Чем это закончилось

— Нам нужно поговорить. Баки произносит это так легко, что Пит почти не вздрагивает, чувствуя, как по спине бегут мурашки, и становится ужасно жарко, несмотря на то, что сентябрьские ночи не отличаются особой теплотой. Выключив камеру, Питер разворачивается. Баки покачивается на пятках, спрятав руки в карманы брюк, и выглядит так невинно, словно дурацкий стесняющийся смайлик, что, как Пит знает, ему совсем не свойственно. — Надеюсь, не о пестиках и тычинках, — улыбается он, жестом указывая в какую сторону лучше уйти, чтобы не попадаться на глаза. — А Стив тебе не рассказывал? — Лучше бы не рассказывал. Обойдя свадебные декорации, они заворачивают за угол, проходят по каменной дорожке и останавливаются около центрального входа в особняк. Баки хочет «поговорить», и чёрт знает, что именно он подразумевает под этим. В нынешнем обществе значений этого слова предостаточно, и все они настолько разные, что нельзя быть уверенным в том, что ты понимаешь его правильно. Может, в данном случае это эвфемизм, но Питер не хочет думать об этом, он надеется, что так оно и есть. Барнсу до жути идёт белая рубашка и галстук, бионическая рука вписывается в образ, словно цельный орех в шоколад – хочется непременно попробовать на вкус, и заодно ущипнуть себя, заверяя, что всё происходит в реальности. Реальней уже некуда. Питер не сводит с Баки взгляд, немного любопытный и самую малость жадный, зачарованный. — Твои родители счастливы, — говорит Баки, упираясь рукой в стену возле Питера, который, облокотившись, смотрит на него исподлобья. — Даже Стив немного пьян. Мне казалось, что такое невозможно. — Пьян? — удивляется Паркер, вздёрнув плечи. — Ну, он мне рассказывал о какой-то асгардской самогонке или типа того… — С чего ты решил, что он пьян? — У него замедленная реакция, — Барнс улыбается, чуть показав зубы. — И он позволил нам уйти незамеченными. Баки, шагнув, наклоняется, и Питер подается ему навстречу, обнимает Баки за шею, практически повиснув на нём, целует и тихо постанывает в поцелуй что-то про не очень удачно выбранное для этого место. А в мыслях уже складывается готовый сценарий, и плевать он хотел, что всё равно ничего не сложится так, как планируешь. Никто же не запрещает пытаться, не запрещает думать и мечтать, не запрещает стремиться к тому, чего хочется, и Питер давно решил, как хочет провести эту ночь. Он уже устал от свадьбы и всё, что нужно – расслабиться. Баки толкает дверь, поднимая Питера на руки, и заносит внутрь, не забывая эту самую дверь за собой закрыть, пнув ногой. Они останавливаются у стены с огромным окном. Барнс вжимает Пита в стену, продолжая целовать. У Баки на губах вкус недавно выкуренной сигареты и красного вина, Питер впитывает это в себя, наслаждается каждой новой каплей смешанных вкусов. Прерываясь, они глубоко дышат и, кажется, готовы в любой момент вновь сорваться, вцепиться друг в друга, но вместо этого Питер лишь улыбается, видя лицо Баки в свете свадебных гирлянд, что попадает в окно. — Не говори, что тебя заводит свадебная атмосфера, — выдает Барнс, и Питер смеется. — Меня заводит белая рубашка, торчащее из-под неё железо и твоё дурацкое «поговорить», — Пит, успокаиваясь, произносит это тихо, шепчет прямо над ухом, задевая кожу губами. И это так легко, так просто, Питер сам не верит. Баки снова целует, Пит обхватывает его лицо руками, стараясь прижаться ближе, слиться, ощущать его тепло и сводивший с ума запах. Наверное, он может делать это всю ночь: целовать и не ломать грани, не стараться прыгнуть выше головы, но кто как не Человек-Паук преодолевает препятствия за один прыжок, и этот рывок Питер делает не задумавшись. Всё