Сентябрь 1971 год. Понятия не имею, зачем я решил завести дневник. На мой взгляд, это девчоночье занятие: писать о своих чувствах в какую-то тетрадку. Но мама долго настаивала на этом, и я всё-таки согласился. В конце-концов, она у меня хорошая и плохого не посоветует. Так что… Ну что ж, начну. Не, описывать себя не буду, слишком уж банально, поэтому сразу начну с событий. Так вот, я поступил в Хогвартс! Ура! Теперь я стал полноправным волшебником. Ну, почти. Попал я на факультет самых сильных людей и самых амбициозных. Здорово, правда? А уроки какие интересные, особенно зельеварение…
Сердце в груди девочки ёкнуло. У неё когда-то был друг, который просто без ума от зелий……Но самое замечательное — это то, что теперь я редко буду дома! Не буду находиться в том полуразвалившемся гнилом доме с отцом-пьяницей, который только и делает, что транжирит впустую деньги, орёт, да так, что слюной брызжет, а глаза становятся жутко-красными, да ещё и избивает нас с матерью, обзывая нас никчёмной обузой. Мерлин, как иногда бывает больно… Я аж днями, да что там, неделями, нормально сидеть не мог! Вся моя спина, кажется, состоит из различных ушибов, синяков и так и не заживших шрамов…
— Боже… — ахнула Лили и широко распахнула от ужаса глаза. Бедный мальчик…А ещё у меня никогда не было друзей, потому что все, абсолютно все в округе смеялись над моим нищим видом и тыкали пальцем. Мне так хотелось провалиться сквозь землю. Глядя на них, я чувствовал ревность, вон какие они все откормленные и довольные. Их-то родители любят и оберегают, как зеницу ока… Эх. Поступив в эту школу, я так надеялся, что ребята здесь попадутся другие, но увы… Большинство из них оказались высокомерными глупцами, снобами, ленивыми и наглыми особами, лжецами и лицемерами. Первое время я надеялся на ошибочность своих доводов, но с каждым разом моя вера разрушалась, и мне пришлось пылко заниматься учёбой. В одиночку. Нет, с одной стороны, лучше быть одному, чем иметь кучу паршивых друзей, готовых в любую минуту предать тебя, но всё же…
С каждой новой прочитанной страницей Лили всё более остро чувствовала жалость к автору этих записей. Внимательно читая, волшебница замечала, что счастливых моментов либо практически нет, либо они проблескивают где-то, но довольно-таки тускло. Но также с каждой новой странице росло какое-то ощущение подозрения, что она знакома с хозяином дневника, и сей факт казался ей очень странным.Октябрь 1972 год. Какая скукота. Ничего занятного и интересного на уроках, я давно изучил темы за курс и теперь не знаю, что мне делать. Домашние задания лёгкие и маленькие, не знаю, почему многие студенты так протяжно ноют и стонут. Хотя, это наверняка от чрезмерной лени. Мда… Нет, чтобы трудиться и учиться… А самые ленивые — это господа гриффиндорцы. Нет, они такие интересные, домашнее задание либо не делают вообще, либо пишут просто так, для виду, ничего не учат, а надеятся на положительные оценки и похвалу. Они готовы спасать мир от всяких чудовищ, но сесть за уроки, просто сесть за уроки и прилично позаниматься, не хотят. Вот странные. Но, как обычно, в большинстве правил имеется своё уникальное исключение. И в данном случае им является одна очень милая девочка. Красивая, симпатичная, яркая, позитивная и весёлая, словно огонь, стремится к равенству и справедливости. Умная, усердная. А её тяга к знаниям… А как блестят её глаза… Как я рад, что могу называть её своим другом, потому что на неё всегда можно положиться.
«Интересно, кто она?» — задумалась рыжеволосая ведьма, продолжая читать дальше. Спустя час она пролистнула ещё около двадцати страниц.Ноябрь–декабрь 1973 года. Дурацкие дни настали. Эти паршивая компашка гриффиндорцев меня уже откровенно достала. Сначала они портили мои (мои!) зелья, потом превращали в писклявого младенца на глазах у всех студентов Хогвартса и смеялись, как ненормальные. Мелочь? Нет, никакая это не мелочь, это уже реально война. Я чувствую, как мои кулаки невольно сжимаются, а на душе растёт моё недовольство. Хотя куда уж растёт, уже выросло! Моё терпение, если честно, уже лопнуло и теперь эти жалкие Мародёры попляшут!
