not another fairy tale

- И куда это ты? - вопрос завис в воздухе, как бумажный самолетик, и приземлился точно в спину Элиоту. - Домой, - коротко ответил он. - Тебя не ждут дома, - выпалил Квентин, и тут же, слегка смущаясь своего порыва, - ты сам рассказывал... «Ну да, - думает Элиот, - рассказывал, ага. Какую часть — сотую, тысячную часть правды ты теперь знаешь?». Некоторым вещам лучше оставаться несказанными. - Мой отец умер, - не прекращая складывать вещи произнес он, подбирая слова так, чтобы не выдать больше, чем собирался. - Теперь я могу вернуться. - О. И все. Бедный мальчик. Не может себе представить настолько дерьмовые отношения с родителями, что даже на похоронах не расчувствуешься. Только скажешь что-нибудь вроде «скатертью дорожка» и пойдешь по своим делам. А дел у наследного принца теперь будет много. - Мне очень жаль. Извини, я не хотел... - пытается извиниться Квентин. Он по-прежнему мнется в дверях, не решаясь ни войти, ни уйти. Ужасный человек. - Не стоит, - прерывает его Элиот. - Он был мудаком, и мне его не жаль. Квентин наконец-то заходит в комнату, но не проходит далеко, а сползает по стенке недалеко от двери. Элиот поворачивается к нему и на мгновение не может оторвать глаз. Мягкое освещение ложится на лицо Квентина, глаза его кажутся более теплыми, и даже дурацкая челка лежит как надо. Почти все остальное время ее хочется убрать с лица: заправить за ухо, например. Но за столько лет Элиот уже научился не вторгаться в чужую зону комфорта слишком нагло и слишком часто. С Квентином он почти превышает установленный лимит. Он пытается запомнить эту фигуру на зелёном фоне обоев, эти глаза, уставшие за день, неуверенно бегающие по комнате. Элиоту приходит в голову, что сам Квентин не догадывается, насколько он сейчас красив. Элиоту приходит в голову, что, может быть, видятся они в последний раз. Он отворачивается и пытается сосредоточится на складывании всего того барахла, с которым не смог расстаться. Кто знает, вернется ли он назад, а если и вернется, то когда? А коллекцию жилеток на высокий рост оставить не с кем. Вот за скопившуюся выпивку «на черный день» можно не волноваться, Марго о ней хорошо позаботится. Правильно. Элиот чувствует, как Кью впивается в него взглядом, и не может сосредоточится. Вечер потухшей спичкой гаснет на западе, время идет, складки на одежде выходят неровными. - Ты никогда не рассказывал мне о доме, - прорезает тишину голос Квентина. - Я рассказывал, - возражает хозяин комнаты. - Меня выгнали из дома в четырнадцать лет и вся эта история, вспоминаешь? - Да, но ты не рассказывал, каково было дома? Как там пахло? Какого цвета были занавески? - мальчик учится задавать правильные вопросы, пускай и из чистого любопытства. И самое главное в том, ловит себя на мысли Элиот, ему действительно хочется рассказать. Не так, как на первом курсе, голый и со связанными руками он рассказывал Марго самую главную правду о себе, а вот так: сев рядом с ним на пол, не смотря в глаза, но ощущая рядом присутствие, отпустить, доверить всё, что есть, и больше ничего и никогда не объяснять, потому что больше и не надо будет. Кью наверняка поверит, с его-то опытом побега от реальности в выдуманные миры, но принц (уже почти король) боится, что правда здесь просто-напросто не нужна. Зачем Квентину знать про дворцы в холмах, и про благих и неблагих, и про танцы, и про звезды летней ночью, и про холод, и про любовь. Последнее не относится к воспоминаниям детства, но является еще одной вещью, о которой Элиот предпочел бы не говорить с Кью. - Давай не будем об этом. Я недостаточно пьян, - говорит он, ведь что-то всё-таки надо сказать, и поводит плечами, стряхивая навалившиеся пеплом на плечи воспоминания. Не стоит. - Я еду с тобой, - объявляет Квентин после минутного молчания. Элиот медленно оборачивается, и придает своему лицу выражение «Что ты сейчас сказал?» - Я еду с тобой, - чуть более уверенно повторяет Кью. И тут же начинает тараторить. — Когда мне было девять, меня отправили на лето к бабушке, в такой провинциальный городок с обложки. Я не могу придумать ничего хуже, чем пытка глухой провинцией, когда я спросил в местной библиотеке, есть ли у них фантастика, мне выдали книжку