начинается с пуговиц на рубашке. Они не летят в стороны, остаются целыми и невредимыми, каждая из них легко выскальзывает из своей прорезной петли, раскрывая рубашку шире. А под ней желанное тело, подтянутое, красивое, манящее. Питер поддается, распахивая полы рубашки, касается языком ключиц и спускается вниз, пытаясь поцеловать каждый миллиметр. Баки, положив руку ему на затылок, посмеивается, когда становится неожиданно щекотно. — Хэй, шкет, — громко вдыхая, Барнс зовёт его, и Питер, успевший удобно встать на колени, поднимает голову. — Ты там не слишком торопишься? — Нет, — улыбается Пит, расстёгивая молнию на брюках. — Ты что, боишься, что нас увидят? — Не то что бы... ох! Стой, — говорит Баки, и Пит снова поднимает взгляд вверх. Баки смотрит на него, на свой член совсем рядом с губами, еле сдерживается, чтобы не застонать в голос лишь от одного вида. — Давай, я к стене, — вдруг говорит он. Местами они меняются быстро. Баки стаскивает обувь и штаны вместе с трусами, кидая их на неподалёку стоящий диван. Пит долго не тянет, и, не давая опомниться, обхватывает головку, легко посасывает. Перед глазами всё мутнеет, картинка теряет чёткость, но Баки всё равно отчаянно смотрит на Питера, улавливая каждое движение. Медленные, складные движения, Баки фиксирует их все. Кусает губы, старается держать себя в руках, не сорваться, хоть и хочется вцепиться в волосы, грубо и с силой, и трахать этот рот, пока не кончатся силы и собственная сперма не начнёт стекать по губам. Питер не берёт полностью, захватывает член ртом лишь наполовину, уверенно движется по выработанной траектории, руками гладит живот. Баки перехватывает одну из его рук и крепко сжимает в своей ладони, наклоняется к ней и облизывает сначала указательный палец, затем средний, а после обхватывает их вместе и полностью засасывает в рот. Возможно, пора бы остановиться. Пит, не прекращая движений, задумывается об этом на секунду, но вместо того, чтобы выпустить член изо рта, берёт насколько может, притупляет рвотный рефлекс, и Барнс, уже не сдерживаясь, хватает его за волосы, прижимая, не давая отступить назад. Питер, не теряя времени, сжимает пальцы вокруг основания и терпеливо ждёт. — Между прочим, ты мне чуть волосы не выдрал, — говорит Питер, когда Баки отпускает его. — Скажи спасибо, что это была правая рука. — Твоя любимая, да? Баки хмурится, тянет Пита за руки, заставляя встать с колен, и прижимает к себе, целуя. Это как замкнутый круг, повторяющийся из раза в раз, необходимый для жизни. Питер словно завлекает в сети, манит поцелуями и прикосновениями, от которых бросает в дрожь. Уговаривает нежными фразами, но чаще – грязными желаниями, что озвучивает вслух. И Баки клянётся, что исполнит их все, стоит ему только дорваться до тела, которое всё ещё спрятано под одеждой. Их внимание привлекают люди, проходящие мимо окна. Со смешком в глазах Питер хватает штаны с дивана и бежит следом за Баки на второй этаж. Забегая в свою комнату, он плюхается на кровать, а Баки закрывает дверь, смеётся, прислоняясь к ней спиной. — Знаешь, я не шутил, когда говорил, что хочу, — приподнявшись на локтях, Пит бросает взгляд на Баки, но в комнате темно, в отличие от гостиной, и теперь по лицу Баки прочитать всё оказалось невозможным. — Бак? — Сейчас вернусь, — Баки быстро надевает брюки на голое тело. Пока Барнс где-то ходит, Паркер быстро раздевается, стаскивает узкие брюки, трусы, носки, нелепую рубашку и майку, которую Стив заставил его надеть. Он снова проигрывает в голове сценарий, вспоминая, что первый уже не удался. Мысли об этом заводят ещё больше, он отвлекается, забываясь, ласкает себя, гладит член, сжимает