«Мародёры?!» — в душе ведьмы всё дальше росло смутное подозрение о хозяине сего вместилища чувств.Апрель–май-июнь 1973 года. К концу года я уже чувствовал откровенную ненависть к этим «героям». Каждый день видеть их самодовольные и высокомерные лица, а ещё и презрительные взгляды в сторону слизеринцев — это выше моих сил. Поэтому я решил испытать на них одно занятное заклинание, от которого они все четверо превратились в трехметровых кур со змеиной мордой. О, как они визжали и орали, когда пришли в чувство! Какая услада для моих ушей! И это прекрасное воспоминание помогало мне забыть про волнение и спокойно сдать годовые контрольные, которые я, разумеется, написал просто превосходно. Единственное, что омрачало моё настроение — разлука с моей подругой. Моей драгоценной и единственной, от взгляда которой мой внутренний мир переворачивается с ног на голову, сердце в любую секунду готово вот-вот выскочить из груди, по венам горячо разливается огненным хлыстом кровь, а в душе разносится трепет… Мерлин, что за… Когда это случилось?
Прочитав последнюю строчку, Лили против воли улыбнулась. Похоже, этот некий автор испытывал к кому-то сильную привязанность, симпатию и даже… Был влюблён. Пролистнув ещё около десятка страниц, волшебница хмыкнула. Всё это было посвящено практически одним чувствам по отношению к этой загадочной девчонке, но о ней самой было написано довольно-таки размыто и понять, кто она, довольно-таки затруднительно…Сентябрь–ноябрь 1974 года. В этом году у нас появился новый учитель по Защите от Тёмных Искусств: низенький худенький старичок с огромными жёлто-карими глазами, волосатыми, как у бабуина, руками и лохматой, хотя нет, вру, идиотской причёской, по форме напоминающий треугольник болотного цвета. На лице были одни прыщи да царапины, а по направлению от правого уха до носа был виден яркий шрам. Да, на внешность весьма неприятен, но я решил не обращать внимания на сей пустяковый фактор, ведь всё-таки важно, какова его сущность, и я надеялся, что он окажется хорошим и терпеливым учителем, но увы, я ошибся. На всех орёт, размахивает руками, плюётся слюной, а глаза становятся, как у психопата, когда он смотрит на нас. Выражается довольно нецензурно и промывает всем косточки. Отвратный характер. И имя сему ужасу и кошмару — профессор Нервотрёп. Мда… У него при приёме на работу, интересно, брали различные медицинские справки? Хотя, скорее всего, нет.
«Действительно, учитель из него, мягко говоря, не очень» — покачала головой девочка и, прочитав ещё страниц тридцать, в ужасе уставилась на тетрадку и вздрогнула, покусывая губу. В груди болезненно заныло, в носу защипало, а на глаза навернулись слёзы.Весна 1975 года. Всё, моя жизнь теперь окончательно стала отвратительной: Мародёры всё сильнее и злее шутили, постоянно нападая на меня всей гурьбой и избивая, в результате чего я часто ходил в синяках, шрамах и кровоподтёках; гриффиндорцы смеются издевательски надо мной, словно я был каким-то бездарным скоморохом; слизеринцы презрительно кривили губы и отворачивались, видя моё унижение, а самое страшное, я обидел её. Я обидел своего ангела, хотя она всего лишь пыталась мне помочь. А я? Да, я не хотел показывать ей то, насколько я был слаб и опозорен, но называть её этим ужасным словом… Мерлин, назвать её, её, мой единственный светлый лучик в грязной ничтожной жизни, мой аленький цветочек, грязнокровкой… Мерлин, какой же я мерзавец! Так оскорбить добрую и милую девочку, всегда поддерживающую меня… Так унизить это прелестное создание… Жалкий идиот! О, Лили… Моё чудесное рыжеволосое солнышко… Если бы я мог сказать, как я сильно тебя люблю… Что ты мой воздух, мой кислород, моё счастье, без которого жить я не могу…
По щекам юной гриффиндорки покатились горькие слёзы, а руки, держащие дневник, дрожали.Как же больно смотреть в такие родные зелёные глаза и видеть в них презрение и обиду, вместо ласки и тепла. Я так хочу… Так хочу подойти к ней и сказать, что я полный идиот, признаться о своих чувствах и обнять, нежно-нежно прижимая её к своей груди, вдыхая её прелестный запах земляники и свежей утренней росы… С каждым днём, нет, с каждым часом, каждой минутой, секундой моё желание становиться всё сильнее и горячее, перед моими глазами пробегают чёрные точки и мне всё труднее сдерживать себя. Почему же я сдерживаю? Всё просто, я боюсь. Очень сильно боюсь того, что, узнав об этом, она только дальше меня оттолкнёт, а боль станет… Невыносимей. Мерлин, как же я хочу притронуться к её щеке своей ладонью, заставив тем самым покраснеть её, и обнять… Но увы, это невозможно. Мы никогда не будем вместе… Это всего лишь глупая и несбыточная мечта.
