Отравленная

Стася зарывается носом в кроваво-пушистый плед, вдыхая домашнюю пыль. Стекая вниз по стене, жалобно шмыгает носом, глотает горько-солёные слёзы и пытается избавится от острого жжения под веками. Сидя на полу одинокой квартиры, она пытается греться в разбитых стеклянных крошках собственных иллюзий. Горло царапают застрявшие в нём осколки её воображения, её придуманные последние месяцы. На губах теплится сладковато-терпкий вишневый вкус помады, а если заглянуть в зеркало, то наверняка и насыщенно-бордовые следы остались. Стася ненавидя любит и любя ненавидит вишню. Ей противно от бесхребетно-глупой самой себя. *Не её целовали, она целовала.* Девушка теперь понимает фразу «сопливая розовая школьница». Только сопливая розовая школьница способна натянуть на человека романтичный образ и влюбиться в него по самые гланды. Гребнем пальцев взъерошивая волосы, Стася давится жалостью (с полуоттеночным презрением) к самой себе. У неё в лёгких, прямо в кислородных мешках, звенит и дрожит новый всхлип. Хелена въелась Стасе под рёбра, застряв где-то в левом желудочке сердца рядом с двустворчатым клапаном. Хелена запуталась в ней сигаретным выдохом, едким смешком. - Ты уютная, - констатирует, откинувшись на больно-гнутую спинку пластмассового кресла кофейни. - Какая? - Уютная. Атмосфера в тебе такая. Стася вскидывает глаза к побеленному потолку, быстро хлопая слипшимися крыльями-ресницами. Ей так хочется вскрыться, что под тонкостью эпителия зудит. Неприятно так, аллергенно. Наивными дурами не становятся, это не вводится иглами шприцов, наивными дурами рождаются, это как чёртов рак - неизлечимо. Кофеиновая Хелена отравлена своим же ядом и не особо об этом переживает, лишь пророчит другим захлебнуться булькающей кровью в горле. Стася кулаком о пол ударяет - понтовей было бы костяшками о кирпичные стены мёртвой многоэтажки, но как-то не светит, да и привыкла семнадцать лет стерильно без синяков и царапин жить. Пивной горечью по рецепторам душит боль. Первый поцелуй с девушкой не украшение биографии, особенно если тебя отталкивают, упираясь ладонями в острые подростковые плечи. - Я тебе не страдалица из бульварных романов, - а губы горят поцелуем, пока взгляд фокусируется на чужих словах. Стася закапывается в подпольях родных комнат, собирая вязкое страдание в сквозной дыре прямо в солнечном сплетении. В страдании красота изощренная, только для особых гурманов вроде Хелены понятная. Вот и Стася внезапно её ощутила, почувствовала, так сказать.