соски, представляя в красках, как это могло бы быть, если бы так делал Баки. Это – разминка, тренировка, необходимая как воздух. И Питер наслаждается ей. Он вздрагивает, громко выдыхает и, подняв голову, видит улыбающегося Барнса, который, пристроившись между его ног, касается языком. Надуманные ощущения несравнимы с реальностью, воздуха становится мало, но достаточно для двоих. Ласки не прекращаются, Баки вылизывает его, задрав ноги. Прикосновения становятся похожи на поцелуи, когда шустрый язык проникает внутрь, и Питер шипит, дёргается, не контролируя себя. И, боже, как же ему хочется, чтобы это никогда не заканчивалось, хоть тело и требует разрядки, ноя от напряжения. Кажется, празднование переместилось в дом, до них доносятся отголоски музыки и фальшивого пения Наташи, которая, когда выпьет, любит петь в караоке. Но это совсем не мешает их одиночеству, приятному уединению. Джеймс останавливается лишь тогда, когда Питер начинает его молить об этом. — Может, трахнешь меня уже? — спрашивает Пит, ложась на бок. — Только у меня... — Пришлось стащить у молодоженов. Да не бойся ты, у них там такой арсенал, они даже не заметят. Питер включает маленький настольный торшер, света от которого не хватит даже для чтения, но разглядеть в нём увлечённого Барнса он может с лихвой. Из небольшой бутылочки на руку Баки течёт вязкая смазка, прозрачная и, кажется, без запаха. Пит откидывает голову на подушку, замирая в ожидании. Нависая, Баки мягко целует его. Питер щурится, чувствуя, как металлические пальцы трутся о промежность. Подогнув колени, он вцепляется в волосы Барнса, притягивая к себе, отвлекается на поцелуй, и, когда один влажный палец проникает внутрь, ему почти не хочется кричать. Баки двигает им легко, не встречая препятствий, продолжая целовать Питера, который пытается выжать из поцелуя всё, лишь бы скрыть свою похоть, своё желание, спрятав откровенность в таком простом, но интимном жесте. Он пытается прижаться ближе, и когда воздуха не хватает, приходится ненадолго оторваться, а затем снова, по той же дороге, по тому же пути, целуя губы, в которых так приятно прятать рвущиеся наружу стоны. Баки добавляет второй палец, и Питер выгибается, вынужденно прерывая поцелуй. — Господи, я же не железный, в отличие от твоих пальцев, — на выдохе говорит он, цепляя одной рукой простынь. — Осторожнее. — Так говоришь, будто я не знаю, каково ощущать эти пальцы внутри, — шепчет Баки, прикусывая кожу на плече. — Не хочу знать подробности. Глубокий вдох. Выдох. Затем ещё один, и ещё. Каждый раз всё тяжелее. Питер сминает простынь до боли в костяшках, ткань хрустит. Баки двигает пальцами медленно, размеренно, иногда останавливается и бесстыдно рассматривает Питера, свободной рукой гладит напряженные бёдра, тело покрывается мурашками. Когда Баки сгибает пальцы внутри, Питер вскрикивает, кусает подушку, и в один момент все мысли вышибает из головы импульс, проскользнувший по телу. — Говори мне что-нибудь, — просит Пит, не зная, зачем. Ему просто нужно слышать голос, такой родной и любимый. Именно так Баки и поступает – говорит. И когда добавляет третий палец, получает вполне ожидаемую реакцию, но успокаивает Питера словами и поцелуями. Как ни странно, это помогает. Но становится действительно лучше, когда Баки, усевшись на колени, рукой обхватывает ноющий член. — У тебя там яйца ещё не звенят? — после каждого слова пауза, недолгая, но чувствительная; в обычное время такую не заметишь. — Потому что свои я уже слышу. Баки натужно смеется и вытаскивает пальцы. Задницу немного саднит, но Питер пытается об этом не думать. Смотря на него, Барнс понимает, что может пересчитать рёбра