Ночь средь бела дня

      Ночь средь бела дня. В один миг было белым бело, в другой — тени сгущаются и выползают из углов и щелей, куда были загнаны. Момент, когда ночное светило закрывает собой солнце и чернеет в его ореоле — прекрасен. Тьма в объятьях света. Но это происходит не сразу, всё начинается с касания: как объятия, так и затмение*.       Джеймс Гордон возвращался домой после невесёлых посиделок в баре с напарником. Очередная мразь вышла сухой из воды. И сколько ни старались собрать улик и свидетелей, шантаж и хорошие связи вытаскивали злостных нарушителей на свободу. Прямо из зала суда. Детектив надеялся, что хотя бы в этот раз убийцу осудят и отправят в Блэкгейт на пожизненное. Ведь всё, абсолютно всё было против него. Несметное количество очевидцев, отпечатки пальцев на орудии убийства, частицы пороха на коже и одежде, чёрт, даже видеозапись! И ничего. Улики утеряны, свидетели отказались от дачи показаний или изменили их в пользу подсудимого. Хотя, чего ещё ожидать от Готэма? Единственная радость, что даже организованная преступность не любит серийных маньяков, педофилов и анархистов. Их они и сами рады сдавать. Если последние не взбесят мафию раньше и не закончат свои "беззаботные" деньки порубленными и в разных мешках, или же нашпигованными свинцом в канаве.       Детектив пробирался по вечернему городу, опустив голову и плечи, словно под тяжким грузом, с каждым шагом теряя остатки надежды. Блуждая по мрачным улицам, он всё чаще сворачивал в тёмные переулки, подальше от шумных гуляк. В одном из таких переулков он и наткнулся на парочку насильников. Возможно, случись это утром, он бы показал значок, с энтузиазмом арестовал ублюдков и сопроводил их в участок. И совершенно не важно, что смена закончилась три часа назад. Однако день не задался, и упаднические настроения вкупе с алкогольным дурманом взывали к тёмной стороне души. Наблюдая за изнасилованием, Гордон чувствовал усталость. Святая Мария, кто бы знал, как он устал от этого города, для которого такого рода происшествия нечто совершенно обыденное. Наоборот, было бы странно, если бы подобное не случалось. Не двигаясь с места, он размышлял, какому желанию поддаться: уйти, словно ничего не видел, или достать пистолет и просто пристрелить их. Бессилие закона раз от раза загоняло его всё дальше в угол. С каждым разом вера в справедливость законными методами истончалась. Совсем скоро её не станет, и он пойдёт с ружьём наперевес отстреливать всю эту организованную и не очень шушеру. Измотанный опьянением и поражением мозг требовал скорого отдыха. Джеймс взял себя в руки и собрался произвести арест. Просто взять их на мушку и зачитать права. Таким был план.       Сколько времени Вам нужно, чтобы прийти в ярость? В такую её степень, что глаза застилает пелена, а тело переполнено рвущейся энергией. Когда весь мир исчезает в огне, а желание уничтожать становится неконтролируемым, выжигает изнутри, бурлит в венах словно лава. Джиму Гордону понадобилась четверть секунды. Нечто, увиденное мельком, как искра стартера в комнате, наполненной взрывоопасными веществами и горючим — крохотное, едва заметное, но повлёкшее за собой смертельную ударную волну. Детектив не успел даже осознать увиденное, как бросился в яростную атаку. Он опомнился лишь спустя несколько минут, сидя верхом на одном из насильников и методично забивая его до смерти. Нанеся ещё несколько ударов по инерции, он недоуменно уставился на свои руки. Костяшки пальцев сбиты, к локтям стекает кровь, сердце загнанно бьётся. Он оглянулся и заметил второго преступника, застывшего в нелепой позе. Было похоже, что он стоит на четвереньках. Штаны были спущены, зад приподнят кверху, руки