Lost and not found.

      Мои шаги равномерные, но быстрые, когда я бреду по коридору, чьи стены и пол слепят своим белым цветом, но не причиняют ни боли, ни дискомфорта, а наоборот — успокаивают и даже тащат в сон, из-за чего мне приходится время от времени прикрывать рот рукой, зевая, пусть никого вокруг нет. Но одиночество меня не пугает, не угнетает, а поддерживает неловкую улыбку на моих губах.       Я вслушиваюсь во все звуки, что только могу поймать, но в мертвой тишине до моих ушей доносится только стук моих каблуков об пол и то, как бьется мое сердце в грудной клетке, убаюканное этим спокойным, размеренным темпом ходьбы, которая не прекратится, пока этого не захочу я, что дает мне полную власть над ситуацией и вселяет уверенность, ведь я знаю, куда идти. Мне не надо никуда спешить, но и останавливаться я не вижу смысла. Мне так хорошо и спокойно. Так зачем же это делать? Я знаю свой путь и цель. Мне нужно шагать вперед, туда, где все светлее, от темноты и вечного мрака. Из места без названия туда, что никому незнакомо.       — Беатрис! — чей-то голос заставляет меня обернуться назад, прекратив вечную, никогда бы не надоевшую игру.       Мне кажется, что он продолжает что-то шептать, но это не входит в список вещей, что я могу услышать, поэтому раздражение, которое появляется из-за остановки, заставляет меня пойти дальше.        — Трис. — На этот раз я подпрыгиваю на месте, понимая, что знаю владельца этого тона, пусть и в упор не могу вспомнить его имя. Какое-то странное. — Трис.       — Тобиас! — из моей груди вырывается пронзительный крик, от которого в жуткой тишине, кажется, вот-вот лопнут перепонки, но ничего не меняется, лишь свет в моих глазах темнеет.       Все не так. Я иду в лучший мир, но оставляю позади своих самых родных и хороших людей. Оставляю во мраке и тревогах.        — Тобиас! — мне кажется, что я оказываюсь в ловушке, пока не понимаю обратного — именно я и убегаю из ржавой клетки. — Тобиас!        На несколько секунд я немею от ужаса, но потом падаю на колени от бессилия, накатившего волной, начинаю стучать руками по ненавистным стенам, пытаясь их разломать, разбить, лишь бы избавиться от гнетущего чувства вины, что медленно проникает своими грязными когтями в мой мозг и сердце.       — Беатрис, — мне кажется, что его голос становится дальше, поэтому я поднимаюсь на ноги и бегу к источнику звука. — Беатрис!       Он что-то мне продолжает говорить, умоляя остаться, но мне просто не нужно его слушать. Просто нельзя, и точка, ведь так распорядился кто-то там. Сверху...        — Трис, я люблю тебя. Прошу, не оставляй меня.        Темнота заглатывает всю меня, обволакивает с ног до головы, из-за чего создается впечатление, что я не туда бежала и у моей дороги нет конца, который я ищу…       … до того момента, как мне удается вдохнуть полной грудью, широко раскрыв глаза в попытке увидеть Четыре.

Но его нет.

      Все мое тело болит, когда я с трудом поднимаюсь на ноги, отдираю все проводки, половина из которых уже не функционирует, пытаясь понять, что происходит, но вместо этого спотыкаюсь и падаю на землю, ударившись локтем. Мне кажется, что я попала не туда. Здесь меня не ждут. И не будут ждать. Ведь некому уже.       «Никого больше нет», — проносится у меня в голове, пока я рассматриваю огромную дыру в стене и сотни — нет, тысячи — обгоревших тел. И Чикаго тоже одно из них, ведь вон там, на закате, догорают Эрудиция и Бесстрашие, а Отречение спасло только меня.       Я вытираю слезы и аккуратно спрыгиваю на выпуклый камень, что похоронил не одного человека, все еще ощущая боль во всем теле, что относится и к душе.