Клетка для души

Эпиграф к главе написан eingluyck1! *** Он беззащитным маленьким котенком, Свернулся на груди большого орка. Ребенка ждал уже трагический конец, Когда шепнул он неуверенно: «Отец?» И одиночество растаяло, как дым, И страшный орк вдруг стал ему родным, Ведь двое – это и семья и даже сила, И жизнь уже для них не так постыла… *** Дороги Камии. Цирк. Фургон был небольшой, кровать узкая... Там и для одного огромного орка места было мало. Вот и встал вечером вопрос, куда уложить найденыша? Видел Зак однажды, как матросы спали на подвесных кроватях, надо бы и тут такую устроить. А что, повесить на ночь: малец мелкий, для такой птички-невелички гнездышко будет в самый раз... А пока поспит на кровати. Орк укрыл найденыша меховым одеялом. - Спи, зяблик, нам еще долго ехать... А сам устроился на полу на вытащенной из сундука медвежьей шкуре. Проснулся он от непонятного звука, словно скулил кто... Зак’ирей удивленно прислушался и, только окончательно проснувшись, вспомнил про ребенка... Малыш весь трясся, всхлипывал, свернувшись в клубочек, и занимал теперь места не больше подушки... - Успокойся, маленький... Зак погладил ребенка по голове, невольно стирая с его лба холодный пот... Что такое кошмары, Зак знал по себе, ни раз и ни два просыпаясь вот так же в поту... - Эх, ты, кроха... И у кого ж только рука поднялась... Зак подхватил малыша на руки и лег на кровать, устраивая малявку на своем животе. Малыш, почувствовав тепло большого тела, обнял орка за шею, тыкаясь ему в ключицу холодным носом. Странно... вроде, тепло же... но ребятёнок был совсем холодный и трясся, словно вытащенный из сугроба. Орк обнял его двумя руками, прижимая к себе покрепче и щедро делясь своим теплом. Малыш завозился, устраиваясь, распластался по нему, словно лягушонок, и покрепче обхватил здоровенную орочью шею ледянючими ладошками. Только после этого он прекратил тихонько всхлипывать и угомонился. Зак’ирей закрыл глаза... Почему-то рядом с этим ребенком и его застарелая боль стала не такой острой... Теперь он мог вспоминать о своём племени уже без раздирающей боли, лёжа и обнимая малыша. Теперь он мог отпустить от себя призраки их душ... Теперь он не один... Для орка остаться одному означало умереть. Но и умереть он не мог: тогда некому будет помнить о его предках, и души его племени навсегда потеряются на земле и не попадут в заоблачные степи. Десять лет он должен жить и помнить обо всех, кто погиб, и только потом, когда последняя заблудшая душа уйдет ввысь, он сможет умереть... Шаманы говорили, что души могут блуждать десять лет, но если о них помнят, они никогда не станут Безликими... Он ждал это время и отсчитывал его уже четыре года, но сегодня ему вдруг показалось, что племя его не умерло... Что вот этот живой комочек, который он сейчас сжимает в объятиях, и есть его племя... Но ведь не может же племя состоять из двух орков? Хотя, каких орков? Он же человечек... И все равно, разве может быть племя из двоих? И сам себе вдруг улыбнувшись, ответил – может... Он принял маленького безумного найденыша в свою душу и, значит, для него он теперь орк и член племени. Зак’ирей впервые заснул спокойно, не мучаясь кошмарами... Сайшес уже и не помнил, когда еще ему было так тепло и уютно. Он согрелся впервые за долгое время, и кашель... кашель больше не будил его постоянно, не давая спать... Он обнимал что-то большое, родное, прижимаясь к нему ухом, слыша стук сердца... Стук сердца того единственного, кто не прогонял его... кто раскрыл для него душу, и эта родная душа щедро делилась с ним энергией... Это было уже второе родное существо, которое он нашел... Сайшес заволновался, что потерял первое, приподнял голову... «Спи, малыш, я с тобой...». Нет, не потерял, та первая душа была где-то рядом... Она тоже была теплая и родная и отдавала все, что имела... Вот только энергия ее была... Мало подходящая? Да... Сайшес не мог пить ее так свободно, как пил сейчас энергию второй души: пил, захлебываясь, боясь, что оторвут, оттащат, не дадут... Голова уже кружилась... и он, напившись и захмелев – заснул... А энергия, попав в мертвую, погасшую ауру, питала и расправляла ее, расцвечивая живым огненным светом. Зак проснулся утром с неслабой головной болью, но все равно счастливым - ему теперь было ради кого жить, кого защищать и о ком заботиться. Теперь у него было племя! А фургон все ехал, покачиваясь, туда, где ждали цирк зрители и новые представления. Зак глянул в окошко - светало, через час надо будет сменить на козлах возницу... Сайшесу не хотелось просыпаться, он бы и не стал, вот только есть захотелось очень сильно, так что вставать все равно придется... Он вынырнул из сна и, не открывая глаз, потянулся... Под руки попалось вдруг... Что это? Он ощупал... Шея... Такая большая, что