. Он не поднимает голову, а потому его слова звучат приглушенно, но Гилберт всё равно слышит: - Интересно, а ночью так же здорово, как сейчас? Гилберт удивленно моргает и опускает взгляд на Оза, который по-прежнему не разжимает объятий, но теперь он смотрит на Гилберта лукаво и задорно. И тот смеется, отвечая простым и незатейливым: - Обязательно проверим.