Чёрный бархат

Коридор из-за вычурной, но однообразной отделки выглядел бесконечным, казалось, идти по нему — века. В нём простёрлась особая тишина, сравнимая лишь с покоем склепа: она заглушала и стук каблуков Шер, и шелест чёрного одеяния Дарсии. И весь город напоминал склеп — мрачностью, затхлым воздухом, застывшим временем. — Было разумнее ответить мне «нет», — жутковато раскрашенная фарфоровая маска немного искажала низкий голос аристократа. — Что? — Шер оторвалась от мыслей о судьбе Чезы, её бедной Чезы, ставшей пешкой в жестокой игре, и не сразу поняла, что он имел в виду вопрос: «Последуешь ли ты за мной в сердце тьмы?». — Да, знаю, это может быть опасно… Дарсия остановился и обернулся так неожиданно, что она почти уткнулась ему в грудь — их теперь разделяло расстояние едва в ладонь. Колыхнулись изломанные угольно-чёрные перья, и в нарисованной от уха до уха клоунской ухмылке, показалось Шер, проглянуло что-то зловещее, как в окровавленном волчьем оскале. Он долго вглядывался в её лицо, и пальцы его рук в перчатках мелко дрожали. Шер, замерев, боролась с недобрым предчувствием: они же должны спешить, к чему задержка? — Не в том смысле, какой ты подразумеваешь, — медленно произнёс он и поднял руку. Маска упала на пол. Сознание заволокло чёрной бархатной тьмой, жаркой, связывавшей по рукам и ногам, отнимавшей силы, и Шер, заворожённая, одурманенная внезапным вожделением в глазах Дарсии, не успела даже осознать, когда оказалась прижатой к стене его телом. Она не сопротивлялась, да и не хотела, пусть здравый смысл на краю сознания твердил, что испытываемые ею чувства не её вовсе и он её околдовал, пусть в поцелуе не было нежности, только привкус крови, слепое животное желание и отчаяние обречённого, для которого этот поцелуй — последний в жизни. Как сквозь сон она ощущала прикосновения: ласки становились всё настойчивее, словно Дарсия совсем утратил над собой власть и собирался взять её прямо здесь и сейчас. И вдруг он отстранился. Хрипло, но уже без страсти, с нотками раскаяния прошептал, проводя пальцами по её щеке и отпуская её волю: — Это невыносимо — видеть тебя рядом. Живую. Тёплую… Испуганная Шер цеплялась за стену, забыв, что одежда и причёска в полном беспорядке. Дарсия поднял маску, и за миг до того, как фарфоровая личина накрыла его лицо, он шевельнул губами, выдыхая слово. Она поклялась бы, что этим словом было имя. «Хамона».