Тут же выпал дневник из вдруг ослабевших рук и юная гриффиндорка резко вздохнула. «О, Северус…» — с сожалением покачала головой Лили, и пошатываясь, встала. Всё это прочитанное было настолько резким и неожиданным, что было бы неплохо всё это тщательно обдумать в спокойной обстановке, но девушка решила немедленно отыскать своего друга и объясниться. Взяв дневник и спрятав его в складках мантии, девушка вышла из помещения и быстрым шагом стала искать друга. Хотя, друга ли? Мотнув головой, волшебница внимательно разглядывала каждый угол, кабинет, но так и не нашла парня. Глубоко вздохнув, гриффиндорка вышла из замка и, спустя некоторое время, нашла высокого и мрачного мальчишку с длинными тёмными, словно смоль, волосами, бледной кожей и длинным носом у самого озера. Завидев его, в груди девочки быстро забилось сердце, а дыхание перехватило. Вот он, её друг, стоит здесь, пора бы подойти… Но что, если… Сердито нахмурившись, волшебница плюнула на свои сомнения и медленно подошла к задумавшемуся подростку, мягко кладя руку ему на плечо. Тот, почувствовав тяжесть на плече, оторвался от своих мыслей и, обернувшись, удивлённо посмотрел на рыжеволосую ведьму. — Лили? Что ты здесь делаешь? — хрипло спросил он — Ты же… Ты же ненавидишь меня. — Нет, Северус. Даже учитывая прошлогодние обстоятельства, я тебе не ненавижу. Как я могу ненавидеть тебя? Я просто была очень зла и обижена. Я думала… Я считала тебя не очень хорошим человеком, но я ошибалась. Парень недоумённо моргнул. — Что? Почему? Сильно покраснев, девочка достала из сумки потрёпанную тетрадку и протянула слизеринцу. С сомнением глянув на тетрадь, мальчик взял её в руки, и разглядев её, заметно побледнел и сглотнул. — Ты… ты читала? — Да. Прости. Слизеринец нахмурился. — За что? Лили смущённо отвела взгляд и тихо произнесла, нервно теребя свою мантию: — Ну, во-первых, за то, что прочла твой дневник. Это было неправильно с моей стороны, ведь в нём все твои мысли, чувства, желания… Я, как бы без спроса, залезла в твою душу и всё вытрясла наружу, понимаешь? А во-вторых, за свою гордость. Я была так обижена на тебя, что не видела того, что тебе очень плохо. Я ранила тебя, прости. Взгляд парня заметно потеплел и тот, мгновенно сократив расстояние между собой и девушкой, крепко обнял её, нежно шепча ей в макушку: — Не извиняйся, Лили. Ты не обязана, правда. Я ведь сам виноват… — Северус… Дурак ты. — улыбнулась она и, сильнее прижавшись к груди парня, обхватила того руками и закрыла глаза, блаженно улыбаясь и растворяясь в нахлынувшем на неё счастье. Вот он, Северус, рядом, обнимает её и шепчет какие-то красивые слова, от которых молодое сердце волшебницы таяло, словно снег… Руки мальчика даровали ей какое-то ощущение тепла и комфорта и Лили, прижимаясь щекой к груди подростка, медленно вздыхала запах различных трав и зелий, от которых хотелось только улыбаться… — Что бы ни произошло, я всегда буду с тобой, Лили. Девушка подняла голову и с надеждой посмотрела в чёрные глаза. — Обещаешь? — тихо прошептала она. — Обещаю. — улыбнулся парень и мягко прикоснулся своими губами к её. Почувствовав прикосновение, Лили закрыла глаза и ответила парню, в глубине души чувствуя сладкую эйфорию. — Теперь всё будет хорошо, — оторвавшись от поцелуя, произнёс парень, улыбаясь. Рыжеволосая ведьма вновь прижалась к слизеринцу и тихо прошептала: — Верю…