согнуты и спрятаны под живот, наверное, пытался прикрыть пах, а голова упирается в асфальт. Чуть правее от него в углу сидел и тихонько поскуливал парнишка. Разглядывая его, детектив вздрогнул: было что-то такое в образе дрожащей жертвы, то ли в спадающей челке, то ли в тёмном наряде, но в сумерках его можно было перепутать с одной знаменитой «птичкой». Слезая с бессознательного тела, Джим невесело подумал, что ему пора обратиться к «специалистам» и хорошенько выспаться. Кобблпот не первый день греет койки Аркхэма, а следующая вспышка гнева и вправду может закончиться резней.       Служитель правопорядка не вспоминал об этом случае, пока тот самый мальчишка не объявился в полицейском участке. Принёс обед, чтобы отблагодарить за спасение и поддержку, и никакие заверения в том, что Джим всего-навсего выполнял свою работу, не возымели эффекта. Сейчас при свете дня он удивлялся: как он мог хоть на мгновенье перепутать его с Пингвином? Кроме цвета волос и бледной кожи у этих двоих нет ничего общего. Лицо его было странно круглым, тогда как тело ужасно худым и угловатым, а ещё он обладал очень резким нравом. В свои двадцать два он выглядел лет на семнадцать, и даже сутулясь, был выше Гордона на целую голову. Впрочем, несмотря на несхожесть, Крис умудрялся напоминать об Освальде Кобблпоте. Каждый раз, когда Крис заходил в участок и детектив замечал его краем глаза, он оборачивался, чтобы удостовериться, что это не Пингвин. К слову, частые визиты готичного студента стали причиной волны подколок от сослуживцев. Харви Буллок так вообще ни на минуту не умолкал и вставлял комментарии о «молодом любовничке» по миллиону раз на день. Шутки шутками, а надоедливые посещения быстро превратились в «настойчивые ухаживания», заставляя Джима сжимать кулаки и цедить отказы сквозь зубы. Теперь забавлялась и Ли: «Джим, ты настолько прекрасен, что даже мужчины от тебя без ума». Так всё и вертелось, пока однажды детектив Гордон не посетил Аркхэм и не свиделся с Пингвином. Встреча была случайной, Джим направлялся на выход после разговора с доктором Стрэйнджем и в одном из коридоров увидел тень короля Готэма. Именно тень, потому что бледного до синевы Освальда с безвольно свисающей головой, которого не вели, а волокли двое санитаров, по-другому и не назвать. Его волосы отросли, сальные и спутанные, они закрывали лицо. Больничная пижама висела на нём как на вешалке. Он не издавал ни звука. Гордон преградил путь медработникам и попросил задержаться на минутку. Приподнимая голову Кобблпота пальцами за подбородок, настороженный детектив надеялся увидеть привычный маньячный блеск безумия. Но глаза Пингвина не выражали ничего, как пруд, засыпанный песком, в котором можно было угадать лишь отсутствие жизни. Ни тени мысли. Джиму странно было наблюдать отсутствие «ужасающей» улыбки. Как если бы личность ненавистной «птички» стёрли, а нарисовать новую забыли. Встреча не шла из головы. То и дело всплывали жалобные речи Пингвина об издевательствах и это его «мой старый друг». Полицейский направился в бар, вытряхнуть из утомленной головы всякий бред. Но бред выселяться решительно не желал. Мысли о текущем деле неизменно приводили в Аркхэм, а также к Освальду. Думая над тем, как аккуратно разнюхать происходящее внутри стен психиатрической лечебницы, Джим не заметил появление компаньона. Крис по-дружески хлопнул его по плечу и, как заведено, спросил о делах. Полумрак бара и лёгкое опьянение снова играли с детективом дурную шутку. Гордону то и дело казалось, что он сидит с Освальдом в его клубе, а вовсе не с Крисом в каком-то замшелом питейном заведении. Оттого он всё сильнее и сильнее вглядывался в лицо парнишки, боясь или надеясь, что