обхватить двумя ладонями не удавалось... Голова... Пальцы прошлись по жестким волосам... Руки несмело скользнули по губам... Клыки! Но страха не было... Губы улыбались, а руки тихонько гладили Сайшеса по спине... Захотелось открыть глаза и посмотреть, но Сайшес был уверен, что снова ничего не увидит, снова, как всегда, будет темно... Но... Сайшес открыл глаза... и невольно зажмурился от несмелых лучей зарождающегося нового дня, проникнувших сквозь оконца повозки. Он видит? Сайшес снова распахнул глаза и с удивлением уставился в темно-зеленые, почти черные глазищи на серо-зеленом лице. Нижняя челюсть чуть выступала вперед, и губы раздвигали клыки... Страшно? Но новорожденная душа Сайшеса, едва раскрыв лепестки, запечатлела образ орка... - Папа?.. – голос малыша неуверенно дрогнул. Орк что-то сказал, но Сайшес опять ничего не понял, и тогда орк просто погладил Сайшеса по торчащим в разные стороны обрезанным кудряшкам. Большая тяжелая ладонь была теплой и родной, и Сайшес успокоился: его не бросят и больше не выгонят на улицу, и теперь ему, наверное, не надо будет пить, когда захочется есть... Зак’ирей, заглянув в любопытные глаза малыша, вздохнул с облегчением – мальчик, вроде бы, пришел в себя, и мутная пелена безумия оставила его. Малыш что-то неуверенно спросил, но Зак снова его не понял... - Ничего, сынок, вот уже и глаза осмысленно смотрят, значит, и говорить научишься... – и большая ладонь снова нежно погладила малыша... Но пора было вставать... и не потому, что надо было куда-то бежать и что-то делать, нет, просто Зак впервые утром зверски хотел есть: живот просто крутило, зубы сводило от желания вонзить их в хлеб с мясом... А кстати! Зак’ирей встал. Где-то тут... О! Вчера вдовушка, у которой он проводил время в городе, провожая Зака, вручила ему корзинку, накрытую полотенцем... Он так и не успел посмотреть, что там, как его вызвал Морион, а потом уже и некогда было. И вот сейчас Зак в нетерпении срывал с корзины полотенце... - Оооо... Я тебя люблю... – выдохнул он, с умилением разглядывая целый окорок, пышный каравай белого хлеба, пирожки, здоровенную, литров на пять, бутыль с молоком и большие красные яблоки... Да-да, не удивляйтесь... При всей своей суровой внешности, Зак больше всего любил молоко и яблоки... И зная эту его слабость, вдовушка, как могла, привечала орка. - Эх... – вздохнул Зак, - хорошо... А руки уже сами доставали из настенного шкафчика кружки и тарелки... Сайшес с любопытством оглядывался. Большая кровать, на которой он спал, изголовьем упиралась в сундук, стоявший поперек фургона. Над сундуком было то ли большое окно, закрытое ставнями, то ли маленькая двойная дверь, из-за нее доносился голос возницы, понукающего лошадь... Напротив сидевшего Сайшеса было открытое окно, прямо под ним - складной стол, одной стороной прикрепленный шарнирами к стене; в ногах кровати, сбоку от нее, большая дверь, до потолка, наверное, на улицу. Сайшес поднял голову: на стенах висело множество шкафчиков, на вбитых гвоздях - какая-то пестрая, яркая одежда, расшитая блестками, огромные блестящие обручи, большие разноцветные перья, а на обратной стороне двери - свернутый кнут... Все так красиво и необычно... Все так хотелось потрогать, померить... Но... запах... до Сайшеса донесся божественный запах пирожков... Он закрыл глаза и тихонько проскулил, не зная, дадут ли ему хоть один... Зак в это время разложил стол и, усевшись на кровать, начал вынимать еду из корзины. - Ты чего еще не у стола? – обернулся он на этот тихий скулеж. - Давай подползай, - он приглашающе махнул рукой и рассмеялся, видя, как малыш действительно пополз по кровати на четвереньках прямо к столу. Орк не поленился, снял с гвоздя на стене свою рубашку и, надев на мальчика, подвернул рукава и подпоясал найденной лентой, затем еще закутал малыша в одеяло и сунул ему в руки кружку с молоком. - Держи-ка. И с улыбкой наблюдал, как мальчик, сморщив носик, нюхал молоко, потом пробовал, потом как-то умудрялся с улыбкой на губах его пить. Зак налил Сайшесу еще молока и сунул в руки пирожок. - Кушай, зяблик, - и рассмеялся, увидев на мордахе белые усы. Он вообще с удивительной легкостью смеялся сегодня: так, как будто и не было этих горьких четырех лет; так, как будто и не ждал он смерти, доживая свой, отмеренный им же самим, срок... Теперь-то уж ни о какой смерти и речи быть не могло - теперь у него было о ком заботиться и кого защищать... - Эх, - потянулся, наевшись, орк, снова чувствуя себя полным сил, - а вот когда я научу тебя ходить по канату, и совсем будет замечательно... Он оглянулся на мальчика - тот спал, положив голову на стол и намертво зажав в кулачке недоеденный пирожок. - Слабенький ты у меня еще... - орк уложил малыша в кровать и старательно укрыл, - спи, набирайся сил...