по выращиванию смородины. И там были ужасные дети, они не хотели со мной играть, а я с ними... - Квентин прячет голову в колени, и Элиоту хочется его обнять так, чтобы он забыл про все, просто почувствовал себя в безопасности. - Не важно. И если бы мне необходимо было туда вернуться, - он вновь поднял глаза на собеседника, - я бы хотел, чтобы рядом был кто-нибудь. Друг. Последнее слово будто бы коробка с вопросом внутри, будто «позволь мне помочь тебе», будто «мы ведь друзья, да?», но с быстротой молнии Элиот понимает: «Кью туда нельзя». Память рисует несчастных, заблудившихся в лесу и не нашедших дорогу обратно, завлеченных пением и плясками, не предназначенными для человеческих слуха и зрения, наконец, просто похищенных из своих домов и деревень людей. Сквозь время он всматривается в пустые лица на балу и обещает себе, что с Квентином такого не случится. Только не с ним, нет. Но единственный способ удержать его от безрассудного поступка — объяснить все как есть. Он говорит, он смотрит на фигуру у стены и гадает, как она отреагирует на его исповедь. Ему неожиданно легко, как будто слова уже были внутри него, а сейчас просто вылетают, как в заготовке. - А время там не течет как здесь, Кью. Если там пройдет день, здесь пройдут тысячелетия, или ты можешь выиграть тысячи войн и вернуться домой к чаю. - «Плохие вещи случаются с волшебниками, которые вмешиваются во время», - цитирует Квентин - А я и не совсем волшебник, - отзывается Элиот, наследный принц фейри. - Контролировать процесс невероятно сложно, такое умел мой дед, но я, без практики, не могу сказать, как долго я пробуду там. И... - ему чрезвычайно сложно смотреть в глаза собеседнику, отводить глаза еще тяжелее, - смогу ли я вернуться. - Что!? - слишком большой объем информации, ну конечно. - Это опасно. Я не знаю, когда я вернусь... - И вернешься ли вообще, - заканчивает за него Квентин. - А возможности отказаться от трона точно нет? Элиот покачал головой. - Я еду с тобой. - Кью, ты не понял... - Элиот тянется к сигаретам, сил его больше нет с этим разбираться. - Нет, это ты не понял! - Квентин встает и на затекших ногах подходит ближе к Элиоту. - Ты будешь там один среди людей, судя по твоему рассказу, тебя ненавидящих. Один на хрен-знает-сколько лет. «Если бы между нами было меньше расстояния, - думает Элиот, - я бы тебя поцеловал», - вместо этого он зажигает сигарету и курит. После первой затяжки нечто, щемившее грудь стальным обручем, отпускает свои тиски. Кажется, другого выхода действительно нет. - Спасибо, - говорит он, и голос его слегка дрожит, - для меня это важно, очень важно. Я постараюсь все сделать правильно, - он хлопнул Квентина по плечу и улыбнулся, - Я зайду за тобой завтра на рассвете. Собери все, что не хочешь здесь оставлять и выспись, хорошо? Главное — выспись. Захлопнув дверь за гостем, Элиот прислоняется лицом к холодной двери и медленно выдыхает. Когда Кью проснется утром, его уже здесь не будет. Прошла неделя, тупая, пустая неделя. Квентин не мог сказать, что делало присутствие Элиота в его жизни таким важным, но его отсутствие свернулось в груди тяжелым комком. Иногда, буквально на секунду, можно поймать ощущение спокойствия, как будто бы все по-прежнему, и в любой момент можно почувствовать рядом чужое присутствие и запах сигарет. Но в следующее мгновение иллюзия рассыпается, а Кью остается ни с чем. Он просиживает дни в библиотеке, а когда та закрывается, берет книги домой и читает там. Кажется, что найти путь к Элиоту — главная задача его жизни, но пока что она выглядит невыполнимой, сколько бы Квентин не перечитывал «Мифы и легенды народов Британии». Марго заходит без стука, с бутылкой чего-то явно алкогольного в руке. Она всегда так делает, если внизу идет вечеринка, а Кью на ней нет. Уже традиция. Она оглядывает тетрадные листы с пометками, три тома волшебных сказок, кружки кофе и говорит, мягко, будто уговаривает: - Он просил не идти за ним. Квентин хочет возразить, но нечего. - Он вернется сам, когда придет время, - слова звучат как мантра, аутотренинг, - он вернется, слышишь? С его стороны было бы свинством оставлять меня с таким количество бухла надолго, - неожиданно шутит Марго и присаживается на