вот-вот черты поплывут, и он увидит крючковатый нос, острый подбородок и безумные глаза. Глаза, похожие на треснутый лёд, глаза, в которых отражался весь Готэм. Гнилой, сумасбродный, слетевший с катушек, потерявший всякий стыд и крохи морали. Лживый и жестокий, залитый кровью, изломанный, редко податливый — в обмен на услугу. Прекрасный в своём изуродованном безумии. ***        «Как провёл ночь?» - если бы кто-нибудь задал этот вопрос Джеймсу Гордону на следующее утро, то непременно лишился бы зубов и пары целых рёбер. Полноценных воспоминаний не сохранилось, но тело на другой стороне кушетки и смазанные полусновидения отчетливо давали понять, что, с кем и как. Джим был взвинчен, как никогда раньше. Причиной тому был вовсе не секс с мужчиной. Его больше выводило из себя то, что он представлял на месте Криса Освальда. Сейчас, на трезвую и страдающую от похмелья голову, эта мысль казалась отвратительной. Тогда как ночью только отдалённое, визуальное сходство с Пингвином и позволило организму возбудиться. Всё его существо затопило чувство эстетического омерзения. Что-то грязное и тёмное на дне души удовлетворённо урчало, и это ощущение мучило его. Его терзала вина. Варясь в своём соку, Джим прятался от ясных очей Ли и ёрзал под взглядом напарника.       Между тем полицейские заботы снова привели напарников в Аркхэм. И весьма вовремя. Уже на подъезде к воротам был слышен несвойственный шум, а в воздухе витал запах хлора**. Сотрудники медучреждения лежали то тут, то там, как разбросанные игрушки. Двери были распахнуты, судя по всему, электропитание было отключено. Пациенты были также без сознания. Пока Харви выискивал доктора Стрэйнджа, Джим вызывал подкрепление и осматривал коридоры, в одном из которых он споткнулся о тело Кобблпота. Джим оглянулся вокруг: камеры всё ещё не работали, и поблизости никого не было. Наверное, детектива сам Дьявол дёрнул за руку, но тушку знакомого преступника он под шумок уволок. Вообще, Гордона очень огорчало, что в последнее время он с завидным упорством проигрывает своей тёмной стороне. Точнее, осознает, что совершил что-то «плохое», уже после того, как дело сделано. Фраза «Мне не стоило этого делать», - грозила стать девизом. Пингвин плохо на него влиял, Харви плохо на него влиял, все эти вынужденные нарушения закона плохо на него влияли, Готэм в целом плохо на него влиял.       Пингвин не подавал признаков жизни, хотя уже был в сознании. Гордон завязал ему глаза и ограничил в движении, заковав руки и ноги в цепи. Хотя, судя по всему, можно было и не связывать его, этот овощ шевелиться и не собирался. Пару дней спустя ситуация не изменилась. «Что за транквилизаторы такие?» - подумалось детективу. Несколько раз, кормя его с ложечки, он хотел заговорить, но мысль о том, что придется объяснять своё странное поведение, останавливала. Через неделю у Освальда случился приступ, его тело билось в судорогах, а из горла вырывались судорожные всхлипы. Одежда испачкалась и порвалась. Джим хотел оставить его, как есть. «Подумаешь, испачкался и пижама теперь как из шредера». Разглядывая кожу через прорехи, он и не заметил, как потянулся пальцами и начал снимать ошметки одежды, попутно оглаживая кончиками пальцев оголенные места. Медленно освобождая тело от тряпок, Джим входил в состояние подобное трансу. Мысли испарялись, оставляя его наедине со звенящей тишиной и нагим телом. Он осторожно поднял нагое тело и понёс в ванну. Освальд по-прежнему был подобием куклы, поэтому омыть его не было проблемой. Проблемой было не пялиться на него. Водя намыленной губкой по его худой спине, Гордон думал, что ему нужен медицинский уход. А ещё ругал себя за то, что вытащил его. Зачем было