поцелуями; он такой худой, но в то же время чертовски сильный, крепкий. Баки засматривается, изучает, непроизвольно сжимая руки в кулаки. Округлые ягодицы так и просятся, зазывают, и Баки легко шлёпает его, тут же слыша стон в ответ. Он повторяет шлепки ещё несколько раз, сам получая удовольствие от процесса. Питер просит слишком часто, сердечный ритм ускоряется от каждого слова, сказанного им на выдохе. Это очаровывает, сводит с ума и никакими фантазиями здесь уже не отделаться. Выдержка летит к чертям, когда Пит двигает бёдрами навстречу его рукам, и пальцы, упираясь, давят прямо на вход. Наливая ещё смазки, Баки вновь вставляет их внутрь, сразу три, и Питер стонет, не прекращая просить «ещё». — Я готов, — Питер предупреждает: спокойно, с затуманенным взглядом. — Давай уже. — А то что? — улыбается Баки, целуя. — Кончишь ещё до начала? Слишком долго наполняются воздухом лёгкие, Пит не успевает ответить, потому что Баки вставляет до слёз в глазах. Питер утыкается в подушку, тяжело дышит и ждёт, когда станет легче, а потом Барнс двигается снова, входит чуть глубже. Приподнимаясь, Пит рукой упирается в его живот, на выдохе произнося: — Джеймс. Знак: стоп. Сигнал о боли, просьба подождать. Баки терпит, не двигается, ждёт, гладя бёдра Питера. Приходится приложить много усилий, чтобы в этот же миг не сорваться. Питер дышит рвано, не шевелится, лишь сминает в ладонях подушку. Привыкает. Он откидывает голову, и Баки открывается прекрасный вид на зацелованную шею, на которой без труда проглядываются тёмные пятна, оставленные Барнсом некоторое время назад. Минуты никто не считает. — Давай, — шепчет Пит, не до конца уверенный в своих словах. — Давай, Джеймс, — повысив голос, добавляет он. Баки слушается, почти полностью выходит, а затем резко входит, и после уже ничего не способно его остановить. Питер встает на колени, прогибается в спине, утыкаясь лицом в кровать, пока Барнс щедро засаживает, бодро и с силой, а Пит стонет и каждый раз пытается не сорваться на крик. Он проваливается в ощущения. Боль или наслаждение – Питер не понимает сам. Он чувствует, что конец близок, и хочет оттянуть его как можно дальше, но руки дрожат, он даже не может подняться. При каждой попытке Баки толкает его назад, и приходится снова лечь, а в один момент Барнс падает на него всем телом, продолжая вколачивать в матрас. Питер стонет в подушку. В горле першит, сушит, хочется ополоснуться немедленно. Он чувствует, как постепенно теряет голос, как стоны утихают, а потом и вовсе становятся бесшумными. Рывки одуряют, разум теряет связь с реальностью, и, когда Питер сжимается, когда Баки в нём становится еще теснее, оргазм настигает с такой силой, что тело дрожит ещё некоторое время после. Баки не останавливается, и Питер терпит, потому что не может сказать ни слова. Пережив собственное наслаждение, Баки долго извиняется, целует Питера, тот улыбается. — Ты совсем не можешь говорить? — спрашивает Баки, понимая, что Пит лишь кивает на все его слова. — В следующий раз придумаем стоп-жест. Ну, или действие. Укусишь указательный палец три раза, например. Питер в ответ смеется, утыкается носом в шею и недвусмысленно тянет руку вниз, надеясь на продолжение.

***

Утро начинается со стука в дверь. Питер разлепив глаза, видит Баки, развалившегося рядом, улыбается, но всё же встает с кровати, натягивает длинную футболку и идёт на стук, который не прекращается. Когда он поворачивает ручку и открывает дверь, за ней никого нет. Перед ним оказываются лишь ботинки Баки. Выглянув в коридор, он оглядывается по сторонам. — Не за что, — откуда-то раздается голос Бартона. Питер улыбается, берет ботинки и закрывает дверь.