кровать. - А что если нет, - Кью принимает у неё из рук бутылку пива и открывает, - что если он останется там. Не из-за дел, а просто потому что не захочет уходить. Что если, - и голос дрожит, совсем чуть-чуть, - что если там ему будет лучше, чем с нами, в Брейкбиллсе? Марго удивительная: ей легко говорить правду, а она так же легко её слушает. Умение слушать тоже нужно относить к разряду магических способностей, кажется Квентину - сколько он ни пытался поделиться наболевшим с Элис, он не мог произнести ни слова. - Бедный неуверенный мальчик, - Марго смотрит на него так, будто ей хочется потрепать его по голове. - Мы договорились тогда идти вместе. Он должен был разбудить меня. Я знаю, я навязывался, но я просто не мог отпустить его одного, - Кью думает, что здесь уже можно было бы и заткнуться, но не получается. - Может, он просто не хотел, чтобы я ушел с ним? Не хотел, чтобы я был рядом. А кто бы хотел, - выговаривает Квентин горечь последних недель, месяцев, лет — я ведь бесполезен. Бесполезный кусок биомусора. - Квентин, не валяй дурака. - Даже если и так. Вдруг с ним что-нибудь случилось, а мы даже не узнаем. Я волнуюсь за него! - Ты думаешь Я за него не волнуюсь!? - в голосе Марго слышны нотки обиды и вызова. - Он мой лучший друг, еще бы я не переживала. Но я знаю, что он уже взрослый, блять, человек, и сам разберется со своими проблемами, или с тем, что для него лучше. И если это «лучше» - не я, окей, ладно, сойдет. Они смотрят друг на друга. Квентину стыдно, за что — он сам не может понять. - Элиот не разбудил тебя тогда, - более спокойным тоном продолжает Марго, - потому что это было бы опасно. И для тебя, и для него. Он просил извиниться. Зашел утром, разбудил, много чего говорил. Я, в общем-то, для этого пришла. Поговорить с тобой. Ты действительно важен для него, дурачок. Это ещё одна из причин, по которым он не мог взять тебя с собой. Людям там не место, я думаю, ты это уже понял, - она кивнула на толстенные тома книг. - И что же мне делать? - Жить, - отвечает она. - Веселиться. Ждать. И Квентин не может придумать ничего более мудрого, чем эти слова. С занятий сегодня отпустили пораньше, Кью идет по выученной наизусть тропе в коттедж физкидов, но замирает, не доходя несколько метров. До боли знакомая высокая фигура стоит перед домом и докуривает сигарету. - Элиот! - птицей вырывается из груди крик, и фигура оборачивается. Квентин подбегает ближе, останавливается, не в силах сказать ничего, и только всматривается в лицо друга, стараясь найти различия между тем, кто оставил его в то утро, и тем, кто вернулся сегодня (а попутно выискивая три замечательных признака иллюзий по Вайсу). Элиот смотрит сверху вниз и улыбается, как Чеширский кот. - Привет, - говорит он и затягивается. - Я вернулся. - Да, - повторяет Кью, - ты вернулся. Почему? - А ты не рад меня видеть? - по-прежнему улыбается Элиот - Просто. Ты ведь там король, да? И там твой дом, и теперь ты мог бы там остаться и... - слишком много слов, которые не хотят связываться вместе, поэтому Квентин просто разводит руками и надеется, что его поняли правильно. Элиот подходит ближе и почти выдыхает ему в лицо: - Там просто ужасный табак... Это уже слишком. Элиот — слишком, две недели без него — слишком, и солнце сегодня слишком весеннее. Квентин слегка привстает на цыпочки и целует Элиота, одной рукой держась за его плечо. Ноги подкашиваются от собственной смелости, сигаретный дым горчит поцелуй, но Элиот, отстраняясь, не смотрит на него как на затеявшего глупость идиота. Он все еще улыбается уголками губ, и за одно это Квентину хочется поцеловать его еще раз. - Элиот! - раздается из коттеджа, и со скоростью реактивной ракеты оттуда выносится Марго в одной туфле. Кью буквально отпрыгивает, иначе его бы снесло. Девушка буквально впечатывается в живот другу, обнимая, и тот обнимает её в ответ. Квентин оставляет их вдвоем. Теперь у них есть все время в мире, и разговор может подождать. Все может подождать. - Сколько меня не было? - наклонившись, спрашивает Элиот вполголоса. - Две недели, - Марго говорит в рубашку, поэтому звук выходит глуше. «Хорошо», - думает король и сильнее прижимает её к себе. Десятки лет и правда пролетели не так долго.