забирать его из психушки, где за ним присматривают и ухаживают? Может, он причиняет ему вред, лишая привычных медицинских процедур? «В конце концов, это же преступник, даже если его там бьют, это не моё дело!» - внушал себе Джим. Однако вернуть Освальда в дурку мысли не возникало. Да и чтобы он сказал? «Простите, что без спроса вывез с территории клиники особо опасного преступника, импульсивного убийцу со вспышками агрессии»? Как наверняка сказал бы Харви: «Хо-хо, Джимбо больше не наливать». За ленивым течением подобных мыслей ванные процедуры были завершены быстро.       Обтирая нагое тело, Джим старался думать об отчётах, поскольку, если не думать, кое-что начинало восставать и неприятно упираться в ширинку. Вытертого насухо Освальда он уложил на кровать. Детектив хмуро наблюдал за ним. Никаких телесных повреждений, только неестественная худоба. Через какое-то время Пингвин захныкал, утыкаясь лицом в подушку и обхватывая себя руками, он зашептал: «Где я? Пожалуйста, только не снова, прошу». Джим отметил для себя, что моральный прессинг докторам Аркхэма удался на славу. Сжимая губы и кулаки, Гордон не смел сойти с места. Кажется, за клинику нужно браться вплотную. Одно дело - небольшое наказание для преступников. Другое - издевательства над заключенными. Он стоял с упрямо вздёрнутым подбородком и наблюдал за тихой истерикой Кобблпота. С досадой выдохнув, он сдался порыву и укрыл Пингвина одеялом, устраиваясь сзади и приобнимая одной рукой. Освальд успокоился и уснул только через час. Поддавшись всё тому же порыву, как тогда на пристани, Джим оставил на тумбочке денег и еды на столе. «Надеюсь в этот раз он уедет из Готэма». Делая ставку на благоразумие бывшего короля Готэма, детектив вышел из заброшенного дома на окраине с намерением больше никогда в него не возвращаться.       По окончании дела о лечебнице Аркхэм Гордон чувствовал себя вымотанным и не желал уже ничего. «Ли ушла и правильно сделала, нечего ей с таким, как я, маяться, только неприятностей себе наживёт. И вообще, я женат на работе, она ходит за мной по пятам. Вспомнить хотя бы случай с убийством в цирке. Сходил на свидание, ничего не скажешь, правда?» Уговаривая себя, что всё, что не случается, то к лучшему, Джим открывал дверь в свою квартиру. Пыльная, тёмная, маленькая и на отшибе. Идеально, если не любишь любопытных соседей, приходишь только ночевать, и то раза два в неделю. Он зашёл на кухню, включил свет и, только набрасывая пиджак на спинку стула, заметил, что не один. Возле окошка, прислонившись к подоконнику, стоял Освальд Честерфилд Кобблпот. Поджатые губы кривились в ухмылке, а взгляд из-под челки блестел хорошо знакомым безумием. Пингвин снова был собой, отражением Готэма. Даже не так, воплощением Готэма. — Добрый вечер, Джим, мой старый друг. Гордон подскочил к нему и прижал к подоконнику, хватая за лацканы пиджака. — Ты окончательно спятил, Пингвин? Соскучился по Аркхэму? Или оформим тебя сразу в Блэкгейт? — цедил сквозь зубы Джим. — Джим, Джим, плохо ты меня знаешь. Нет, не так. Плохо же ты СЕБЯ знаешь. Не ты ли вытащил меня из Аркхэма? Гордон зло рассмеялся, отворачивая голову. — Ты перегрелся, или медикаменты, которыми тебя пичкали в психушке, вызывают галлюцинации? Освальд цокнул и заулыбался омерзительнее прежнего. — Слова не для нас, не так ли, Джим? В следующий момент он ударил детектива под дых, сделал подсечку и, упираясь ладонями ему в плечи, повалил на пол. Пихая друг друга, они провозились пару минут, пока Пингвин не дотянулся до губ Гордона. На мгновенье Джим застыл. Этого хватило, чтобы Освальд оседлал его бёдра и потянулся за новым поцелуем. Прижатый к полу блондин стал вырываться, громко проклиная всех и вся на чём свет стоит. Следующие несколько попыток поцеловать его стали провальными. Что ж, Пингвин был терпелив. Но не настолько, поэтому на четвертый раз он укусил брыкающегося полицейского, заехал коленом в живот, вызывая судорожный вздох, и снова припал к губам. На этот раз успешно. Поцелуи были жадными и злыми. Джим, для протокола, всё ещё пытался сбросить с себя Кобблпота. Брыкаясь всё больше для приличия, чем для иного. От интенсивного трения тел накатило возбуждение, и, когда терпеть его стало невыносимо, Гордон зарычал и оторвал от себя Пингвина, поднимаясь и хватая его за шкирку. Так, прижимая друг друга к стенкам коридора, они едва дошли до спальни, попутно сбрасывая с себя одежду. Джим покусывал ключицы Освальда, пока последний расстёгивал его ремень. Пингвин оттягивал его голову за волосы, пока Джим стягивал с него штаны и шарил руками по спине. Оставшись нагишом, он подхватил Освальда под колени и забросил на кровать. Укладываясь сверху, он продолжил покусывать кожу своего «друга», прокладывая дорожку вниз от шеи, по груди и до живота. Пупок был награжден круговым движением языка. Его руки залезли под поясницу Кобблпота и приподняли, чтобы Освальд мог подложить под себя подушку. Джеймс развел его ноги в сторону, и, разводя половинки довольно аппетитной для такого задохлика попки, особо не церемонясь, начал проникновение. Пингвин тихо взвыл, хватая вторую подушку и прижимая к лицу. Гордону не было дела до того, что он причиняет партнёру боль. Он прикрыл глаза, прикусил нижнюю губу и с тихим довольным стоном тянул его за бёдра на себя, пока не вошёл на всю длину. Их дыхание стало прерывистым. Несмотря на боль, возбуждение Освальда не покинуло, и он сжал плоть детектива, сокращая свои мышцы. Джим коротко охнул и стал наращивать темп, возвращаясь к истязанию своей пары зубами, крепко сжимая в объятиях. Пингвин заходился стонами, шаря руками по спине детектива, зарываясь ему пальцами в волосы и оттягивая голову для очередного злого поцелуя. В один момент Гордон изменил угол проникновения, и Освальда буквально подкинуло на кровати. Он выгнул спину почти дугой и крепко обхватил Джима ногами за поясницу. Шлепаясь обратно на постель, он вцепился руками в изголовье кровати и стал вертеть головой. Гордон чувствовал приближение кульминации, взял Освальда под ноги и приподнял, выгибаясь ему навстречу. Огладив его правую ногу, он потянул её за колено и уложил на плечо. Проведя по бедру носом, он прихватил кожу зубами и впивался всё сильнее, приближаясь к пику. Так, вдыхая запах кожи и ощущая привкус крови во рту, он достиг оглушительного оргазма. Часом позднее, разглядывая потолок, Гордон думал, что лучше бы он не возвращался в Готэм. Этот город сведёт с ума кого угодно. И, уже засыпая под ворчание морозостойкой птички, он вдруг подумал, что безумие это не так уж и плохо. В конце концов, где ещё в мире найдёшь такой город, где мафия делает одолжения полиции, а у преступников бывают крио-пушки? Зато тут не бывает скучно. По сравнению с безумным Готэмом, другие города бесконечно скучны и однолики. Тяжело вздохнув и двинув локтем под рёбра ворчуну, Джим перевернулся на бок и уснул.       Готэм - это смертельный вирус, и даже выезжая за его пределы, ты всё ещё болен. Бежать бесполезно. Прими своё безумие и живи с ним. Как бы ни было темно в затмение, света достаточно, чтобы разглядеть дорогу. *Первая фаза затмения, при котором соприкасаются диски луны и солнца и вправду называется касанием. **Сам без понятия, но вроде как есть газ — смесь хлороформа с углекислым газом, которым можно лишить человека сознания на несколько минут. И раз уж в составе есть хлороформ, очень надеюсь что его можно учуять.